Маркса как первый, «верхний» слой материалистического понимания истории. Годом спустя, разрабатывая в «Немецкой идеологии» концепцию материалистического понимания истории, Маркс и Энгельс вскрывают под отчуждением еще три последовательных сущностных слоя[22].

Что же касается второго из названных вопросов – о необходимости уничтожения частной собственности – впервые ответ на его Маркс дает в том же 1844 году. «Образованием… ассоциаций рабочие обнаруживают весьма основательное и широкое понимание той «колоссальной» и «неизмеримой» силы, которая возникает из их сотрудничества. Но эти массовые коммунистические рабочие, занятые, например, в мастерских Манчестера и Лиона, не думают, что можно «чистым мышлением», при помощи одних только рассуждений, избавиться от своих хозяев и от своего собственного практического унижения. Они очень болезненно ощущают различие между бытием и мышлением, между сознанием и жизнью. Они знают, что собственность, капитал, деньги, наемный труд и тому подобное представляют собой далеко не призраки воображения, а весьма практические, весьма конкретные продукты самоотчуждения рабочих, и что поэтому они должны быть упразднены тоже практическим и конкретным образом для того, чтобы человек мог стать человеком не только в мышлении, в сознании, но и в массовом бытии, в жизни».[23]

Цель коммунистического преобразования общества для Маркса вовсе не сводится к высвобождению развивающейся абстракции производительных сил от тормозящей абстракции производственных отношений, целью является освобождение человека от всех конкретных форм гнета отчужденных производственных отношений, возвращение человеку отчужденной человеческой сущности[24].

Но здесь опять, как и в вопросе о сущности уничтожения частной собственности, целая пропасть разделяет понимание дела Марксом и сказки Шервудского леса. Бесстрашный атаман экспроприаторов грянулся бы оземь с боевого коня, прочти он, к примеру, нижеследующее место из «Святого семейства»: «Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обуславливающая его противоположность – частная собственность».[25]

Маркс прямо указывает нам на то, что в странах, где капитал уничтожен, однако пролетариат продолжает существовать и даже составляет «абсолютную сторону общества» – пролетариат еще не победил, и частная собственность не уничтожена. Она лишь «упразднена»[26], что составляет только предварительный шаг в длительном и сложном процессе ее уничтожения.

Когда с айсберга собственности лихим кавалерийским ударом сшиблена часть торчащей из воды верхушки-капитала, подводная глыба тяжело приподымается из глубины, и наружу выступает качественно новый слой отношений частной собственности. Частная собственность неизмеримо древнее, чем ее исторически последняя форма – капитал, и первый слой отчужденных производственных отношений лег в ее основу во времена распада архаических общин и начала общественного разделения труда. Гнет частной собственности и количественно и качественно представляет собой тяжелый груз, многослойные напластования отчужденных отношений, накапливавшихся тысячелетиями.

Поэтому коммунизм как уничтожение частной собственности – здесь мы переходим к третьему кардинальному вопросу марксизма – есть не статическое «идеальное» состояние общества, а историческая эпоха, содержанием которой является преодоление отчуждения. Не оставляет сомнений классическая ясность формулировки «Немецкой идеологии», поле вокруг которой усеяно мертвыми костями бесчисленных иносказательных интерпретаций: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние».[27]

Здесь, как и в случае со многими мыслями Маркса, столь же классическими, сколь и классически непонимаемыми, нужно сбросить наваждение как ноттингемских, так и шервудских интерпретаций и понимать Маркса как должно, – т.е. буквально.

Так Шлиман поверил Гомеру на слово – и нашел Трою.

Коммунизм – как по своему содержанию, так и по масштабам решаемой задачи – соизмерим отнюдь не с капитализмом, а только со всей предшествующей историей.

Коммунизм – это целая эпоха, а не один способ производства. Но с каждым этапом снятия отчуждения социальное время будет закономерно ускорять свой бег, и вся эпоха возвращения человеку его отчужденных сущностных сил пролетит в десятки и сотни раз быстрее, чем период его закабаления ими.

Таким образом, уже в цикле работ 1844-1846 гг. были даны ответы на все три кардинальных вопроса марксизма, соответствующие потребностям революционной теории и практики своей эпохи. Однако сегодня перед теми, кто, решив задачу «упразднения» капитала, ищет заветный ключ к строительству нового общества, неизбежно встает новая задача: давно пора, пока еще не поздно, через общее понимание сущности уничтожения частной собственности переходить к детальному представлению о специфических этапах, через которые должен проходить этот закономерный процесс.

Маркс, помимо общего методологического каркаса для осуществления подобной работы оставил нам и ключ к последовательности этапов. В рукописях 1844 г. содержится гениальная догадка о том, что «снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и самоотчуждение»[28].

Это означает, что практически задача уничтожения частной собственности заключается в овладении производственными отношениями – а тем самым в присвоении отчужденных производительных сил – в порядке, обратном тому, в котором происходило их отчуждение. Теоретически же задача сведена к установлению последовательности качественных этапов процесса отчуждения, а затем – к ее обращению, отражению относительно исторической «оси симметрии», разделяющей период становления отчуждения и эпоху его преодоления, эпоху коммунистических способов производства.

«Как поступил зрелый Маркс с проблемой отчуждения»?[29]

Раскрыв в общих чертах сущность уничтожения частной собственности, Маркс затем (по вполне понятным конкретным политическим, а также и теоретическим причинам) должен был сконцентрировать все свое внимание на первом этапе ее уничтожения.

Это означало, тем самым, что Маркс-теоретик сосредоточил свои усилия на исследовании не всех этапов процесса развития отчуждения, а только одного, но зато важнейшего, заключительного этапа, и соответственно – на изучении не всех форм развития частной собственности, а только высшей ее формы, капитала.

В таком подходе был не только огромный политический, но и важный методологический смысл: в ситуации крайней ограниченности достоверного исторического материала, относящегося к докапиталистическим способам производства, анализ высшей, заключительной формы процесса отчуждения мог послужить единственным ключом ко всем предшествующим его формам: «Буржуазное общество есть наиболее развитая и наиболее многообразная историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его структуры, дают вместе с тем возможность заглянуть в структуру и производственные отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которых оно было построено… Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т.д.»[30]

Об этой стороне дела речь пойдет ниже. Сейчас для нас несравненно важнее ответить на другой вопрос, имеющий колоссальную практическую значимость: как должны поступить с проблемой отчуждения современные марксисты?

В 1844 г. Маркс-философ с помощью категории «отчуждение труда» впервые ответил на три названных выше основных вопроса марксизма. Эти ответы сделали его революционером-коммунистом. Отныне главной задачей Маркса-философа стало создание теоретического оружия для Маркса-коммуниста. Целиком сосредоточившись на одном, наиболее важном пункте – анализе высшей, последней формы частной собственности и проблеме ее уничтожения, – Маркс практически больше не имел возможностей возвратиться к проблеме уничтожения частной собственности во всей ее полноте.

Однако эти три проблемы, принципиальный путь решения которых открыл Маркс, стали главными вопросами ХХ столетия и, по-видимому, сохранят за собой это качество в первой половине следующего века. Помимо глубокого философского содержания, они приобрели огромное политическое значение.

Вопрос о том, что такое частная собственность, по сути, равен вопросу о том, что такое капитализм переходной эпохи, ибо этот капитализм завершает собой не только историю капиталистического способа производства, но и всю последовательность антагонистических формаций, и как высшая форма частной собственности может быть понят только исходя из всей предыдущей истории отчуждения, истории, которую он целиком содержит в снятой форме.

Вопрос о том, почему частная собственность должна быть уничтожена, равен вопросу о том, в чем смысл и оправдание коммунизма – становящегося гуманизма, переходной эпохи возвращения человеку его человеческой отчужденной сущности, присвоения человеческой личностью всего богатства предшествующего развития.

Наконец, вопрос о том, в чем состоит уничтожение частной собственности, равен вопросу о том, через какие качественные этапы должен закономерно развиваться процесс строительства нового общества, т.е. процесс преодоления отчуждения. Общественная наука, которая оказывается не в состоянии дать точный, конкретный, практически-действенный ответ на этот вопрос, не в состоянии хотя бы осмыслить принципиальный ответ на него, уже данный Марксом, которая пробавляется «обобщением опыта» и конъюнктурной апологетикой – такая общественная наука не имеет ни малейшего отношения к Марксу и марксизму.

Различные сущностные слои материалистического понимания истории имеют то общее со структурными уровнями материи, что ни один из них не может быть устранен из поля зрения теории без немедленного разрушения целого. Пытаться осилить проблему частной собственности, игнорируя категорию «отчуждения», перескакивая через первый сущностный слой исторического материализма – все равно что пытаться теоретизировать об этапах развития человеческого организма, не имея ни малейшего представления об анатомии и физиологии и начиная сразу с внутриклеточных структур или биохимических процессов. Философскому мужу, страдающему животом, не поможет зазубренная им наизусть гениальная формула об электроне и атоме, коль скоро он отверг категорию «несварения» якобы вследствие ее «чрезмерной общности».

В другой раз, изучая «раннего» Маркса, он, будем надеяться, внимательнее прислушается к совету «раннего» Ленина: «Да ведь всякая идея будет слишком общей скобкой, г. Михайловский, если Вы наподобие вяленой воблы выкинете из нее все содержание, а потом станете возиться с оставшейся шелухой!»[31]

Разработка проблемы отчуждения – историческое завещание Карла Маркса. Сегодня дальнейшее промедление с исполнением этого завещания смерти подобно.

2. «Немецкая идеология»: материалистическое понимание истории как понимание материального источника и механизма отчуждения

Мы уже видели, что в известном фрагменте «Отчужденный труд» Маркс ставит перед собой задачу уяснения сущности самого процесса отчуждения, а конкретнее – последовательности форм отчуждения, соответствующих этапам человеческого развития.

Первоначально в этой задаче Маркс видел лишь средство для того, чтобы вывести все категории политэкономии из понятия «отчуждения», т.е. увидеть логическое в историческом. Однако затем эта задача приобрела самостоятельную ценность: в этапах самоотчуждения Маркс увидел последовательность этапов его снятия, т.е. коммунизма. Соответствующий фрагмент о коммунизме, который Маркс начинает словами «снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и самоотчуждение…», является примечанием к недошедшим до нас фрагментам «Рукописей», которые, очевидно, и содержат первоначальный набросок этапов самоотчуждения. Однако они могли представлять собой лишь феноменологию, а не логику отчуждения, поскольку его сущность была вскрыта только в «Немецкой идеологии», в ходе углубленной разработки материалистического понимания истории.

Для буржуазных экономических мыслителей частная собственность выступает как незыблемая твердь и основание в самой себе. Вскрытие все новых сущностных слоев, лежащих под ней, вызывает у опирающихся на эту твердь столпов общества тошнотворное чувство невесомости: едва смирившись с мыслью о том, что она покоится на неких сомнительных слонах, они уясняют, что те, в свою очередь, стоят на совсем уж неблагонадежной черепахе, которая барахтается в бурном океане производительных сил и производственных отношений.

Уже в конце «Экономическо-философских рукописей 1844 г.» Маркс приближается к пониманию того,