царство осознанной необходимости, эпоха, опосредующая царство естественной необходимости — человеческую предысторию, и царство свободы — эпоху Гуманизма.

В коммунистической теории речь идет о качественно новом типе, механизме общественного развития, в рамках которого объективные закономерности развития реализуются совсем не так, как в рамках «предыстории», — не сами по себе, через диалектику развития производительных сил и производственных отношений, а только через деятельность познающего эти законы, обладающего самосознанием субъекта. Не для красного словца Ленин писал о главной заслуге Маркса и Энгельса, состоящей в том, что «они научили рабочий класс самопознанию и самосознанию и на место мечтаний поставили науку».

Основы коммунистической теории, то есть теории уничтожения частной собственности, заложили младогегельянцы. Заслуга ее дальнейшего развития в цикле работ 1843—1848 годов принадлежит исключительно Марксу и Энгельсу. Материалистическое понимание предыстории лишь обосновывает неизбежность перехода к новому, коммунистическому типу развития, но на границе двух типов развития оно слагает свои полномочия.

В центре коммунистической теории стоят категории самосознающего субъекта и его общественно-исторической практики.

Правящая партия — субъект нового, коммунистического типа развития — даже имея все необходимые экономические, политические и социальные предпосылки, не сможет двинуть общество по социалистическому пути, не сможет сделать даже самого первого шага, не овладев предварительно коммунистической теорией, теорией уничтожения частной собственности. Это утверждение — не просто риторический оборот, оно имеет статус закона. Таков закон новой исторической эпохи, в которой общественное развитие совершается только через сознательную деятельность субъекта на основе познанной им объективной необходимости.

На первый взгляд кажется непонятным, как могло возникнуть и существовать такое фундаментальное непонимание Марксовой коммунистической теории. На деле можно показать, что это произошло закономерно. Достаточно вспомнить здесь ленинский афоризм из «Философских тетрадей»: «Нельзя вполне понять «Капитала» Маркса и в особенности его 1 главы, не проштудировав и не поняв всей логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!»

4

В отличие от коммунистической теории идеология марксизма содержит систему идеалов и принципов, которые должны быть (но могут и не быть) воплощены в здании нового общества, шаг за шагом возникающем в ходе демонтажа и реконструкции здания частной собственности. В центре этой системы — принцип социальной справедливости и его высшее коммунистическое воплощение: «Каждый — по способностям, каждому — по потребностям» (Маркс).

Современный «научный коммунизм», который многими ошибочно рассматривается как коммунистическая теория, на самом деле (в его части, касающейся деятельности уже победившего пролетариата) целиком относится к сфере идеологии, и слово «научный» в его названии не должно вводить в заблуждение.

Можно показать, что во всей системе современных «общественных наук» нет ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к Марксовой теории уничтожения частной собственности, то есть подлинной коммунистической теории. Упреки в адрес общественных наук в том, что они плохо выполняют роль коммунистической теории, указующей путь практике, отражают непонимание их природы: они по своей сути вовсе не приспособлены и не могут иметь отношение к выполнению этой функции, хотя, как и всякая идеология, притязают на нее из лучших побуждений.

Идеология, которая подвизается в несвойственной ей роли теории, то есть берется объяснять и предсказывать, неизбежно порождает фантастические представления о современном мире — и что самое опасное и печальное — творит идеологические мифы о нас самих.

5

В свете сказанного особую остроту приобретает вопрос о характере того этапа общественного развития, на котором находится наше общество.

Вызывающая столько дебатов промежуточная фаза коммунизма, которая опосредует его первую и высшую фазы, действительно существует. Для Маркса это было очевидной истиной, иначе он назвал бы «высшую фазу» просто «второй». Диалектика вообще не допускает двухфазных процессов развития. И в конце концов, в «Экономическо-философских рукописях 1844 гг.» Маркс подробно, не оставляющим сомнения образом характеризует каждую из этих трех фаз.

К нашим сегодняшним проблемам это, однако, не имеет никакого отношения, поскольку мы еще не вошли даже в первую фазу коммунизма.

После ниспровержения власти буржуазии первая в мире страна диктатуры пролетариата не имеет возможности непосредственно перейти к новому, социалистическому типу развития, поскольку предмет деятельности — то, чем должен овладевать возникший субъект общественного развития, то есть совокупность производительных сил и производственных отношений, — недостаточно развита, а частично уничтожена в ходе борьбы за власть. С этим связана объективная необходимость в длительном переходном периоде, в ходе которого совокупность отношений частной собственности не только не уничтожается, но напротив, развивается вместе с развитием производительных сил, правда, оставаясь при этом в рамках и под общим контролем диктатуры пролетариата.

На протяжении переходного периода производственные отношения совершенствуют и развивают, в то время как с момента вступления в первую фазу коммунистической эпохи их будут последовательно, шаг за шагом уничтожать. Так, в соответствии с буквой и духом «Манифеста», с ними и надлежит поступать, ибо они образуют ткань уничтожаемой частной собственности, ибо по завершении коммунистической эпохи должна возникнуть ассоциация, в которой «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех» и в которой людей не связывают между собой, помимо человеческих, никакие иные отношения.

На одном из внутренних этапов сверхзатянувшегося переходного периода наша страна находится сегодня. Десятилетия мы стоим перед границей, отделяющей подлинный социализм от «социализма в известном смысле» (Ленин), не в силах преодолеть ее без опоры на коммунистическую теорию. Истина сурова, но она такова.

Революция 1917 года была величайшим событием во всей предшествующей мировой истории, поскольку ознаменовала собой начало перехода от «предысторического» к качественно новому, коммунистическому типу общественного развития. Однако завершение переходного периода, переход к «действительному коммунистическому действию», подлинное вступление в первую — социалистическую — фазу коммунизма станет этапом не менее значимым и неизмеримо более сложным.

Коммунизм, по Марксу, — не способ производства, а целая историческая эпоха, сопоставимая не с капитализмом, а со всей завершаемой им эпохой предыстории. Каждая из трех фаз эпохи коммунизма, в свою очередь, включает в себя три способа производства — таков ее подлинный исторический масштаб. Войти в эту эпоху, в коммунистический тип развития, можно единственным образом: сознательно превратив в производительную силу общества коммунистическую теорию, Марксову теорию уничтожения частной собственности. А такое превращение теории означает не писание пухлых томов, а развертывание мощного человеко-машинного комплекса, в рамках которого понятийные структуры теории будут функционировать как часть специальных средств разработки программ общественного развития.

Такова высота порога, в который в действительности упирается развитие нашей страны и о котором формула двадцатилетней давности о «переходе от экстенсивного к интенсивному развитию» не дает никакого представления.

6

Подлинное освоение Марксовой теории частной собственности влечет за собой не менее революционный переворот в устоявшихся взглядах на современное западное общество.

Вся совокупность данных о различных сторонах развития противостоящей нам общественной системы, которыми мы сегодня располагаем, о качественно новых явлениях в ее экономике, о структуре и функционировании центров власти, о глубоких сдвигах в сфере идеологии и т. п. — все это абсолютно не вписывается в схемы, предлагаемые обществоведами, и вынуждает сделать практически неизбежный вывод о том, что уже на протяжении десятилетий, с начала 30-х годов, перед нами не капитализм (пусть даже «государственно-монополистический»), а качественно иное образование, имеющее другую социальную природу.

Возможно строгое теоретическое обоснование этого тезиса, основанное на подлинных взглядах и работах Маркса и Ленина, до сих пор не входивших в научный обиход, и на их методологии.

Принятие данного вывода и всех его неизбежных следствий повлечет за собой глубокие, революционные сдвиги в деле обеспечения безопасности мировой социалистической системы, во всей сфере не только внешней, но и (не в меньшей степени) внутренней политики[128].

7

Представление о том, что противостоящая нам общественная система все еще является государственно-монополистическим капитализмом, постоянно некритически воспроизводится представителями наших общественных наук. Однако, оно не имеет никакого отношения ни к Марксу, ни к Ленину и более того — прямо противоречит всем ленинским оценкам.

Анализ, следующий подлинным взглядам Маркса на природу частной собственности, опирающийся на ленинскую теорию многоукладности и теорию победы социализма первоначально в одной стране, показывает, что капитализм в развитых странах в целом перестал существовать после «великого экономического кризиса» 1929—1933 годов, то есть уже в первые полтора десятилетия после Октябрьской революции. Противостоящее нам сегодня эксплуататорское общество является сложным многоукладным социальным организмом, в котором развитый капиталистический уклад продолжает существовать, но уже не является при этом господствующим. Уклад, который господствует сегодня над капиталом (и над всеми прочими, включая государство) — финансовая элита, которая, реализуя научное понимание части объективных закономерностей общественного развития, используя развитые методы и средства планового руководства, опираясь при необходимости на механизмы тайной власти, шаг за шагом ограничивает сферу «анархии общественного производства» и постепенно овладевает системой общественных отношений, преобразуя их в интересах правящего меньшинства.

Этот уклад естественно назвать элитаристическим. Элитаризм является (как это можно доказать с помощью теоретических средств, завещанных Марксом и Лениным) неизбежной «тенью» коммунизма на всем протяжении коммунистической эпохи. Его появление в наиболее развитых капиталистических странах было закономерно обусловлено победой российского пролетариата и осуществилось в различных формах (от Рузвельтовской до фашистской) в условиях великого экономического кризиса.

Экономическая суть элитаризма, — как бы это ни казалось парадоксальным, — та же, что и коммунизма; уничтожение частной собственности. Но если социализм и коммунизм — это переход от частной собственности к общественной, к собственности всего общества, то элитаризм — переход от частной собственности к корпоративно-элитаристической.

Первоначально элита возникает из объединения — диктуемого жесткой внешней необходимостью — крупнейших представителей финансового капитала. Посредством государства она монополизирует высшие формы деятельности банковского капитала, начинает осуществлять плановое управление инвестиционным циклом в масштабе всей страны.

При таком переходе члены правящей группировки шаг за шагом теряют качество капиталистов, меняют форму деятельности, прекращают в определенных сферах экономики конкурентную борьбу друг с другом, Правящая группировка — элита — постепенно становится единым и единственным, совокупным собственником всех производительных сил, принадлежавших ранее классу капиталистов, но управлявшихся каждым из них порознь, частным образом.

Поскольку форма присвоения общественных производительных сил по мере развития элитаризма перестает быть частной — основное противоречие капитализма уже не является неразрешимым, и шаг за шагом осуществляется его снятие. Для элитаризма характерно немало глубоких экономических и иных противоречий, однако он, как и социализм, обладает механизмом их сознательного выявления и планомерного разрешения. Это уже не «этапы общего кризиса», а объективные противоречия последовательных стадий развития. Поэтому совершенно правильный тезис о «неизбежности гибели капитализма» не имеет к современному элитаризму никакого отношения. Наблюдаемые в последнее время спады и подъемы производства в странах Запада в большинстве своем отражают не столько стихию кризисов, сколько сознательно осуществляемые, запланированные качественные и структурные сдвиги в экономике.

Экономическое могущество элитаризма основано на эксплуатации «третьего мира», а также — в меньшей степени — трудящихся собственных стран[129]. Однако по мере развития элитаризма эксплуатация в форме наемного труда уступает место