у воров и разбойников, потому что им для совершения воровства и грабежей необходимо иметь начальника, которого бы все слушались; без этого у них пойдут раздоры и безначалие, при которых они не могут заниматься своим ремеслом.

12. Философ сказал: «Строгого по наружности и слабого в душе можно сравнить с человеком из простого класса; не походит ли он на вора, который проделывает отверстие в стене или перелезает через нее?»

13. Философ сказал: «Деревенский смиренник – враг добродетели!».

Толкователи говорят, что эти смиренники своим лицемерием действуют гораздо более растлевающим образом на окружающую среду, чем настоящие открытые беззаконники и негодяи.

14. Философ сказал: «Уличные слухи и россказни – это поругание добродетели!»

Другой перевод: Слышать на дороге и пересказывать – это значит бросать добродетель.

Так как в уличные слухи и россказни мы не вдумываемся и не усвояем их, то значит, мы ничего не приобретаем для своего нравственного и умственного усовершенствования.

15. Философ сказал: «С низким человеком можно ли служить государю? Когда он не достиг желаемого, то заботится о достижении его, а когда достигает, боится, как бы не потерять; а при боязни потерять – он готов на всё».

16. Философ сказал: «В древности люди имели три недостатка, которых ныне, пожалуй, и нет. Древние сумасброды были своевольны в мелочах, а нынешние отличаются полною разнузданностью; прежде строгие люди отличались суровостью, а ныне отличаются злобою и гневом; прежние простаки отличались прямотою, а нынешние – ложью».

17. Философ сказал: «Хитрые речи и притворная наружность редко соединяются с гуманностью».

18. Философ сказал: «Я не люблю фиолетовый цвет, потому что он затмевает красный; не люблю сладострастный чжэньский напев, потому что он нарушает истинную музыку; не люблю говорунов, ибо они губят государство».

Этим изречением Конфуций хочет сказать, что в мире все непрямое чаще торжествует над всем прямым и потому заслуживает ненависти.

19. Философ сказал: «Я хочу перестать говорить». На это Цзы-гун сказал: «Если Вы не будете говорить, то что же будут передавать Ваши ученики?» Философ отвечал: «Говорит ли что-нибудь Небо? А между тем, времена года сменяются и твари рождаются. Говорит ли что-нибудь Небо?»

20. Жу-бэй хотел представиться Конфуцию. Конфуций отказался под предлогом болезни; но лишь только посланный вышел из дверей, как он взял арфу и стал петь, чтобы уходивший слышал игру и пение.

Жу-бэй – луский уроженец, изучавший похоронные церемонии у Конфуция. Полагают, что он чем-нибудь оскорбил Конфуция, который поэтому не хотел принять его, чтобы проучить его за это.

21. Цзай-во сказал: «Трехгодичный траур слишком продолжителен. Благородный муж, если в течение трех лет не будет упражняться в церемониях, то они непременно придут в расстройство. Если в течение трех лет не будет заниматься музыкой, то она непременно падет. Можно бы ограничиться годичным трауром, так как в течение года старый хлеб кончается и новый поступает, и огонь, получаемый от трения, меняется». Философ сказал: «Был ли бы ты спокоен, кушая рис и одеваясь в парчу?» «Был бы спокоен», – последовал ответ. «Ну, если бы ты был спокоен, – продолжал Конфуций, – то и делай так. А вот для благородного мужа во время траура пища не сладка, музыка не доставляет ему удовольствия, и, живя в доме, он не спокоен. Поэтому он не делает этого (т. е. не ограничивается годичным трауром). Теперь, если ты спокоен, ну и делай так!» Когда Цзай-во вышел, Философ сказал: «В этом заключается негуманность Юя. Сын только через три года после рождения сходит с рук отца и матери. Трехгодичный траур есть всеобщий траур. А Юй разве не пользовался трехлетнею любовью своих родителей?!»

Относительно получения огня посредством трения дерева мы встречаем у китайцев следующие замечания: весной огонь добывается из тополя и ивы, летом – из жужуба и абрикосового дерева, в конце лета – из тутового дерева и шелковичного дуба, осенью – из дуба и акации и зимой – из Sophora japonica и красного дерева. Это годичный кругооборот добывания огня из дерева. Таким образом, год составляет небесный кругооборот, в течение которого и периоды времени и сама природа меняются, а потому и траур можно ограничить этим круговоротом.

По смерти родителей китайцы в течение года должны одеваться в грубое полотно, есть грубую пищу и отказываться от всякого комфорта и от всех удовольствий.

22. Философ сказал: «Есть досыта целый день и ничем не заниматься – разве это не тяжело? Разве нет шахмат и шашек? Играть в них все-таки лучше, чем ничего не делать».

И, или в просторечии игра в шашки, состоящая из 361 шашки, – изобретение которой приписывается Императору Яо. У китайцев есть также игра в шахматы, называемая Сян-ци, имеющая большое сходство с нашей игрой в шахматы. Некоторые полагают, что она занесена в Китай из Индии.

23. Цзы-лу спросил: «Предпочитает ли высокопоставленный человек мужество?» Философ отвечал: «Он ставит долг выше всего, потому что человек, занимающий высокое положение, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается мятежником, а человек, занимающий низкое положение, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается разбойником».

24. Цзы-гун спросил: «У благородного мужа есть также и ненависть?» «Есть ненависть, – сказал Философ, – он ненавидит людей, говорящих дурно о других, ненавидит тех, которые, занимая низкое положение, злословят о высших; ненавидит храбрых, но бесцеремонных, смелых, но неразумных. А у тебя, Цы, также есть ненависть?» – спросил Конфуций. «Да, я ненавижу признающих шпионство – за ум, непокорность – за храбрость и кляузничество – за прямоту», – ответил Цзы-гун.

25. Философ сказал: «С женщинами, да и со слугами, трудно справиться. Приблизишь их, они становятся непокорными, а отдалишь – ропщут».

26. Философ сказал: «Если кого ненавидят в сорок лет, тому уже делать нечего».

Сорокалетний возраст – это та пора, в которую человек должен достигнуть добродетели, т. е. приобрести нравственные устои, которые снискивают ему уважение других, а если вместо этого он возбуждает в людях чувство ненависти, то значит, он никуда не гож, так как в 40 лет невозможно измениться к лучшему.

Глава XVIII. Вэй-цзы ушел…

1. Вэй-цзы ушел, Цзи-цзы сделан рабом, а Би-гань умер за увещания. Конфуций сказал: «Иньский дом имел трех гуманных людей».

Вэй-цзы был родной брат иньского государя Чжоу от наложницы, а Цзи-цзы и Би-гань будто бы были его дяди. Вэй-цзы при виде беззаконий Чжоу-вана удалился, а Цзи-цзы и Би-гань стали увещевать, за что Чжоу-синь умертвил Би-ганя, а Цзи-цзы был сделан рабом и притворился сумасшедшим.

2. Лю Ся-хуэй был судьею, и его трижды отставляли от должности. Некто сказал ему: «Разве вы не можете удалиться?» Лю Ся-хуэй отвечал: «Если я буду служить людям честно, с прямотой, то куда бы я ни пошел, всюду подвергся бы троекратному изгнанию со службы; а если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?»

3. Циский князь Цзин по поводу обхождения с Конфуцием сказал: «Я не могу принять его как Цзи-ши (первого сановника); приму его по этикету, среднему между приемом Цзи-ши и Мэн-ши», а вслед за тем сказал: «Я уже стар и не могу воспользоваться его услугами». Конфуций удалился.

4. Цисцы послали лускому князю певиц. Цзи Хуань-цзы (временщик) принял их. В течение трех дней не было представлений ко двору. Конфуций удалился.

В 14 г. правления Дин-гуна Конфуций, говорят, был министром уголовных дел (Президентом уголовной палаты) и в течение трех месяцев привел все в такой порядок и благоустройство, что циский князь, опасаясь, что дальнейшая деятельность Конфуция доставит лускому князю первое между удельными князьями место, решился при помощи циских певиц отвлечь князя от правительственной деятельности и выжить Конфуция, – что, как мы видим, ему вполне удалось.

5. Чуский сумасшедший Цзе-юй, проходя мимо Конфуция с песнями, сказал: «О феникс, феникс! Как упали твои добродетели! Прошедшего невозможно остановить увещаниями, а будущее еще поправимо. Оставь, оставь службу! В настоящее время участие в правлении опасно». Конфуций вышел из телеги и хотел поговорить с ним, но тот убежал, и им не удалось поговорить.

Цзе-юй, говорят, был отшельник, притворившийся сумасшедшим. Он встретил Конфуция на пути его в Чу. Сравнивая Конфуция с фениксом, который будто бы появляется в эпоху мира и благоденствия, он как бы издевается над ним за несвоевременное появление и советует ему исправить свою ошибку – удалиться от мира и отказаться от опасной погони за служебной карьерой.

6. Чан-цзюй и Цзе-ни вместе пахали. Конфуций, проезжая, послал Цзы-лу спросить у них, где переправа. Чан-цзюй сказал: «А кто это правит повозкою?» Цзы-лу отвечал: «Это Кун-цю». «А, это луский Кун-цю?» «Да». «Так он сам знает, где переправа». Цзы-лу обратился с тем же вопросом к Цзе-ни. Последний спросил его: «Вы кто такой?» «Я Чжун-ю». «Ученик луского Кун-цю?» «Да». «Волны беспорядков, – сказал Цзе-ни, – разлились по всему миру. Кто-то усмирит их? Кроме того, чем следовать за ученым, удаляющимся от одного к другому, не лучше ли последовать за ученым, удалившимся от мира?» Сказав это, он снова принялся боронить. Цзы-лу удалился и доложил Конфуцию, который с досадою сказал: «Нельзя быть человеку с животными в одном стаде. Если мне не иметь общения с людьми, то с кем же иметь его? Если бы во Вселенной царил порядок, то моего участия в изменении ее было бы не нужно».

7. Сопровождая Конфуция на пути из Чу в Цай, Цзы-лу отстал и, встретившись со старцем, несшим на палке за плечами навозную корзину, обратился к нему со следующим вопросом: «Не видели ли вы моего Учителя?» Старец сказал: «Ты не трудишься, не в состоянии различить сортов хлеба. Почем я знаю, кто твой учитель?» С этими словами он воткнул палку в землю и стал полоть. Цзы-лу стоял, сложив почтительно руки. Тронутый его почтительностью, старик оставил Цзы-лу ночевать, зарезал курицу, приготовил просо, накормил его и представил своих двух сыновей. На другой день Цзы-лу отправился в путь и сообщил о случившемся Конфуцию. Философ сказал: «Это отшельник», и послал Цзы-лу опять повидаться с ним. Но когда Цзы-лу пришел к прежнему месту, то увидел, что старец уже ушел. Цзы-лу сказал: «Не служить – значит отрицать долг. Если нельзя упразднить нравственную связь между старшими и младшими, то как же можно упразднить долг между государем и подданным? Желая держать себя чистым (т. е. укрыться от житейской грязи и смуты), мы нарушаем великие социальные законы. Службою благородный муж исполняет свой долг по отношению к государю. Что Учение не распространяется, это мы знаем».

Старец, или почтенный человек, о котором идет речь, также принадлежал, говорят, к категории отшельников, которые в то смутное и бесправное время, не видя возможности принести пользу своей родине и, быть может, из желания спасти свою жизнь, удалялись от мира и вели уединенную жизнь, заботясь о своем нравственном преуспеянии. Им не нравилась суетливая и, по их мнению, бесполезная деятельность Конфуция и его учеников,