или на спор–с какого волоса начинается плешь, но хотим определить само понятие «эпоха социальной революции». Что это такое? Это прежде всего состояние материальный производительных сил, которые встали в противоречие с формой владения. Если ли налицо необходимые условия, материальные условия, при которых социальная революция становится неизбежной? Есть. Что еще не хватает? Не хватает субъективных, личных предпосылок–не хватает того, чтоб рабочий класс передовых капиталистических стран осознал необходимость этой революции, не когда-то в отдаленном будущем, а теперь-сегодня, завтра. А что для этого нужно делать тем передовым рабочим, авангарду, которые осознали необходимость этого? Бить в набат, сзывать на бой, используя в своей агитации за открытую гражданскую войну решительно все — и локауты, и стачки, и близость войны, и понижение жизненного уровня, –подготовляя, организуя рабочий класс для схватки в ближайший из моментов.
Говорят, что российский пролетариат победил, потому что он объединился с меньшевиками и эсерами? Это – сущий вздор. Российский пролетариат победил буржуазию и помещиков прежде всего в борьбе, кровавой борьбе с меньшевиками и эсерами.
Тов. Троцкий в одной из своих речей о необходимости тактики единого фронта говорил, что мы победили – но поглядите, как мы дрались. Мыс меньшевиками и эсерами шли все время единым фронтом – потому. Что и мы, и меньшевики с эсерами сидели в одних и тех же советах.
Если тактика единого фронта состоит в том, что[бы] сидеть в одном и том же учреждении, то начальник каторги и каторжане -тоже единый фронт образуют: тот и другой сидит в тюрьме.
Наши коммунистические партии участвуют в их парламентах – значит ли это, что они выступают единым фронтом со всеми сидящими? Лучше было бы, если бы тт. Троцкий и Зиновьев порассказали тов. Коммунистам всего мира, как хорошо вели себя большевики, когда они не шли в «предпарламент», созванный эсером Керенским в августе 1917 года, и не шли во временное правительство, возглавляемое социалистами – это бы их большему научило, а не сообщать сомнительные вещи об едином фронте большевиков с меньшевиками и эсерами. Мы уже говорили, что было время, когда большевики выстраивались единым фронтом с буржуазией. Но когда это было? До 1905 года. Выступали с проповедью единого фронта со всеми социалистами– но когда? До 1917 года. А в 1917 году, когда встал вопрос о борьбе за власть рабочего класса, большевики объединялись со всеми революционными элементами, начиная с левых эсеров и кончая анархистами всех сортов и мастей для борьбы, вооруженной борьбы с меньшевиками и эсерами, идущими единым фронтом с «демократией», т.е. Буржуазией и помещиками. В 1917 году пролетариат России переживал начало «эпохи социальной революции», которую переживает пролетариат передовых капиталистических стран. И там необходимо применить победоносную тактику русского пролетариата 1917 года, учтя уроки последующих лет–отчаянное сопротивление, которое оказала буржуазия совместно с эсерами и меньшевиками рабочему классу России, взявшему власть в свои руки. Эта тактика объединит рабочий класс передовых капиталистических стран, потому что «изживание реформаторских иллюзий налицо», и принесет ему победу не единый фронт со 2 и 2 ½ Интернационалами, а война с ними. Вот лозунг, при котором будет происходить социальная революция во всем мире.
[VII.] ЕДИНЫЙ ФРОНТ В РОССИИ РАВЕН ПРОЛЕТАРСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Совершенно особый подход к вопросам тактики должен быть во всех странах, где уже социалистический переворот совершился, где уже пролетариат является правящим классом. Но здесь опять-таки приходится отметить, что нельзя наметить одной и той же тактики для всех ступеней революционного процесса в каждой данной стране, как нельзя наметить и одной тактической линии для всех стран, произведших социальный переворот, для одной и той же стадии революционного процесса.
Если мы вспомним нашу собственную историю (чтобы не ходить далеко), историю нашей собственной борьбы, то мы увидим, как различны способы, которые применялись нами в борьбе с нашими врагами.
Вот 1906 и последующие года, «три кита»: 8-ми часовой рабочий день, конфискация земель и демократическая республика.
Эти «три кита» включили в себе свободу слова и печати, собраний, стачек и союзов, и т.д., и т.д.
Вот февраль 1917 г.? «Долой самодержавие, да здравствует Учредительное Собрание!» Это кричат большевики.
Но вот апрель-май 1917 г. – начинается крутой перелом: есть и свобода собраний, печати и слова, но не конфискована земля и у власти не рабочие; выплывает лозунг «Власть Советам»
Всякая попытка буржуазии в это время заткнуть нам рот вызывала отчаянный отпор: «Да здравствует свобода слова, печати, собраний, стачек, союзов, совести!» Захватывай землю! Контроль над производством! Мира! Хлеба! И свободы! Да здравствует гражданская война!
Но вот Октябрь победоносный. Власть у рабочего класса. Старая государственная машина угнетения разрушается до основания, создается новая, машина освобождения в лице советов Р[абочих.] С[олдатских] и т.д. Депутатов.
Могли пролетариат в это время также провозглашать лозунг свободы слова, собраний, печати, коалиций. Всем господам от монархистов до меньшевиков и эсеров позволить проповедовать гражданскую войну? Больше того, мог ли пролетариат как державный класс дать отдельным своим сынам, пролетариям, свободу слова и печати для проповеди этой же гражданской войны? Нет и нет.
Всякая проповедь гражданской войны против пролетарской власти, только что организовавшейся, было бы контрреволюционным делом, защитой эксплуататоров, поработителей. И чем «социалистичнее» были эти проповедники, тем больше время могли принести они. А потому самая суровая, «беспощадная расправа даже и с проповедниками из пролетарской семьи».
Но вот пролетариат подавил сопротивление эксплуататоров, организовался как единственная власть стран[ы], сконструировался как национальная власть, стал властью фактически признанной, даже всеми капиталистическими правительствами. Перед ними стала новая задача–организовать хозяйство страны, создать как можно больше материальных благ, и эта задача также исключительна и велика, как и завоевание власти и подавление сопротивления поработителей. Больше того, завоевание власти и подавление сопротивления эксплуататоров не было самоцелью–лишь средством для достижения социализма, для достижения большего материального благополучия и своды, чем это было при капитализме, при господстве и угнетении одного класса другим.
Для решения этой задачи так форма организации и способы работ, которые применялись для подавления угнетателей, не годятся, здесь нужны новые подходы.
При наших скудных средствах, при всех страшных разорениях, которым подвергалась страна в течение империалистической и гражданской войн, задача создания ценностей, чтоб действительно показать рабочему классу и примыкающим к нему группам населения привлекательность этого мира, мира, создаваемого пролетариатом, мира социалистического, показать, что он хорош не только потому, что там»нет буржуев, жандармов и прочих прелестей, но что там сытнее, вольнее, и что пролетариат чувствует себя хозяином, уверенным в том, что все ценности, все богатства, каждый удар молотка идет на улучшение быта прежде всего и раньше всего обездоленных, угнетенных, униженных при капитализме и что это не царство, где умеют хорошо голодать, а царство, в котором этих богатств создается больше, чем когда-либо. Разрешить этакую задачу предстоит в настоящий момент российскому пролетариату, задачу грандиознее всех предшествующих.
Да, грандиознее, ибо разрешить только две первые задачи, завоевать власть и подавить сопротивление угнетателей, это при наличии жгучей ненависти у пролетариата и крестьянства к помещикам и буржуям все-таки не так велики, при всем величии своем, как велика третья – цель. Каждый рабочий особенно теперь может спросить, для чего это было? Стоило ли огород городить? Стоило ли кровь проливать? Стоило ли переносить муки неизбывные, страдания бесконечные? Кто разрешит этакую задачу? Кто будет кузнецом нашего счастья? Какой организации это будет под силу?
Никто не даст нам избавленья,
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Для решения этой задачи нужна организация, кующая волю всего пролетариата. Нужды Советы Рабочих Депутатов как производственные организации на всех предприятиях, отвоеванных у буржуазии (национализированных предприятиях), которые опять должны будут подчинять своему влиянию огромные слои попутчиков.
Но что такое теперь наши Советы? Разве хоть чуточку они похожи на Советы Рабочих Депутатов, «основные ячейки государственной власти на фабриках и заводах»? Разве они похожи на советы, которые ковали волю пролетариата к победе? Нет у них сути советской – производственной основы.
Длительная гражданская война, сосредоточившая внимание всего пролетариата на задачах сокрушения, сопротивления угнетателям, отодвинула, заслонила все остальные задачи и совершенно незаметно для самого пролетариата преобразовала его организацию – Советы. Советы Рабочих депутатов на заводах умерли. Да здравствуют Советы Рабочих Депутатов!
А разве не так же дело обстоит с пролетарской демократией вообще? Неужели также, как и в период ожесточенной гражданской войны, в период восстания рабовладельцев, мы должны отнестись к свободе слова и печати для пролетариата? Разве пролетариат, взявший власть, умевший отстоять ее от тысячи сильнейших врагов, перестраиваясь теперь для преодоления колоссальных трудностей на почве производства, заправляя этим производством и всей страной, –разве не может позволить себе мыслить вслух?
Пусть буржуи молчат, но право на свободное слово пролетария, отстоявшего своей кровью власть свою, кто посмеет оспаривать?!
Что для нас свобода слова и печати – бог, фетиш? Мы не творим себе кумира
Ни на земле, ни на небесах
Для нас чистой демократии, абсолютных свобод, даже пролетарской демократии в качестве фетиша, идола – не существует.
Как никогда никакая демократия не была и не будет фетишем и для контрреволюции, буржуазии, помещиков, попов, эсеров, меньшевиков всех стран и народов. Для тех и других это является средством для достижения своих классовых целей.
До 1917 года свобода слова и печати для всех граждан была нашим программным требованием. В 1917 году мы добились этих свобод и воспользовались ими для агитации, пропаганды и организации пролетариата и попутчиков его, интеллигентов и крестьянства. После того, как мы, пролетарии, сорганизовали силу, способную победить буржуазию, мы двинулись в бой и захватили власть в свои руки. Чтобы не дать воспользоваться словом и печатью буржуазии для организации гражданской войны против нас, мы признали, что свода слова и печати не только для всех граждан, но и для некоторой части пролетариата и попутчиков не может быть признана до тех пор, пока в России не сломлено сопротивление буржуазии.
Но вот мы, поддержанные большинством трудящегося населения, расправились с сопротивляющейся буржуазией, можем ли мы теперь позволить себе, пролетариям, разговаривать?
Свобода слова и печати до 1917 г. – это одно, свобода слова и печати в 1917 г. – другое, в 1918-1920 гг. – это третье, и свобода слова и печати в 1921 -1922 гг. – это четвертое отношение нашей партии в этому вопросу.
Но не будут л и эти свободы использованы врагами советской власти для свержения ее? Может быть, для Германии, Франции, Англии и т.д., если бы они находились на этой стадии революционного процесса,–это было бы полезно и необходимо, потому что там многочисленный рабочий класс и нет такой громадины крестьянства. А у нас и тот немногочисленный
