решительно.
Проня затопталась на месте.
Критик с невероятной для него силой рассёк воздух своим оружием крест накрест.
— Убьёт! — предположил Сява уважительно.
Проня прекратила натиск на Культю и пошла на попрошайку.
— Ты уверял — всё получится! — грозно проговорила она.
Сява вскочил. Держа почтительную дистанцию, он принялся торопливо оправдываться:
— Мы же забыли про таз. Ты забыла и я забыл. Это же непредвиденные обстоятельства…
— Изловлю — раскурочу, — пригрозила Проня.
Она ещё немного потопталась, побушевала, потом начала успокаиваться и вскоре совсем затихла.
Все расслабились. Сява принялся сооружать пышный матрац, благо сухой травы вокруг было навалом. Культя не выпускал из рук свой ненаглядный таз, вертел его, окидывал взором и восхищённо цокал языком.
15
Ночь подкралась ненавязчиво и бесшумно. Тускло залоснилась потёртым боком Луна, небо обсыпалось звёздами, воздух затих.
Сява спал сладко и, как всегда, чутко. Потревоженный сном, он часто вскакивал, куда-то уносился, но тут же, слегка сконфуженный, возвращался. В сторонке, негромко шурша, возились Кнут с Васей. Проня, объевшаяся тыквочками, раскатисто храпела. Культя побросал в неё мелкими камешками, убедился, что не притворяется, прополоскал в луже свои штаны и повесил на куст сушиться. Затем разыскал увесистый камень, подложил под голову и, зарывшись в сено, мирно задремал.
Утром критику приснился сон, в котором юная обнажённая Вася кидалась в него тяжёлыми спелыми тыквочками.
Кнут ещё раз пнул Культю ногой.
— Вставай, засоня! Проня твои портки спёрла.
Культя замычал, громко всхрапнул и резко подпрыгнул, одновременно замахнувшись и камнем, и тазом.
— А-а-а, это ты, — сказал критик миролюбиво. Шагнул к кусту и замер…
Проня, не замечая никого вокруг, мыча и закатывая глаза, сладострастно внюхивалась в его штаны. Из её горла раздавался стон, тело дёргалось.
Сява подобрался поближе. Морщинки на его лице собрались в комок, в голове завозились мыслишки.
— Что это с ней? — спросил он. — Никак, помирает?
Девица грохнулась на спину. Окрестности огласились утробным нечеловеческим воем. Пот брызнул из чёрных от грязи пор, тело содрогнулось и обмякло.
— Отошла, — радостно выдохнул Сява. — Слава Кузьмичу!
Культя выдернул из неподвижной руки свои штаны.
— Сколько опарышей на такой туше можно вывести! — Попрошайка прыгал вокруг и, сияя лицом, потыкивал Проню пальцем. — А можно выкормить крыс…
— Кайф… — Проня распахнула глаза и распустила губы в мерзкой слюнявой улыбке.
С каждым днём становилось теплее. Оставались позади города, посёлки, деревни. Перед путниками раскинулась бескрайняя пустынная степь. Юг находился где-то там, за горизонтом, всего в нескольких днях ходьбы.
— Вперёд, товарищи! — победоносно кричал Сява. — Последний бросок — и мы у цели!
Прошло еще несколько дней, а степь не кончалась. Более того, впереди пролегала совершенно голая бесплодная равнина, доведенная до полного истощения в годы развитого социализма, благодаря применению методов интенсивного земледелия с научным подходом. Ни травинки, ни кустика, кругом одни трещины в пересохшей и выветрившейся земле.
— Надо возвращаться, — уговаривал друзей Культя.
— Я хочу есть, — стонала Вася. — И ещё хочу пить.
— Здесь даже Кал сдать некому, — негодовала Проня.
— Нам бы твои проблемы, — ворчал Кнут. — А вообще-то, давайте советоваться.
— Открываем Партсобрание! — тут же объявил Сява. — На повестке дня один вопрос с двумя подпунктами. Куда нам двигаться дальше: а — вперёд, или б — назад? Начинаем прения. Кто хочет выступить?.. Слово просит Коммунист Культя…
— Ещё два дня без пищи, и мы не сможем двигаться ни вперёд, ни назад, — сказал Культя.
— Конкретней, товарищ, — строго попросил Сява. — Почему два дня, а не три или даже четыре? Почему без пищи? Возможно, что впереди скоро опять пойдут травы… Конкретней попрошу.
Кнут молчал. Он не привык сдаваться ни при каких трудностях, хотя в словах критика имелся смысл. Вася разделяла мнение своего дружка и тоже помалкивала. Проня хотела что-то сказать, но пока она соображала и двигала глазами, наводя резкость на председательствующего, слово сам себе предоставил Сява.
— Товарищи! — попрошайка завопил на такой высокой ноте, что пустил петуха. — Товарищи! Высокое звание Коммуниста не даёт нам права при первых же неудачах отступать, капитулировать, сдаваться, идти на попятную!..
Далее Сява прокричал большое количество всевозможных партийных заклинаний, воздал хвалу Великому Кузьмичу и проклял капиталистов. Что-либо возражать на такие речи никто не осмелился, это считалось в высшей степени непатриотичным. Культя сидел пристыженный, но не покаявшийся.
— Переходим к голосованию! Кто за то, чтобы продолжить поступательное и целенаправленное продвижение вперед?
Кнут, Вася и Сява подняли руки. Проня задвигалась, открыла рот…
— Кто против? — Сява не стал ждать, пока Проня определится.
Культя нехотя, скорее из принципа, вскинул ладонь и тут же опустил.
— Кто воздержался?.. Итак, объявляю результаты голосования: трое — за, один — против, при одном воздержавшемся.
— Я не воздерживалась, — наконец-то вымолвила Проня. — Я…
— За?..
— Э…
— Против?
— Вот и отлично. Значит, четверо — за, один — против, воздержавшиеся отсутствуют.
— Да-а-а. Вот в таких краях я никогда не бывал! — ликовал Сява, забравшись на кручу. — Хотя слыхивал, слыхивал. И не только слыхивал, а знал, то есть был уверен. Перед нами юг, товарищи! Самый настоящий юг! Глядите, какая растительность. Ой, зараза! — Попрошайка отдёрнул руку, уколовшись.
— Похоже, тут даже нет съедобной травки, — пробурчал Культя.
— Нет? Как же. Это же юг! Тут всего навалом. Тыквочки вот такие! И сладкие.
— Как это — сладкие? — не поняла Проня.
— Ну, вкуснее наших. Значит сладкие. Ешь и хочется.
— А мне и наших всегда хочется, — сказал Культя.
— Наши маленькие, — не сдавался Сява. — Два раза куснул и нету, а южную — ешь, ешь, уже не лезет, а она все не кончается.
— Говоришь, как будто сам ел.
— Хоть и не ел, а знаю, важные люди рассказывали, — Сява перепрыгивал от одного куста к другому, пробуя растительность на зуб. — Горькая, — констатировал он. — Солёная. Ой, я-я! Жжётся!
— Брось ты её жевать, — сказал Кнут. — Отравишься. Пойдём лучше город искать.
— Да, да. Надо город искать, — поддакнул Культя. — Мы сюда не траву есть пришли, а тыквочки и орехи.
— Вот вроде бы ничего. — Попрошайка замолотил челюстями. — Нет. Эту я уже пробовал. Солёная. К пиву бы пошла. А так — тьфу.
— Ладно, ты тут хавай траву, а мы пойдём искать город, — сказал Кнут. — Вперёд!
— Вперёд, товарищи, вперёд! — заторопился Сява, между словами оттирая язык рукавом. — Только вперёд!
С каждым шагом становилось всё жарче. Сказывалась усталость, да и солнце прочно зависло в зените. Редкие бабочки, всполошено трепыхая крыльями, носились от цветка к цветку. Сява поймал одну, попробовал на зуб, но только перемазался белой пылью.
— Нет в ней мяса, — сделал заключение попрошайка.
— Припёрлись на юг, вот и обжираемся, — язвил Культя.
— Ничего, найдём город, а там-то уж отъедимся, — бодро тараторил Сява. — Так поедим, что и думать о еде забудем. Я столько съем, столько! И ещё раз столько.
— Смотри не обделайся.
— А вот и хотя бы… Главное, успеть сдать Кал куда следует, то есть в горшок, а не сбросить в штаны, как некоторые.
Культя оскорбился и замолчал.
— Хоть бы встретился кто. Может, мы не туда идём, — жалобно проговорила Вася.
— Тропинок не видно, — вздохнул Кнут.
— Высохла земля, вот все и шляются как попало, — сказал Сява. — Не по стежкам-дорожкам, а как кому в голову взбредёт.
— Юг, — хмыкнул Культя. — Вот у нас по любой тропинке или в город придёшь, или на свалку, или в деревню.
— Ладно, переночуем, а завтра город найдём, — уверил всех попрошайка. — Точно найдём. На юге много городов. Больше, чем у нас. И как только мы город найдём, как объедимся вволю тыквочками, так вы сразу и заговорите, вот, мол, какие мы молодцы, что заявились сюда. А это я вас агитировал, я вас привёл. Мне каждый из вас в знак благодарности по тыквочке должен будет преподнести. В знак уважения. То есть, симпатии. Иначе говоря — расположения. Или почитания. А, может быть, даже благоговения. Выбирайте сами…
— Земля-то здесь какая горячая, — заметил Сява, укладываясь спать. — Вот вам и юг. Не надо норки искать или в мусор зарываться. Лёг на землю и спи. А хочешь, чтоб помягче было, можно её подрыхлить. Хорошо!
Никто не поддакивал, и попрошайка притих. Ночь наступила рано. Запахи чудных, но несъедобных трав щекотали ноздри. Назойливо стрекотала ещё никем не съеденная козявка. Или она была слишком ловкой, или ядовитой.
Культя лежал на спине и смотрел в небо. Проня вроде бы потеряла к нему жгучий интерес, а, может быть, как и все, думала о еде.
— Ты в меня не кончай, — послышался шёпот Васи.
— Так куда ж, в траву, что ли?
— Вот, дурень. Да в рот мне. Зачем добру пропадать?
«Умная», — с завистью подумал Культя.
Проня неожиданно закашлялась, брызнула слюной.
— Будем её южанам предлагать, — зашептал предприимчивый Сява. — В обмен на тыквочки.
— Найдёшь дураков, — скривился Культя.
— Зачем дураков. Мы ею будем угрожать. Давай, мол, тыквочки, а то познакомим. Здорово? А? Не глупо?
Критик не отвечал. Ему хотелось есть и ещё чего-то непонятного, но хорошего. Может быть, счастья?
14
Под утро сон голодных путников прервал чей-то крик. Первым вскочил осторожный Сява. Он ошарашено повертел головой, но никого не увидел. Кнут тоже приподнял голову и вопросительно глянул на попрошайку. Тот пожал плечами, ещё раз осмотрелся, потом опустился на колени и стал жевать траву.
— Э-э-а-а-а! — протяжный вопль разбудил всех остальных.
В сторонке, невдалеке от их лагеря, умирал человек. Он уже не мог разговаривать, только пучил глаза, весь трясся и временами сильно кричал. По-видимому, он приполз сюда ночью — след от сломанных растений тянулся к северу.
Партбилета при нём не оказалось, все пугливо отпрянули и назидательно посмотрели друг на друга. Теперь предстояло дождаться конца и попробовать реализовать труп с максимальной для себя выгодой. Можно было, конечно, ускорить процесс умирания — придушить бедолагу или стукнуть камешком, но на такое мудрое деяние никто не решился.
— Вот вам и юг, — заливался Сява, уплетая вторую полосатую тыквочку.
— Вкус у неё какой-то странный, — осторожно произнёс Культя.
— Это потому, что она сладкая, — ликовал попрошайка. — Скажите, где ещё нам за покойничка отвалили бы столько? Юг — это всё-таки юг!
— Но торговаться они умеют, — засмеялся Культя.
— Да уж, умеют, — согласился Сява. — Это точно. Только и мы молодцы. Ну, нисколько не продешевили. Я, признаться, и за меньшее количество штук
