и весьма приятно числиться специалистом по научному коммунизму, не имея ни малейшего представления о том, что суть коммунизма – уничтожение производственных отношений, и давая вместо этого мудрые рекомендации об их «совершенствовании», что абсолютно тождественно призыву «совершенствовать социалистическую частную собственность».
Особенность переживаемого страной момента, как будет показано ниже, такова, что обывательское обращение с категориями марксизма вот-вот может ввергнуть нас в катастрофу куда хуже взрыва неверно рассчитанного ядерного реактора…
Нужно незамедлительно положить конец тому – пусть даже исторически обусловленному, но затянувшемуся сверх всякой меры и смертельно опасному для нас – переходному инфантилизму, когда за «грудой дел, суматохой явлений» стали окончательно расплываться контуры цели коммунистов и испарилась суть «действительного коммунистического действия» (Маркс). Если мы хотим действительно быть коммунистами, то должны безотлагательно переоткрыть для себя программное положение «Манифеста»: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности», осмыслив его в свете многократных указаний Маркса на то, что покуда существует пролетариат – частная собственность не «уничтожена», а лишь «упразднена», что составляет лишь начальный пункт, предварительное условие ее уничтожения; в свете слов Ленина о том, что пока есть разница между рабочим и крестьянином – нет ни коммунизма, ни даже социализма; в контексте разбивающего любые ложные интерпретации классического определения «Немецкой идеологии»: коммунизм – это вовсе не некое идеальное состояние общества, которое должно быть установлено, это – действительное движение, уничтожающее отчуждение, уничтожающее частную собственность.
Но коль скоро, по Марксу, частная собственность есть не что иное, как совокупность всех производственных отношений – именно эти производственные отношения составляют предмет деятельности коммунистов, то, что, собственно, должно быть уничтожено. Необходимо срочно совлечь категорию «производственных отношений» с кафедральных эмпиреев, где она превращена в неприкосновенную «священную корову».
Истины марксизма всегда конкретны – хотя мы уже начали от этого отвыкать. Каждый коммунист должен совершенно точно и ясно представлять:
а) Сколько именно существует различных типов производственных отношений и какие это конкретно типы?
б) Каким образом различные типы производственных отношений взаимосвязаны исторически и логически?
в) В каком именно отношении они составляют целостность, именуемую «частной собственностью»?
г) Как конкретно в любой повседневной жизненной ситуации (покупка хлеба в магазине, дискуссия на профсоюзном собрании, развод и т.д.) обнаружить и выделить все типы производственных отношений?
И только тогда, уже на этой основе, он сможет предметно ответить на вопрос, что же значит «уничтожение частной собственности» применительно к нашему обществу вообще и каждому конкретному участку деятельности.
Только на этой основе он сможет на месте бытующей убого-худосочной абстракции зримо представить себе каждый из «этапов», каждый из восходящей последовательности типов коммунистических обществ, коммунистических способов производства, – поскольку задача демонтажа тысячелетиями складывавшегося многоэтажного каземата частной собственности и задача возведения здания коммунистического общества – это две стороны единого процесса, разделимые лишь в плохой абстракции.
В ответах на эти вопросы – сердцевина, коренная суть научного коммунизма. В способности вооружить каждого коммуниста со средним образованием исчерпывающими ответами на них – критерий партийности всякой «общественной науки». Трудно назвать такие требования чрезмерными, – но тщетно искать эти ответы в Монбланах современной печатной продукции.
Но если уничтожение частной собственности – цель коммунистов, то что же является их идеалом? После опубликования «Критики Готской программы» в этом качестве стала фигурировать упомянутая в данной работе лишь мимоходом «высшая фаза коммунизма». Но для самого Маркса это было не так. Конечно, по отношению к капитализму даже полный социализм кажется недостижимым идеалом; тем более это верно для высшей фазы коммунизма, где уже полностью уничтожена частная собственность. Однако при этом не до конца сняты отношения собственности вообще. Решение же подлинных проблем воспроизводства человека по достижении высшей фазы коммунизма как раз и начинается, ибо только здесь оно становится основным типом воспроизводства…
Маркс стал первым в мире коммунистом именно потому, что он был первым в истории последовательным гуманистом.
Коммунизм – это отнюдь еще не «царство свободы», это – царство осознанной необходимости, эпоха, основным содержанием которой явится уничтожение частной собственности. В этом состоит непосредственная цель коммунистов; идеалом же для них является гуманизм – «положительная деятельность человека, уже не опосредуемая отрицанием частной собственности, коммунизмом. …Как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества… Только путем снятия этого опосредования, – являющегося, однако, необходимой предпосылкой, – возникает положительно начинающий с самого себя, положительный гуманизм» (Маркс, 1844 г.).
Гуманизм – свободная ассоциация всесторонне развивающихся индивидом, уже не состоящих друг по отношению к другу в каких-либо отчужденных, производственных отношениях. Их отношения друг к другу – это чисто человеческие отношения в их совместной деятельности по овладению формами общественного сознания, по реальному воплощению в жизнь заоблачных до этого идеалов Истины, Блага, Красоты.
Сегодня коммунистический идеал не работает. Это связано и с тем, что он фактически подменен одним из этапов – пусть высшим – движения к нему, но главным образом – с его крайней абстрактностью. Идеал лишь тогда станет нашим грозным оружием, средоточием всех идей, «…которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть…»(Маркс), когда обретет зримые, конкретные черты.
А это случится немедленно, как только мы, отбросив трусливый тезис-самооправдание ползучего эмпиризма о том, что, мол, «ничего больше нельзя теоретически предсказать сверх того, что уже предсказано», и опираясь, с одной стороны, на колоссальный эвристический потенциал марксовой диалектики, а с другой – на гениальную ленинскую идею многоукладности всякого общества – как только мы осмелимся открыть не только в истории, но и в современной нам действительности зародыши, островки, уклады, в которых сегодня реально, зримо существуют все минувшие формации, все коммунистические способы производства и все формации эпохи «положительного гуманизма».
Здесь мы вторгаемся в новую область, касаемся второго измерения материалистического понимания истории. Первое измерение – взгляд на историю как на линейную цепочку «чистых» формаций, которая, как мы теперь выяснили, делится на три эпохи с присущей каждой из них специфической логикой, механизмом развития. На самом деле три типа развития, характерные для последовательных эпох, представляют собой три фазы единого диалектического процесса, между которыми существует генетическая связь, подобная связи между личинкой, куколкой и бабочкой.
Но еще Энгельс на примере феодализма разъяснил, что «чистые» формации практически в природе не встречаются. Органической частью материалистического понимания истории после Ленина стало представление об обществе как о гетерогенной совокупности, комплексе взаимодействующих «формаций-укладов», один из которых, как правило, доминирует и, пронизывая собой все поры социального организма как «особый эфир» (Маркс), определяет формационную принадлежность всей целостности.
Каковы же законы движения, логика развития этих целостностей, социальных организмов?
Это и есть третье измерение исторического материалзима – материалистическая диалектика как логика развертывания и разрешения противоречий между различными укладами, их возникновения, объединения в комплексы, чередования этапов количественных и качественных изменений, распада и гибели.
И только совокупность этих трех измерений дает возможность понять подлинный механизм смены способов производства. Чистая формация, взятая в качестве абстракции, конечно, же, обладает своим имманентным логическим самодвижением, но при этом никогда не выйдет за свои границы. Источник развития любого реального общественного организма – в его противоречивой многоукладности.
Эти три аспекта, измерения материалистического понимания истории представляют собой не что иное, как три органических части, раздела исторического материализма – системы категорий, используемой как средство не только и не столько для изучения истории общества, сколько для его изменения, сознательного исторического творчества. За каждой из этих частей стоит одна из трех фундаментальный категорий истмата.
Развертывание категории «деятельность» дает совокупность форм деятельности, типов личности и форм практики, лежащих в основе типологии формаций. Это – «таблица Менделеева» исходных социальных элементов, атомарных сущностей, из которых слагаются социальные организмы[74].
Развертывание категории «движение» позволяет представить себе «физику», «химию», «биологию» этих организмов – т.е. картину всего разнообразия типов взаимодействия укладов и их комплексов между собой.
Наконец, развертывание категории «развитие» дает собственно примененную к социальным процессам диалектику, законы которой были открыты еще Гегелем и материалистически переосмыслены Марксом.
Но, увлекшись категориальным древом, не потеряли ли мы окончательно из виду лес народнохозяйственных проблем?
Вековая традиция рассматривать общественные науки как цветочки на обоях в здании нового общества, возводимом немногословными практиками на фундаменте здравого смысла – тяжкое наследие «предыстории». Этот анахронизм каким-то мистическим образом сочетается у нас с верой в то, что именно в теории и состоит наше главное экономическое преимущество.
Люди, живущие на дне воздушного океана, могут стараться постичь его законы, удовлетворяя этим свое праздное любопытство или же, максимум, пытаясь предсказать завтрашнюю погоду, повлиять на которую они все равно не в силах. Если же они решили заняться воздухоплаванием – им придется обходиться с законами совершенно по-иному.
Во-первых, нужно установить принципы аэродинамики, определяющие подъемную силу, которая действует на искусственное крыло. Во-вторых, чтобы законы не остались на бумаге, нужно конструкторское бюро со сложной культурой инженерных расчетов, нужна авиационная промышленность, объединяющая комплекс сложных технологий, а также долгие усилия летчиков-испытателей и многое другое. И, наконец, самолет – это противоестественное явление природы – превращается в естественно падающий предмет, стоит лишь летчику отвлечься на минуту или двигателю прекратить работать…
Конечно, все это сложно и, к тому же, небезопасно. Но «практикам», все еще надеящимся, поднатужившись, воспарить на эфирных крылах здравого смысла, придется убедиться: рожденный ползать – летать не может.
Первый («предысторический») тип развития осуществляется вне зависимости от того, пытается ли кто-либо познать его законы, и насколько адекватен результат этого познания. В коммунистической эпохе познанные законы работают в качестве активных элементов двигателя общественного развития. При этом любой элемент общественного организма, не будучи присоединен к этому двигателю, немедленно замирает или превращается в «естественно падающее тело», деградируя к «предысторическому» типу развития.
Казалось бы, все это очень мило, но почти наверняка уже встречалось в океанах словопрений о характере экономических законов при социализме. Непостижимым, однако, при этом остается «только» то, каким образом бесчисленная рать обществоведов вкупе с нашим другом – Проницательным читателем – ухитряется отвертеться от неизбежного вывода: категория субъекта, чья деятельность состоит в познании объективных законов, превращении их в двигатель общественного развития и управлении этим развитием, должна стать центральной категорией материалистического понимания истории в коммунистическом типе развития.
Антагонистическое противоречие между известной всем реальностью нашего общественного бытия и ее отражением в обществоведческом сознании здесь проявляется предельно конкретно и обнаженно. В то время как партия является ведущей силой, субъектом коммунистического строительства – партийное строительство, наука об этом субъекте, существует на птичьих правах, ее статус как науки подвергается сомнению, потому что из урезанного «предысторического материализма», призванного в этом виде быть ее методологической основой, по существу, изгнано понятие субъекта.
Таков печальный, но закономерный финал попыток использовать «материалистическое понимание предыстории» в качестве методологического фундамента комплекса наук о строительстве социализма. Полученный гибрид редьки
