— сокращение имени Амада-ибн-Мухамед-ибн-Катираль Фаргани (аль Фаргани значит — из Ферганы). Астроном IX века родом из Ферганы. Точные даты рождения и смерти неизвестны. Его трактат по астрономии «Книга начальных познаний в науке о звездах» был в 1135 году переведен на латинский язык и получил широкое распространение в средневековой Европе.], Пьера д’Альи[90 — Д’Альи, Пьер (Алиажус) (1350–1420) — католический священник и теолог, епископ французского города К амбре. Автор множества книг церковно-полемического и научно-компилятивного содержания.], Исидора Севильского[91 — Исидор Севильский (570–636) — богослов и летописец раннего средневековья, епископ Сезильи, автор многочисленных теологических и грамматических трудов. Его «Этимология» в 20 книгах — своеобразная энциклопедия, заключавшая в себе все, что составляло научное знание в VII веке. Этот сборник часто печатался в XV веке.], с астрономическим учением Аристотеля и комментариями к нему Аверроэса, с трудами испанского короля Альфонса Десятого[92 — Альфонс X Мудрый — король Кастилии и Леона (1252–1284). Неудачно оспаривал императорскую корону у Рудольфа Габсбургского. Был свергнут с кастильского престола своим сыном Санчо и умер в изгнании. Основатель Саламанкокого университета. Его именем названы «Альфонсины» — астрономические таблицы, составленные обширной комиссией ученых по его поручению.], Пурбаха[93 — Пурбах, или Пеурбах, Георг (1423–1461) — австрийский математик и астроном, учитель Региомонтана. Был профессором Венского университета. Его сочинение «Новая теория планет» пользовалось большой популярностью и вызвало появление множества книг-комментариев. В нем Пурбах пытался примирить аристотелевскую физику с учением Птолемея. Пурбах известен и как составитель тригонометрических таблиц и таблиц планетных движений.], Бьянкини[94 — Бьянкини, Джиованни — итальянский астроном XV века (годы жизни неизвестны). Автор астрономических таблиц. Находился в тесной научной связи с Пурбахом, и затем с Региомонтаном.], Региомонтана.
По мере того как текли вечера у Брудзевского, чувство смутного беспокойства, хорошо знакомое Николаю по астрономическим беседам с Водкой, вновь овладевало им. Он проник теперь за кулисы небесного механизма, знает все его винтики. Механизм слишком громоздок — это он ощущал все острее, почти что болезненно.
— Почему так сложно устроен мир?! — не вытерпев, однажды опросил Коперник.
Доброй усмешкой ответил на это Брудзевский. Говорила усмешка о снисхождении старого скептика к нетерпеливой горячности юности.
— Да, мир сложен… В 1248 году Альфонс Мудрый Кастильский собрал у, себя в Толедо пятьдесят знаменитейших тогдашних астрономов, чтобы создали они новую теорию движения небесных светил, более простую, чем у Птолемея. Они и создали вот эти Альфонсовы таблицы, чуть-чуть исправившие таблицы Птолемея. И стоило это королю Альфонсу сорок тысяч золотых дукатов. В раздражении от ничтожности результата король воскликнул: «Как жаль, что господь не посоветовался со мною, когда он творил вселенную! Он, может быть, установил бы в ней более простой и разумный порядок!» Это богохульство обошлось королю дороже мешков с золотом — за него Альфонс поплатился троном.
Рассказал Брудзевский это предание так, что у Николая не осталось и тени сомнения: учитель сам думает то же, что и богохульный король.
Было много несовершенного во всех этих теориях — с этим Брудзевский охотно соглашался. А Пурбах и Региомонтан, так же как ч астрономы Альфонса Мудрого, только уточнили наблюдения и расчеты Птолемея. Забросить Птолемея и вернуться к Аристотелю, как того хотелось бы арабам, никак нельзя.
— Вот во вторую субботу марта мы будем наблюдать лунное затмение. Я исчислил его по этим таблицам, построенным на эпициклах и деферентах Птолемея. Ни Аристотель, ни Аверроэс мне в этом нисколько не могли бы помочь!
Занятия обратились вскоре в диалог: Коперник спрашивал, Брудзевский пояснял.
— Почему для объяснения движения иных планет мы довольствуемся одним эпициклом, для других — требуется их два и даже три, а для Солнца достаточно одного деферента без эпициклов? Ведь система семи планет едина. Это похоже на то, как если бы на одном дереве выросли листья разных пород— и кленовые, и дубовые, и липовые. В этом нет порядка…
Брудзевский соглашался и с этим. Но, настаивал он, разное число эпициклов позволяет нам «спасти видимость» для всех семи планет.
— Значит, надо представить себе их движения в виде кругов? А что же такое небесные сферы? — не унимался Николай. — Включены ли в них настоящие эпициклы из какого-то вещества, из пятой эссенции? И если это так, то как могут существовать эпициклы под разными углами к плоскости несущих кругов — деферентов? Такой механизм никак не способен совершать обороты.
— Зато наклон эпициклов под разными углами хорошо объясняет движение планет по широтам, — невозмутимо пояснял Брудзевский.
Однажды Брудзевский заметил необычную рассеянность своего ученика. Что с ним? Николай признался, что ему покоя не дает один трудный вопрос, и попросил учителя помочь его распутать. Какая таинственная сила может заставить планету вращаться по эпициклу, когда в центре эпицикла ничего нет? Гераклид и Аполлоний ставили внутрь эпициклов и эксцентров Солнце, но Гиппарх и Птоломей от этого отказались. Что же двигает планету, если в центре ее сферы — пустота?
Вопрос был Брудзевскому неясен. Движение всем планетам сообщает девятая сфера — Перводвигателя. Она двигает и сферы эпициклов.
— Но у Птолемея девятой сферы ведь вовсе нет! — воскликнул Коперник. — Ее открыли много позже.
— А что (бы, собственно, изменилось, если бы в, центре эпициклов Птолемея оставалось Солнце? Солнце разве может двигать планеты? — ответил вопросом учитель. — Какая у него для этого сила?
Много раз приходилось Брудзевскому обсуждать эти вещи с наиболее пытливыми из учеников и с коллегами-астрономами. На все вопросы и сомнения у него давно уже имеются и ответы. Сам Брудзевский, пожалуй, как никто иной видит слабые стороны учения Птолемея — Пурбаха — Региомонтана.
Но ради сохранения стройности мысли и душевного спокойствия Брудзевский раз навсегда отказался от милых сердцу Аверроэса попыток представить себе мир планет как физическую реальность. Видимо, для человеческого разума это недостижимо. А если это так, воздадим должное гению великого александрийца!
Но молодой торунец — очень беспокойный духом юноша. Его вопросам не будет, кажется, конца.
— Почему Солнце и Луна никогда не движутся вспять, как остальные планеты?
— Почему у Марса эпицикл больше, чем у Юпитера, а у Юпитера больше, чем у Сатурна?
— Почему эти три планеты оказываются ближе всего к Земле, когда они восходят вечером и заходят утром, приходя в противостояние с Солнцем?
***
Летом 1492 года старый Казимир IV скончался. И тотчас, к великой радости братьев Коперников, в польскую столицу прикатил дядя Лука.
Вармийскому епископу, первому лицу в Королевской Пруссии, надлежало возглавлять посланников края на похоронах Казимира, а потом и на избирательном сейме. Лука приехал в столицу задолго до начала церемоний: он спешил возобновить старые придворные связи. Важно было угадать, за какого кандидата на трон подано будет больше всего голосов, и поскорее приблизиться к этому кандидату. Ваценрод после занятия епископской кафедры совсем оторвался от придворных клик. При жизни старого короля он не смел показаться в столице ни разу — Казимир не терпел его до самой смерти.
Торжественный выборный сейм собрался в Петрокове. Трон достался, не без содействия делегатов Пруссии, сыну Казимира Яну Ольбрахту (в некоторых книгах называющемуся Иоанном Альбрехтом), принудившему сейм голосовать За него. Новый король решил, видимо, не принимать в наследство старых отцовских обид и тотчас начал выказывать влиятельному вармийскому епископу свое благоволение. В блестящем кортеже, проследовавшем из Петрокова в Краков, епископ вармийский занял место среди приближенных нового венценосца.
Более уверенный в себе и более властный, чем когда-либо, Ваценрод наметил в Кракове будущее племянников. Фамильный деспот, любящий и щедрый, решил все сам. Молодым людям оставалось склониться перед благой волей опекуна:
— Я.высоко ценю Ягеллонскую академию, мою мать-кормилицу. Но не добивайтесь в Кракове дипломов. Поедете в Италию — так поступил когда-то я сам. Оттуда и привезете докторские береты.
— Но, — заявил Ваценрод, — настало время найти дорогу в жизни. От родительского дела — торговли — Андрей и Николай отбились навсегда. Зато перед ними, благодаря его сану, открыта возможность преуспеть на службе всемогущей церкви. Он убедит Вармийский капитул избрать его племянников. Каноникат обеспечит им достойное существование до самой могилы. А с его плеч свалится забота о судьбе детей дорогой Варвары.
— Я хочу быть за вас спокоен! Ведь, неровен час…
Он сумеет настоять и на том, чтобы капитул отпустил своих новых каноников в Италию закончить образование.
— Четыре года кряду будете получать свою долю пребенд полностью. А там можно будет убедить капитул продлить отпуск еще на год-два…
С подаренными дядей деньгами Николай решился на разорительную покупку: две печатные книги давно манили его на прилавке книжного торговца.
Книги — толстые тома в деревянных переплетах, обтянутых телячьей кожей — мягкой, желтой. На верхней крышке золотом оттиснут лик богоматери, на нижней — святой Екатерины. По углам — серебряные польские орлы.
Одна книга — перевод на латинский язык «Начал» Эвклида. К «Началам» приплетен астрологический трактат Альбогасена[95 — Альбогасен (Ибн-Абм Риджаль) — тунисский астролог начала XI века. Его астрологическое сочинение «Полная замечательная книга о предсказаниях по звездам» было впервые напечатано в Венеции в 1485 году и затем много раз переиздавалось.] «Полная замечательная книга о предсказаниях по звездам». Другая открывается изданными в Венеции астрономическими таблицами короля Альфонса, за которыми следуют «Таблицы дирекций и профекций[96 — Таблицы направлений и начал отсчета движения планет.], весьма необходимых для составления гороскопов» Региомонтана.
Эти два тома будут сопутствовать Копернику всю его жизнь. На их полях появится множество надписей, изречений древних авторов, критических замечаний, расчетов и подсчетов.
Но пока они девственно чисты, и юноша несет их к учителю — похвалиться своими сокровищами[97 — Оба эти тома сохранились до нашего времени.].
Брудзевский обучает теперь молодого торунца главным образом искусству астрономических наблюдении. с тех пор, как знаменитый астроном весной 1491 года, в день святого Станислава, в окружении младших магистров и множества школяров, показывал и пояснял солнечное затмение, на небе произошло много примечательных событий. По небосводу пронеслась похожая на ятаган маленькая яркая комета; и все заговорили, что скоро начнется новая война с турками. А однажды зимою, в самый полдень, на небе увидели не одно, а три солнца. Затем, уже в начале 1492 года, среди звезд, затмевая их, проплыла огромная комета, раскинувшая золотой свой хвост на половину небосвода.
Что все это могло значить? Глядя на непонятные, страшные знамения, краковяне ждали мора, войны, голода.
Тревожило небесное расстройство и Николая. Только скептический пан Войцех оставался невозмутимо спокойным. Он знал: все это происходило уже не раз. Мир стоит как стоял, а крепкая подольская «горелка» все так же крепка и попрежнему веселит его душу!
В Кракове все говорили о новостях, привезенных торговыми людьми из далеких стран. Португальцы добрались до южной оконечности Африки. А какой-то Коломбо, итальянец на испанской службе, только что достиг стран пряностей и жемчуга через море-океан. Опасались, что торговля с Востоком уйдет теперь от
