Яо были изданы первые писаные уголовные законы. Эти законы определяли клеймение лица, резание ног, рук, оскопление, смерть за тяжкие преступления; за легкие — плеть. Принималось также во внимание, обдуманно или необдуманно совершено преступление, и сообразно этому определялось наказание. В некоторых случаях, когда, например, преступником является один сын престарелой матери, его оставляли без наказания. Еще при жизни Яо выбрал себе в преемники Шуня и сделал его своим соправителем.
Шунь и Яо утверждали, что само небо управляет народами в лице государей и что государь есть истинный наместник неба. Полагая, что между небом и землей есть таинственная связь, они старались составить гражданские законы по образцу небесных. Эти государи были образцами добродетелей для своих подданных. Они думали, что счастье и благосостояние народа зависят от него самого, то есть от его доброй нравственности. Добрая же нравственность народа, по их мнению, зависела не от законов, а от примера, какой им давала высшая власть, то есть государь и его чиновники. По их мнению, народ более склонен следовать тому, что высшие любят, а не тому, что они предписывают. Они сознавали, что добрую нравственность в народе может упрочить просвещение; поэтому они старались улучшить воспитание юношества и усовершенствовать школьное учение. Когда Яо умер, был назначен трехгодичный траур для всего народа. Шунь, его преемник, значительно смягчил уголовные законы и из практиковавшихся кар сохранил только наказание палкой, конфискацию имущества и изгнание.
Подобно Яо, он избрал себе в соправители даровитого юношу Юя. Во время их совместного правления (в 2297 году и следующих) в Китае было большое наводнение от беспрерывно лившихся дождей, обративших всю страну в одно сплошное болото. В продолжение двадцати лет правители и народ старались осушить почву, что им и удалось наконец.
При осушении страны Юй тщательно изучал почвенные условия и отводил землю под хлебопашество, деля ее на участки. Затем поля он перерезал различной длины каналами, которые служили во время наводнения для стока вод, а в засуху для орошения. Участки давались, смотря по качеству почвы, от 100 до 300 му (му= 1210 англ. футам[3]) и были обложены поземельной податью, состоявшей из 1/10 части урожая.
После Юя следовал целый ряд мудрых правителей из династии Ся и Шан. При них вводились постепенно разного рода законы, имевшие своею целью благосостояние граждан. Наибольшее внимание обращалось на сельское хозяйство, в преуспеянии которого было заинтересовано и правительство; но надо заметить, что оно имело в виду, кроме уравнения налога и земских повинностей, предотвращение чрезмерного обогащения одних и обеднения других, а также чтобы земледельцы не предавались лености и праздности. Вследствие этого все полевые работы производились под непосредственным надзором правительственных чиновников. Правительство указывало сроки пахоты земли и время посева и уборки; оно же издавало правила, как и чем удобрять землю.
Для удовлетворения нужд народа в случае неурожая правительством были учреждены запасные хлебные магазины, куда поступала четвертая часть трехлетнего государственного дохода. Хлеб сохраняли от порчи, давая его в ссуду земледельцам, нуждавшимся в зернах для посева. Осенью при сборе жатвы ссуды возвращались обратно в казну. Во время же неурожая хлеб раздавался без возврата.
Благодаря этим благоразумным мерам благосостояние народа находилось в цветущем положении. Народ спокойно и мирно жил при мудром и кротком управлении. Государство за это время окрепло и расширило свои пределы. При последних богдыханах из династии Шан, которая с 1401 года до Р.Х. приняла наименование Инь, в Китае насчитывалось 24 вассальных княжества, находившихся в сюзеренной зависимости от богдыхана. Но затем в истории Китая наступает кризис.
3
Последний богдыхан из династии Инь отличался жестоким и деспотическим характером. Ни князья, ни народ не любили его, и этим воспользовался могущественный и храбрый правитель княжества Чжоу. Он восстал против тирана и лишил его престола. Вступив на престол богдыхана, он, боясь за неприкосновенность своей власти и чтобы усилить ее и умножить число приверженных ему людей, роздал массу областей в вассальное владение своим близким людям, родственникам и друзьям и умножил таким образом число княжеств до 156. Это-то и послужило причиной смут, целые столетия потрясавших государство и особенно усилившихся в эпоху, предшествовавшую рождению Конфуция, которая представляет ту же историческую картину, какую мы видим в Средние века в феодальной Европе или в удельный период истории России.
Китайской империи в эту эпоху пришлось пережить целый ряд неурядиц, смут и междоусобий и долгую ожесточенную борьбу с варварскими пограничными народами. Разделенная на множество мелких владений, признававших только номинально зависимость от богдыхана, империя, по-видимому, находилась на краю гибели. Каждое из этих владений желало усилиться и расширить свои пределы за счет соседних областей и являлось, таким образом, рассадником распрей и междоусобных войн. Вся китайская история того времени переполнена рассказами о братоубийственных войнах, коварных интригах, изменах и возмущениях против богдыхана. Выработанные культурные начала стали забываться и приходить в упадок. Религия находилась в пренебрежении, законы бездействовали, сильные притесняли слабых, крупные землевладельцы отнимали земли у мелких собственников и оставляли их без клочка земли. Последние умножали собою бесчисленные толпы бродяг и нищих, не признававших никакой власти и законов.
Возникли неведомые до сих пор воровство и грабежи, всею тяжестью падавшие на тот же народ, который без того уже страдал под игом беспрестанных войн и должен был доставлять средства для содержания бесчисленных армий.
В истории Китая указывается, что эти армии иногда состояли из сотен тысяч человек. Народу же приходилось строить крепости и нести остальные тяжелые повинности, вызываемые потребностями военного времени, доставлять средства князьям и вельможам на постройку дворцов и на различные пиршества и празднества.
Все это вызвало ропот даже у известного своим терпением и трудолюбием народа. Отголоски его возмущения дошли до нас, сохранившись в безыскусных народных песнях. Подавляемый массой поборов и налогов и непосильным трудом, народ был близок к возврату в первобытное состояние варварства. Должна была наступить пора преобразований. Надо было найти способы водворить в государстве порядок и начать новую жизнь. При безначалии и нравственной и политической распущенности, господствовавшей в Китае в эту эпоху, должны были наконец явиться преобразователи нравов, здравый голос которых указал бы народу и правителям путь к истине, призвал бы их к повиновению законам.
И действительно, в это время стали появляться люди, стремившиеся тем или иным путем внести покой и мир в государство, — люди, сознававшие всю необходимость его объединения.
Среди них были и полководцы, мечтавшие достигнуть заветной цели силою оружия, и политики, старавшиеся путем дипломатических уловок и переговоров достичь того же (дипломатия и в то время имела большое значение, как это видно из существовавшего тогда выражения «трехдюймовый язычок стоит стотысячной армии»), и, наконец, философы. Последние видели спасение страны в установлении и улучшении нравственного и религиозного быта народа, во введении строгого порядка, основанного на правильных гражданских и уголовных законах, и в предложении целого ряда мер к поднятию материального благосостояния народа, улучшения его сельского хозяйства и промышленности.
Из этих философов наиболее известны Лао-цзы, Конфуций и Менций, ученик Конфуция.
Лао-цзы был основателем существующей и поныне в Китае религии даосов. Эта религия основана на древнем, принадлежащем востоку Азии миросозерцании, по которому коренной причиной всего существующего признается высшее вечное духовное существо, а человеческие души — излиянием (эманацией) этого существа. Сообразно этому Лао проповедовал метампсихоз — верование, что душа, не запятнанная грехами, возвращается к своему божественному началу, тогда как грехи осуждают ее на пребывание в других телах животного мира. Во имя этой идеи Лao проповедовал также презрение к внешности, подавление вожделений и страстей и провозглашал приобретенное этим путем душевное спокойствие величайшим благом.
Это учение, заимствованное, по всей вероятности, Лао-цзы у индусов, существует, как мы сказали, в Китае и поныне; оно распространено, главным образом, среди черни, но не приобрело того успеха, какой выпал на долю другого знаменитого китайского философа — Конфуция, к описанию жизни и учения которого мы сейчас перейдем.
Глава I
Генеалогия Конфуция. — Его рождение, детство и юность. — Поступление на службу. — Женитьба. — Служебные успехи
Китайские летописцы ведут генеалогию своего реформатора от полумистического богдыхана Хуанди[4], изобретателя цикла и компаса[5], царствовавшего за 2637 лет до Р.Х. По их словам, большая часть предков Конфуция отличалась выдающимися способностями и занимала важные административные, военные и гражданские посты в государстве. На одного из этих предков, жившего в восьмом столетии до Рождества Христова, указывают, между прочим, как на большого любителя и знатока старинных обычаев и древней истории — наследственная черта, перешедшая впоследствии к Конфуцию. Об отце Конфуция, которого звали Шу Лянхэ, летописи повествуют следующее: Шу служил в военной службе и отличался необыкновенным ростом, силою и удивительною храбростью, о которой рассказывают чудеса. Он был назначен правителем третьестепенного городка Чеу, находившегося в вассальном княжестве Лy. Шу имел двух жен; от первой, или главной, жены у него было девять дочерей, а от второй — слабый, вскоре умерший сын, по имени Манпи. Шу желал иметь после себя наследника; поэтому он, когда главная жена его умерла, решил жениться вторично, несмотря на свой преклонный возраст — ему было 70 лет. После долгих колебаний выбор его пал на известное в городе семейство Иен, в котором было три сестры. Отец молодых девушек хотя и очень желал породниться с Шу Лянхэ, но не принуждал своих дочерей к этому неравному браку. Призвав их к себе, он передал им предложение Шу и, указав на знатное происхождение жениха и на то, что Шу, несмотря на старость, обладает необыкновенною силою и храбростью и занимает важный пост градоправителя, сказал:
— Мне бы очень хотелось, чтоб предложение Шу было принято! Кто из вас желает быть его женою?
Две старшие дочери промолчали, младшая же, по имени Чин-ци, отвечала:
— Зачем вы спрашиваете нас? Не в вашей ли воле решить это!
Тогда отец предложил ей выйти замуж за Шу. Чин-ци согласилась. Через девять месяцев после свадьбы у них родился сын, будущий законодатель Китая.
Рассказывая о жизни и деяниях Конфуция, китайские летописи не приписывают ему ничего чудесного и легендарного, за исключением одного периода, именно рождения Конфуция, — здесь фантастический элемент выступает на сцену. Самое зачатие, период беременности и, наконец, рождение мудреца сопровождаются разного рода чудесными явлениями. Легенды повествуют, что вскоре после свадьбы молодая жена, боясь, что у нее вследствие старости мужа не будет ребенка, упросила своего супруга съездить с нею на холм Нику. Здесь она обратилась с жаркою молитвою к верховному существу Шанти. Просьба ее была услышана, и она зачала сына. Когда она спускалась с холма, деревья и травы склонились перед нею. В саду, принадлежавшем Шу Лянхэ, ей явилось
