себя считала великой державой и как таковая требовала себе место в европейском сообществе.
Это требование было оправдано, но лишь до некоторой степени. Санкт-Петербург, столица России, построенный по образцу Амстердама, действительно был западным городом, и русская элита, говорившая по-французски, чувствовала себя на Западе, как дома. Русская литература, музыка, искусство и наука, появившиеся в девятнадцатом и начале двадцатого века, находились на уровне европейской культуры и в некоторых отношениях шли даже впереди, и это усиливало общее впечатление.
Но высокая культура была достоянием лишь узкого слоя российского общества — знати, интеллигенции и высшей бюрократии. Целых три четверти населения империи составляли крестьяне, которые в подавляющем большинстве жили в своем собственном мире, никак не затронутом западной цивилизацией. У них не было общего языка с образованными людьми, на которых они смотрели как на иностранцев. Большинство крестьян России не были фермерами, обрабатывающими собственные земельные наделы; они были членами сельских общин, владевших землей сообща и периодически перераспределявших ее в соответствии с изменением размеров каждой крестьянской семьи. В представлении крестьян, земля была не товаром, а источником существования, и право на нее имели лишь те, кто ее обрабатывал.
Крестьян отличал консерватизм, преданность монархии и православной церкви. В одном, и только в одном, отношении они представляли собой горючий материал для революции, а именно: они страдали от нехватки земли. Русские крестьяне не были угнетенным сельским пролетариатом: в 1916 году им принадлежало 89,1 процента пахотной земли в европейской части России[1]. Но их численность росла быстрее, чем количество, находившейся у них в пользовании земли: надел, кормивший в середине девятнадцатого века два рта, пятьдесят лет спустя должен был кормить три. Традиционные методы экстенсивного землепользования сочетались с трудными климатическими условиями и давали низкие урожаи. Крестьяне твердо верили, что царь, которого они считали законным хозяином всей земли, в один прекрасный день отберет ее у помещиков и обладавших ею крестьян и распределит между общинами. Однако если он этого не сделает — а в начале 1900-х годов стали возникать подозрения, что не сделает, — они были готовы захватить ее силой. Другие факторы тоже препятствовали превращению России в страну Запада. Большую часть своей истории власть в ней выступала в крайней форме самодержавия, при которой царь обладал не только неограниченной законодательной, судебной и исполнительной властью, но в буквальном смысле слова владел страной и мог по своему усмотрению распоряжаться ее человеческими и материальными ресурсами — это был режим, который немецкий социолог Макс Вебер назвал «вотчинным». Управление обширной империей было поручено бюрократии, которая, наряду с армией и полицией, поддерживала порядок, никак не отчитываясь перед народом. До 1905 года, когда гражданские беспорядки вынудили царя одарить своих подданных конституцией и гражданскими правами, русских могли арестовывать и ссылать без суда просто за размышления об изменении существующего положения вещей.
Частная собственность на землю пришла в Россию — исключительно для дворянства — только в конце восемнадцатого века; до того времени вся земля принадлежала короне. В отличие от этого, на Западе основная часть земли со времен Средневековья находилась в частных руках. Правовые институты, обычно развивающиеся рука об руку с правами собственности, тоже появились с запозданием: первые своды законов появились в 1830-х годах, а первые действенные суды — в 1860-х. До того времени громадное большинство русских, пребывавших в крепостной зависимости от государства или дворянства, не имело ни юридических прав, ни прав собственности. Первые представительные институты, ограничивавшие власть трона, возникли в 1906 году, на века позднее европейских парламентов. Гражданское законодательство отсутствовало. Историческое наследие означало, что большинство русских, а также завоеванные ими народы никак не могли полагаться на свое правительство. Они подчинялись, потому что у них не было иного выбора; их идеалом становилась анархия. Сжимая страну прочной хваткой, цари, в стремлении сохранять за ней статус великой мировой державы, предпринимали шаги, неизбежно подрывавшие их власть. Распространяя знания и критическое мышление, российские университеты создавали прослойку граждан, для которых подавление свободы слова было непереносимым. Александр Герцен так выразил дилемму, стоявшую перед его поколением:
Нам дают солидное образование, в нас поселяют желания, стремления, страдания современного мира, а потом кричат: «Оставайтесь рабами, немыми и бездеятельными, иначе вам — смерть».
Эта противоречивая политика способствовала появлению интеллигенции, определяющим качеством которой стала оппозиция всему существующему социальному и политическому порядку и убежденность в том, что, действуя подобным образом, она говорит от имени бессловесного народа. Питательной средой для революционеров — от «проповедников» ненасильственных мер до крайних террористов — стали не заводы и фабрики России, а университеты.
Была у царей и еще одна политическая линия, подрывавшая их собственную власть, — они поощряли развитие капитализма. В ходе Крымской войны 1854-55 годов Россия на собственной территории потерпела поражение от западных промышленных демократий. Это унижение засвидетельствовало тот факт, что ни одна страна в современном мире не может претендовать на статус великой державы, если она не располагает развитой промышленностью и транспортом. Поражение побудило царей способствовать развитию того и другого с помощью внутреннего и иностранного капитала. Как следствие стали возникать центры принятия решений, независимые от правительства и его бюрократии.
В результате рост образования и индустриализация, потребные для удовлетворения глобальных амбиций России, подрывали власть царизма над страной.
Эти обстоятельства помогают понять, почему коммунистическая революция, которой, по Марксу, следовало произойти на промышленно развитом Западе, на самом деле случилась на аграрном Востоке. В России не было наличествовавших на Западе факторов сдерживания социальной революции: уважения закона и прав собственности, наряду с чувством верности государству, защищающему свободу и социальные институты. Русская радикальная интеллигенция, проникнутая утопическим идеализмом, с одной стороны, и крестьянство, устремленное к захвату частных земельных владений, с другой, создавали состояние постоянной напряженности, готовое разрешиться взрывом в любой момент, когда центральное правительство окажется в трудном положении.
Ни один из экономических императивов, выделенных Марксом и Энгельсом, не играл здесь никакой роли.
Условия, которые подвели Россию к революционному взрыву, определили и форму возникшего здесь коммунистического режима. Оказалось, что социализм, введенный в стране, не знавшей традиций, которые могли бы содействовать достижению намеченного Марксом идеала полнокровной человеческой жизни, очень быстро и совершенно спонтанно принял худшие черты похороненного царского режима. Социалистические лозунги, которые на Западе постоянно размывались и постепенно стали неотличимыми от либеральных, в России и других не западных странах были переосмыслены в привычных представлениях о неограниченной государственной власти над гражданами и их достоянием. Так родился советский тоталитаризм, взошедший из марксистских семян, посеянных на вотчинной почве царизма.
Революционное движение возникло в России в 1870-е годы под влиянием западных социалистических и анархических учений, нашедших себе последователей в основном в среде университетского студенчества. Молодые люди шли в деревню, рассчитывая на теплый прием со стороны крестьян, но их ждало разочарование. Оказалось, что крестьяне не столько испытывают неприязнь к своим более богатым соседям или «кулакам», сколько сами мечтают стать такими же. Они верили в царя, убежденные, что он передаст им землю в частное владение.
Разуверившись в возможностях движения, большая часть молодежи его покинула. Но маленькая группа, объединившаяся в партию «Народная воля», сосредоточила усилия на преодолении благоговейного страха, с которым народ относился к царю, и с этой целью начала кампанию убийств высших правительственных чиновников. «Народная воля» подняла первую в истории волну политического террора. В марте 1881 года народовольцам удалось покушение на Александра II, монарха, двадцатью годами ранее освободившего русских крепостных. Убийство не достигло цели. Скорее оно имело обратное следствие: вместо того, чтобы поднять народ против режима, оно вызвало широкое общественное недовольство, дискредитировав на какое-то время революционные методы.
Социал-демократия пришла в Россию в 1890-е годы. Своей привлекательностью она была обязана тому факту, что в это десятилетие Россия переживала настолько стремительную индустриализацию, что стало вероятным появление в ней полноценной капиталистической экономики со всеми сопутствующими социальными последствиями, описанными в Капитале Маркса. Социал-демократические молодежные кружки, как грибы после дождя появившиеся в это время в российских университетах, отвергли терроризм как бесперспективную тактику, обусловленную ожиданием эволюции экономики. Со временем, верили члены этих кружков, Россия испытает все противоречия, свойственные капитализму, и разрешится революцией.
Российская социал-демократическая рабочая партия была основана на нелегальном съезде — быстро разогнанном полицией — в 1898 году. Ее манифест, написанный Петром Струве, гласил, что Россия добьется свободы усилиями не робкой буржуазии, а промышленного рабочего класса. Освобождение от самодержавия, в свою очередь, проложит путь социализму. Эта посылка содержала намек на то, чему суждено было стать главным постулатом российской социал-демократии: мысль о двух стадиях революции; первая была призвана свергнуть царское самодержавие и создать в России демократический «буржуазный» режим, вторая — свергнуть этот режим и начать движение к социализму. Эта стратегия воспроизводила установки Маркса и Энгельса, призывавших к тактическому союзу с либералами против феодальных режимов.
Российская социал-демократическая рабочая партия формально организовалась в 1903 году на Лондонском съезде. Там же движение сразу раскололось на две фракции, одну во главе с Мартовым, получившую название «меньшевиков», и другую во главе с Лениным, окрестившую себя «большевиками». Несмотря на попытки примирения, эти фракции так никогда и не объединились из-за бескомпромиссной враждебности Ленина к любым социалистам, противившимся его руководству. Поскольку слово «коммунизм» стало в основном ассоциироваться с Лениным и его партией, необходимо здесь задержаться и пристальнее присмотреться к этому человеку, который в двадцатом веке оказал на политику, пожалуй, большее влияние, чем любой другой общественный деятель.
Владимир Ильич Ульянов-Ленин родился в 1870 году в Симбирске в семье консервативного и ревностно православного школьного инспектора, которому солидное положение в чиновничьей иерархии принесло звание потомственного дворянина. На закате имперской России не было ничего необычного в том, что дети таких высокопоставленных чиновников, движимые, очевидно, из чувства вины за свои привилегии, становились радикалами. В 1887 году старший брат Ленина, Александр, был казнен за участие в заговоре с целью убийства царя Александра III. Сестры Ленина тоже не избежали неприятностей и побывали в тюрьме. Однако сам Ленин в школьные годы не проявлял интереса к политике: выделявшийся своими способностями ученик, он плавно переходил из класса в класс, отмечаемый золотыми медалями за успехи в учебе и примерное поведение.
Неприятности начались у него в 1887 году с поступлением в Казанский университет. Своим участием в незначительных студенческих волнениях, направленных против университетских порядков, он привлек к себе внимание полиции. Опознанный как брат казненного террориста, он был исключен из студентов и, несмотря на неоднократные просьбы матери, в университете восстановлен не был. Следующие три года Ленин провел в вынужденном безделье, постепенно озлобляясь по отношению к режиму, столь сурово его наказавшему за малосущественное нарушение университетских правил, чем навсегда поломал ему карьеру.
