всегда казались столь реакционными. Делавшийся в них акцент на социальное обеспечение, образование и социальную мобильность крайне не походил на приоритеты прежних правителей, и такие акценты могли быть очень популярны. Однако у этих достижений имелись и жесткие ограничения. Проблемы экономики обычно были запущенными и закостеневшими. Применяемые методы — нерациональными и опустошительными для экологии. И для граждан стран Восточной Европы, где установились коммунистические режимы, глубина контраста с потребительскими обществами Запада была предельно очевидной. Коммунизм производил впечатление стагнирующего военного ригоризма, а не пульсирующей жизнью современности.
Но, вероятно, еще более губительным, чем экономический застой, был разительный контраст между идеалами коммунизма и окружающей реальностью. В 1970-е годы в СССР уже очень немногие искренне верили, что партия пытается создать новое, динамичное и равноправное общество. Партия, пришедшая к власти как воинственная идеалистичная элита, теперь, как казалось, теряла свою функцию и превращалась в орган, чьей единственной целью становилось сохранение власти и имеющихся привилегий. Победив системы, в которых царило устоявшееся неравенство, партия как будто создавала новую такую же систему. Особенное разочарование ожидало образованные слои городского населения, которое отлучили от власти и чью свободу ограничили, и по мере того, как западное общество становилось все более разносторонним и равноправным — в том числе в ответ на коммунистическую угрозу, существовавшую после Второй мировой войны, коммунизм теперь казался более олигархическим и менее современным, чем строй-соперник.
Коммунизм также все сильнее дискредитировался из-за собственного насильственного прошлого, и это касалось как новых режимов, появлявшихся в развивающихся странах, так и из-за свежих воспоминаний о преступлениях сталинизма и маоизма. «Большой скачок», Культурная революция, Большой террор, насилие, творившееся в Камбодже и в Эфиопии, представленные как важнейшие этапы на пути к коммунизму, ставили под сомнение и весь марксизм. Репрессии, превратившиеся в будничное явление, также подчеркивали связь между марксизмом и бесчеловечностью. Из-за этого нарастали дискуссии об ответственности самого Маркса за очевидную и постоянную тенденцию к насилию, которую вызывали его идеи. Некоторые идеи Маркса — в особенности его отрицание либеральных прав и предположение о полном народном единстве в будущем — использовались для оправдания проектов тотального государственного контроля и мобилизации, даже если это не говорилось самим Марксом. То, как Маркс и Энгельс прославляли революционную тактику, также применялось для оправдания насилия. По мысли защитников Маркса, он все равно оказался бы в оппозиции к олигархической политике, практиковавшейся марксистско-ленинистскими партиями, и не одобрил бы режимов, созданных коммунистами[911].
V
В октябре 2008 года фрау Мюллер, учительница из немецкого города Карлсруэ, увидела, что один из ее учеников пришел на урок в куртке с капюшоном, на которой красовались буквы «USA». «Повернись к классу, — сказала учительница, — и скажи, как ты посмел прийти на урок в таком виде? Тут тебе не показ мод для классовых врагов, и я пошлю соответствующее письмо на работу твоим родителям». Разумеется, никакого письма она посылать не стала. И учительница, и ученики принимали участие в исторической реконструкции коммунистических времен, призванной показать молодым немцам темные стороны коммунистической системы[912]. Восемнадцатилетним ученикам были розданы пионерские галстуки и велено петь коммунистические песни. Им также приказали обличать ученика-«диссидента», и казалось, что они совсем не против сыграть эти роли. Организатор проекта признавалась: «Я специально создаю тоталитарную атмосферу, и я все еще ужасаюсь тому, как легко люди привыкают к ней»{1301}. Точнее, она боялась ностальгии по ГДР, которая пробуждалась у учащихся: «Некоторые думали, что жить там было все равно как в социальном раю».
Этот эпизод свидетельствует о том, что в некоторых бывших Коммунистических обществах экономический кризис вызвал рост ностальгических воспоминаний по коммунистическому обществу, в котором у всех была работа и социальное обеспечение. Однако эта ностальгия имеет мало общего с возвращением к «реальному социализму» — еще очень свежи воспоминания о его подменах и провалах. Действительно, современное имущественное неравенство стало благодатной почвой, позволившей активизироваться в некоторых странах популистским течениям выраженного левого толка. Но опыт показывает, что острое экономическое неравенство иногда бывает необходимым, но недостаточным условием для успеха ультралевых сил. Также требуется наличие империи или глубоко устоявшейся иерархии в обществе[913]. Если такие элементы (или нечто подобное) возродятся, то, весьма вероятно, могут развиться и новые формы экстремистских политических течений левого толка[914].
Также возможно, что романтическая, коллективистская коммунистическая традиция, в последний раз проявившаяся на баррикадах в 1968 году[915], вновь станет значимой. На самом деле, антиглобалистские и экологические движения имеют много общего с такой политикой. Если кризис глобального капитализма будет усугубляться, романтические марксистские идеалы личностного развития и участия в демократических процессах могут стать более привлекательными. Но проблема, поднятая Марксом, пока так и не решена: как децентрализованные коммуны могут достичь экономического благополучия?[916] Можно ли добиться этого только ценой снижения уровня жизни и сужения кругозора, как считал сам Маркс?[917] Если ситуация именно такова, то сложно предположить, как политика такого рода может завоевать массовую поддержку[918].
История коммунизма должна была научить нас двум вещам. Первый аспект, уже описанный многими писателями, — насколько деструктивным может быть утопическое мышление[919]. Второй урок, которому сегодня все еще не уделяется должного внимания, — опасность острого неравенства и очевидной несправедливости, которая может сделать более привлекательной такую утопическую политику. С 1989 года силы, находящиеся у власти, не выучили ни одного из этих уроков. Резко реагируя на коммунистические утопии, мессиански настроенные догматичные либералы пытаются насадить свой строй по всему миру — порой с позиции силы. Пожалуй, только сегодня, отрезвленные кризисом 2008 года, мы наконец сделаем выводы из истории коммунизма. Только в таком случае мы не станем свидетелями нового кровавого акта в трагедии о Прометее.
Избранная библиография
S. Courtois et al., The Black Book of Communism (Cambridge, Mass., 1999).
M. Dreyfus et al., Le Siecle des communismes (Paris, 2000).
F. Furet, The Passing of an Illusion (Chicago, 2004).
K. Jowitt, New World Disorder, The Leninist Extinction (Berkeley, 1992).
L. Kolakowski, Main Currents of Marxism (Oxford, 1978).
W. Laqueur, The Dream That Failed (Oxford, 1994).
G. Lichtheim, A Short History of Socialism (London, 1975). M. Malia, The Soviet Tragedy (New York, 1994).
R. Pipes, Communism (London, 2002).
D. Sassoon, One Hundred Years of Socialism: The West European Left in the
Twentieth Century (London, 1997).
R. Service, Comrades: a World History of Communism (London, 2007)
A. Walicki, Marxism and the Leap to the Kingdom of Freedom (Stanford, 1995).
К. Baker, Inventing the French Revolution: Essays on French Political Culture in the Eighteenth Century (Cambridge, 1990).
D. Bell, The Cult of the Nation in France. Inventing Nationalism, 1680-1800 (Cambridge, Mass., 2001).
A. Forrest, The Soldiers of the French Revolution (Durham, NC, 1990).
J. Hardman, Robespierre (London, 1999).
P. Higgonet, Goodness Beyond Virtue. Jacobins during the French Revolution. (Cambridge, Mass., 1998).
L. Hunt, Politics, Culture, and Class in the French Revolution (London, 1986).
D. Jordan, The Revolutionary Career ofMaximilien Robespierre (London, 1985).
C. Lucas (ed.), The French Revolution and the Creation of Modern Political Culture. Vol 2: The Political Culture of the French Revolution (Oxford, 1988).
J. Lynn, The Bayonets of the Republic: Motivation and Tactics in the Army of Revolutionary France, 1791-94 (Urbana, 1984).
M. Ozouf, Festivals and the French Revolution, trans. A. Sheridan (Cambridge, Mass., 1988).
R. Rose, Gracchus Babeuf: The First Revolutionary Communist (London, 1978).
W. Sewell, A Rhetoric of Bourgeois Revolution. The Abbe Sieyes and What is the Third Estate? (Durham, NC, 1994).
J. Shklar, Men and Citizens: a Study of Rousseau’s Social Theory (Cambridge, 1969).
Немецкий Прометей
F. Andreucci, The Diffusion of Marxism in Italy during the Late Nineteenth Century’, in R. Samuel and G. Stedman Jones (eds.), Culture, Ideology, and Politics: Essays for Eric Hobsbawm (London, 1982).
J. Beecher, Charles Fourier: The Visionary and His World (Berkeley, 1986).
С Cahm, Kropotkin and the Rise of Revolutionary Anarchism, 1872-1886 (Cambridge, 1989).
L. Derfler, Paul Lafargue and the Founding of French Marxism, 1842-1882 (Cambridge, Mass., 1991).
G. Duveau, 1848. The Making of a Revolution, trans. A. Carter (London, 1967).
J. Ehrenberg, Proudhon and His Age (Atlantic Highlands, NJ, 1996).
G. Eley, Forging Democracy. The History of the Left in Europe, 1850-2000 (New York, 2002).
R. Fletcher, Revisionism and Empire. Socialist Imperialism in Germany, 1897-1914 (London, 1984).
F. Furet, Marx and the French Revolution, trans. D. Furet (Chicago, 1988).
R. G. Garnett, Co-operation and the Owenite Socialist Communities in Britain, 1825-45 (Manchester, 1972).
D. Geary, European Labour Protest, 1848-1939 (London, 1981).
D. Geary, KarlKautsky (Manchester, 1987).
D. Geary (ed.), Labour and Socialist Movements in Europe before 1914 (Oxford, 1989).
A. Gilbert, Marx’s Politics. Communists and Citizens (Oxford, 1981).
H. Goldberg, The Life of Jean Jaures (Madison, 1968).
R. Gould, Insurgent Identities: Class, Communities and Protest from 1848 to the Commune (Chicago, 1995).
L. H. Haimson and C. Tilly (eds.), Strikes, Wars and Revolutions in an International Perspective: Strike Waves in the Late Nineteenth and Early Twentieth Centuries (Cambridge, 1989).
S. Hanson, Time and Revolution. Marxism and the Design of Soviet Institutions (Chapel Hill, 1997).
J. F. C. Harrison, Robert Owen and the Owenites in Britain and America: The Quest for the New Moral World (London, 1969).
E. J. Hobsbawm (ed.), The History of Marxism (Brighton, 1982). R. N. Hunt, The Political Ideas of Marx and Engels (2 vols.) (Pittsburgh, 1974,1984).
C. Н. Johnson, Utopian Communism in France: Cabet and the Icarians, 1839-1851 (Ithaca, 1974).
I. Katznelson and A. R. Zolberg (eds.), Working-Class Formation: Nineteenth-Century Patterns in Western Europe and the United States (Princeton, 1986).
V. Lidtke, The Alternative Culture: Socialist Labor in Imperial Germany (New York, 1985).
V. L. Lidtke, The Outlawed Party: Social Democracy in Germany, 1878-1890 (Princeton, 1966).
D. Lovell, From Marx to Lenin. An Evaluation of Marx’s Responsibility for Soviet Authoritarianism (Cambridge, 1984).
D. McLellan, Karl Marx: a Biography (London, 1995).
F. E. Manuel, The New World of Henri Saint-Simon (Cambridge, Mass., 1956).
F. E. Manuel, The Prophets of Paris (Cambridge, Mass., 1962).
F. E. Manuel and F. P. Manuel, Utopian Thought in the Western World (Oxford, 1979).
J. E. Miller, From Elite to Mass Politics: Italian Socialism in the Giolittian Era, 1900-1914 (Kent, Ohio, 1990).
M. A. Miller, Kropotkin (Chicago, 1976).
S. Miller and H. Potthoff, A History of German Social Democracy from 1848 to the Present, trans. J. A. Underwood (Leamington Spa, 1986).
R. Morgan, The German Social Democrats and the First International, 1864-1872 (Cambridge, 1965).
J. Rougerie, Le Proces des Communards (Paris, 1971).
M. Salvadori, Karl Kautsky (London, 1979).
W. Sewell, Work and Revolution in France: the Language of Labor from the Old Regime to 1848 (Cambridge, 1980).
A. B. Spitzer, The Revolutionary Theories of Louis Auguste Blanqui
