странным (учитывая развитие поздних взглядов), что Маркс основное внимание уделял свободе. Но это была «свобода» в понимании Руссо — прекращение зависимости от других людей[34] и материальных вещей{61}. Маркс считал, что в современных ему обществах человек утратил свою независимость, способность к самовыражению и возможности творческого развития способностей. Человека контролируют «отчужденные» силы, находящиеся вне его самого (Маркс использует философских язык Гегеля). В автократическом обществе человек лишен индивидуальной свободы, однако либеральная демократия также не решает эту проблему: она лишь дает людям право периодически выбирать путем голосования правительство, на которое впоследствии они не оказывают никакого влияния. Только если все граждане одновременно будут принимать участие в управлении страной (как это было в Древних Афинах), можно будет преодолеть политическое «отчуждение»[35]. Это же касалось экономики. Человек — существо, от природы способное к творчеству, преобразованию природы, которое, взаимодействуя с другими, может полностью реализовать свой потенциал в труде, а также изменить внешний мир. Однако в современных капиталистических государствах люди стали рабами «отчужденных» сил: денег, рынка и материальных вещей, которые они сами произвели{62}. Они трудились не ради творчества, а ради пищи, воды и материальных благ. Они часто работали на других людей. Они были винтиками огромного механизма, их принуждали выполнять определенные специальные операции в соответствии с принципом разделения труда. Кроме того, они были в большой степени «отчуждены» от других людей, что не позволяло им устанавливать настоящие человеческие отношения.
Маркс считал, что покончить с таким суровым положением вещей можно путем ликвидации рынка и частной собственности, что означает установление коммунизма. Все люди будут напрямую управлять государством, а не выбирать парламентских представителей. Такая модель не согласовывалась с современной либеральной демократией, основанной на предположении, что конфликты гражданских интересов неизбежны. Марксистское видение коммунизма предполагало преодоление классового разделения, ведущее к достижению консенсуса. Либеральные права и свободы, защищающие меньшинство от большинства, окажутся абсолютно ненужными. Критика либерализма позже станет центральной идеей идеологий коммунистических режимов.
При коммунизме будет преобразована экономика: людям не придется трудиться за деньги, рынок окажется ликвидирован, труд станет творческим самовыражением личности. Маркс формулировал эти идеи следующим образом: «наше производство было бы в такой же мере и зеркалом, отражающим нашу сущность… Мой труд был бы свободным проявлением жизни и поэтому наслаждением жизнью»{63}. Экономическое благополучие никак бы не пострадало, так как если бы люди работали ради Удовольствия, они работали бы с большей энергией и энтузиазмом, чем если бы их угнетали и эксплуатировали. Разделение труда ушло бы в прошлое, а люди стали бы «одним целым». В чрезмерно утопическом варианте коммунистического общества каждый человек мог бы «делать что-то сегодня, а что-то — завтра, утром охотиться, днем ловить рыбу, вечером пасти скот, После ужина заниматься критикой, никогда не становясь при этом охотником, рыболовом, пастухом или критиком»{64}.
Таким образом, в ранних политических трудах Маркса коммунизм[36] мало чем напоминал о равенстве бабувистов, «сырой коммунизм», представлявший из себя лишь «вселенскую зависть, распространяющую свое влияние»{65}. Он был ближе взгляду Фурье, основанному на романтическом, художественном взгляде на жизнь, в соответствии с которым главнейшим злом было мещанство и материализм современной культуры. Немецкий поэт-романтик Генрих Гейне, рядом с которым Маркс провел много времени в Париже, возможно, сильно повлиял на такое видение коммунизма. Он отстаивал позиции «сенсуалистического» представления о будущем обществе, в котором все смогут развивать свои способности независимо от статуса в нем. Его врагами были социалисты-пуритане, готовые «безжалостно разрушить мраморные статуи прекрасного»{66}.
В то же время коммунистические взгляды Маркса были во многом основаны на его представлениях о докапиталистических обществах и руссовианском восхищении античной «целостностью»{67}. Маркс говорил, что у первобытных народов было мало примеров разделения труда, только внутри семьи. Люди сами (а не предприниматели или рынок) производили все необходимое для себя и для родственников. Следовательно, они не были «отчуждены». Они полностью контролировали экономическую сторону жизни[37] в отличие от людей, живущих при капитализме, где они производят товары не для себя, а для более широкого рынка. Они также имели политическую власть, управляя делами своих небольших общин.
Однако важно то, что Маркс не хотел, чтобы коммунизм был «отсталым», ведущим назад. В его понимании коммунизм некоторой степени напоминал докапиталистическое общество, только его механизмы действовали бы на более высоком уровне экономического развития. В отличие от большинства коммунистов и социалистов-утопистов он признавал, что капитализм и рынок дали обществу много преимуществ, которые следует не разрушать, а развивать. Он одобрял, например, то, что капитализм плавно интегрировал мир и разрушил старые «отсталые» общественные институты и примитивный образ жизни. Здесь прослеживается влияние Сен-Симона, автора, которым Маркс восхищался еще юношей и о котором Энгельс писал, что в его теории в зачаточном состоянии содержались почти все идеи поздних социалистов. Маркс не поддерживал децентрализованный утопизм Прудона и Оуэна[38]. Некоторые части «Коммунистического манифеста»[39] можно принять за восхваление капитализма, глобализации и буржуазии как их основоположника. Буржуазия представлена в «Манифесте» как революционный класс, во многих отношениях достойный восхищения. Этот класс «сотворил чудеса, превосходящие египетские пирамиды, римские акведуки и готические соборы», «подчинив крестьян интересам города», он избавил «значительную часть населения от ограниченности сельской жизни»; он создал более «сильные, грандиозные производительные силы, чем все предшествующие поколения», и централизованное производство на крупных фабриках; он превратил раздробленные территории в национальные государства; он также стремился к преодолению «национальной изоляции» в пользу «всеобщей взаимозависимости народов», что было бы на благо пролетариату, который, в отличие от буржуазии, не имел родины{68}. Без сомнения, коммунизм Маркса сочетался с современным обществом: он следовал за капитализмом, строился на его основе. Маркс настаивал на том, что коммунизм не мог возникнуть в «отсталом» государстве, управляемом феодальной аристократией и не имеющем мощной промышленной базы и многочисленного пролетариата. Таким образом, буржуазная революция, направленная против феодальной аристократии (как, например, Французская революция), рассматривается как важнейшая предпосылка будущей пролетарской революции. Общественное развитие проходило в несколько стадий: от феодализма к капитализму, социализму и затем к коммунизму[40].
И все же, высоко оценивая роль буржуазии в формировании национальных государств, Маркс и Энгельс понимали, что она не способна контролировать созданный ею динамичный мир. Буржуазия сама бездумно сотворила механизмы, губящие ее: пользуясь поэтическим языком романтизма, Маркс называл буржуазию «волшебником, который больше не способен контролировать силы, действующие в мире, который он сам создал»{69}. С ростом индустриализации исчезает мелкое ремесленное производство, появляется многочисленный рабочий класс, который со временем полностью сменит буржуазию. Гибель буржуазии ознаменует приход нового промышленного пролетариата. Маркс считал, что пролетариев в отличие от ремесленников характеризует большая степень коллективизма и организованность. Пролетарии учатся взаимодействию в совместном труде на крупных заводах. Капитализм неизбежно приводил к эксплуатации рабочего класса, что становилось причиной его растущего неудовлетворения. Конкуренция между капиталистами вынуждала их вкладывать все больше денег в машины, сокращавшие ручной труд. Это, разумеется, сокращало их доходы, и они еще сильнее эксплуатировали рабочих. Кроме того, это приводило к производству излишних товаров, которые рынок уже не мог принимать. Это становилось причиной кризисных периодов в экономике, банкротства мелких предпринимателей, концентрации собственности у все меньшей группы капиталистов. Нестабильность и иррациональность капитализма подготавливали почву для возникновения коммунизма: рабочие с их растущим революционным потенциалом были готовы к захвату контроля над механизированным промышленным процессом. Складывалась идеальная ситуация для рационального управления путем централизованного планирования. Социальная и экономическая системы переходят в руки рабочего класса, будто спелый плод, падающий с дерева в руки стоящего под ним человека. В «Манифесте» говорилось: «Пролетариат будет использовать свое политическое господство, чтобы постепенно забрать весь капитал у буржуазии и сосредоточить все механизмы производства в руках государства, то есть пролетариата как правящего класса». Государство будет совершенствовать экономику «в соответствии с общим планом», и все рабочие окажутся мобилизованы в «промышленные армии»{70}.
Признаками нового общественного уклада теперь стали централизация, планирование и почти воинская дисциплина. Каким образом эти признаки могли сочетаться с идеей труда как источника радости и творчества? Как можно было объединить любую форму социализма с мятежом и насилием? Маркс и Энгельс стремились решить эти противоречия, но, несмотря на все их усилия, в доктрине марксизма появилось серьезное У^Щение: отражение сразу трех различных составляющих — Утопического романтизма, присущего таким людям, как Руссо и Фурье, революционного настроя бабувистов и технократизма Сен-Симона. В работах Маркса и Энгельса с 1840-х годов представлено видение трех моделей развития общества.
«Романтическая» модель подразумевает самоуправление, отсутствие необходимости в верховной власти, труд людей из любви к самому труду. «Радикальная» (революционная, эгалитарная) модель — такая, при которой героический рабочий класс объединяется на баррикадах и сражается с буржуазией за право построить новое революционное государство. При «модернистской» модели управление экономикой осуществляется (по крайней мере, на ранних стадиях) бюрократическим аппаратом, контролирующим выполнение центрального плана. Эти три разных взгляда на общество повлияли на решение Марксом и Энгельсом еще одного вопроса: как достичь коммунизма? Маркс-радикал считал, что пролетариат готов к коммунистическому обществу. Несомненно, рабочие могут усердно трудиться без контроля сверху, следовательно, их героизм и самоотверженность в ближайшем будущем должны были привести к коммунистической революции. Но Маркс-модернист понимал, что революция может произойти только при благоприятных экономических условиях, развитой промышленности и капитализме на грани кризиса. Те, кто верил в наступление коммунизма благодаря героизму пролетариата и требовал немедленной ликвидации капитализма, не учитывали реальных экономических условий и были виновны в грехе утопического мышления{71}.
Однако сила влияния трех упомянутых направлений была неодинаковой после 1848 года. Коммунизм все еще оставался заветной мечтой утопического романтизма, однако его влияние резко снизилось. Марксизм стремительно превращался в философскую революционно-научную доктрину. Невозможность идеального объединения этих двух аспектов (революции и развития науки) обусловила противоречие внутри марксизма, которое продолжало существовать на протяжении всей истории доктрины. Маркс и Энгельс прилагали героические усилия, чтобы это противоречие осталось незамеченным, однако, как ни парадоксально, у этого недостатка были свои достоинства. Он, разумеется, нарушал логичность и последовательность доктрины, однако в то же время он придавал ей гибкость, которая позволяла в зависимости от ситуации склоняться то к радикализму, то к модернизму. Возможность такого балансирования обеспечила устойчивость марксизма в условиях частых насильственных переворотов и политических изменений, потрясавших Западную Европу на протяжении XIX века.
IV
Норбер Трюкен, бедный рабочий, отправился в 1848 году в Париж в поисках работы. Он ее нашел: за два франка в день он должен был проворачивать точильный круг. Хорошо знакомый с социалистическими идеями, он относился к ним неоднозначно. В его автобиографии написано, что он чувствовал себя «антикоммунистом», потому что «мне казалось, что коммунистическое общество подразумевает железную дисциплину, при которой индивидуальная воля стирается в прах». Это ощущение перекликалось с его «желанием странствовать по миру». Однако в
