точки О (O), то-есть без изменения углов параллелограмма, который в этом случае занял бы положение 3OЮС. Тогда прямая ЗС отошла бы от своего исходного положения тоже на угол а. Но так как за то же время точка Ю сместится относительно точки О, то-есть прямая ОЮ повернется в отношении к ее исходному положению ОЮ (или O Ю) на угол в, так что параллелограмм займет положение ЗOЮС, то прямая ЗС повернется при этом еще и на угол в. Таким образом, прямая ЗС за день отойдет от своего исходного положения на угол а+в. следовательно, ее угловая скорость будет равна сумме обеих заданных угловых скоростей (0°,084 + +0°,902 = 0°,986 в день).
Итак, период обращения точки С вокруг неподвижной точки 3 равен 365 дням, и, очевидно-, точку С можно принять в схеме Птолемея за Солнце. Птолемеева прямая ОЮ, всегда равная и параллельная ЗС, является, следовательно, отображением орбиты Солнца относительно Земли. А диагональ переменной длины ЗЮ отображает движение Юпитера также относительно Земли.
Придя к этому важному выводу, мы наталкиваемся, однако, на следующую трудность: Птолемеевы эпициклы Марса, Юпитера и Сатурна имеют радиусы различной величины. Вследствие этого и орбита Солнца в каждом из трех случаев не одинакова.
Можно ли устранить эту трудность и добиться единства всего построения? Это, оказывается, возможно. Дальнейшее преобразование построения и выражает сущность перехода от схемы Птолемея к идее Коперника!
Снимается точка О, центр Птолемеева эпицикла. Вместе с нею снимется радиус эпицикла ОЮ, а также сторона 30. От параллелограмма останутся только стороны ЗС и СЮ.
В новом построении мы сделаем неподвижной не точку 3, а точку С. Сторона ЗС вращается вокруг точки С, совершая оборот в 365 дней, сторона СЮ вращается вокруг той же точки, совершая полный оборот в период в 4332 дня. При этом прямая ЗС повернется за день на угол а+в, прямая СЮ — на угол а. Диагональ ЗЮ будет всегда равна и параллельна старой диагонали ЗЮ. Иными словами, движение Юпитера относительно Земли будет происходить так же, как оно происходило в старой схеме. Но это будет уже движение относительно Земли, сделавшейся подвижной и обращающейся вокруг Солнца.
В этом геометрическом преобразовании заключена идея огромного значения. Коперник ввел здесь понятие относительного движения — то самое понятие, которое, как мы уже указывали, было совершенно чуждо школе Птолемея. Недаром Коперник повторяет слова: «движения планет, отнесенные к обращению Земли». Он открывает ими новую эру кинематического[159 — Кинематика — отдел механики, рассматривающий движение тел с геометрической стороны.] мышления.
Значение этой новой идеи для астрономической науки поистине грандиозно: движения всех планет объединены в их обращениях вокруг общего центра — Солнца. Земля включена в общую схему планетной системы.
XVIII. КОПЕРНИК И ДАНТЫШЕК
Дантышек был родом из Гданьска. Его мать, полька, привезла сына на воспитание в Краков. Блестяще закончив здесь университетский курс, молодой человек участвовал в трудных татарских и турецких походах польского войска. Затем сменил доспехи на посох, побывал в Греции, Италии, «святых местах» Палестины, даже в Аравии.
Король Зыгмунт предоставил подававшему большие надежды юноше высокий ранг своего тайного секретаря и стал направлять с деликатными поручениями в Пруссию. Здесь на сеймиках пруссак Дантышек довольно ловко отстаивал интересы польской короны против натиска прусских обособленцев. Это, естественно, должно было сблизить Дантышка с «польской партией» — с епископом Лукою и его племянником.
Общность политических интересов, как и сродство духовного развития, создали между торунцем и гданьчанином отношения, близкие к дружбе. Тайный секретарь был много моложе каноника. Но Дантышек успел немало перевидать на коротком своем веку. Он был приятен Копернику и тем, что разбирался в звездных науках.
Веселый балагур Дантышек увлекал старшего земляка к уставленному винами столу. За стаканом токайского часто возникала интересная, надолго памятная обоим беседа.
Наговорившись вдоволь, приятели принимались читать друг другу на память Горациевы оды, нежную лирику Катулла. Дантышек с готовностью декламировал собственные вирши. Его изящные латинские стихи были уже хорошо известны образованному Кракову, их ценили и в кругах польских гуманистов.
Копернику было сорок два года, а Дантышку исполнилось тридцать, когда их отношения оборвались надолго: в 1515 году Зыгмунт перевел Дантышка на свою дипломатическую службу. Прекрасно образованный, приятный в обхождении посол королевства Польского пришелся ко двору у императора Максимилиана. Максимилиан высоко ценил Дантышка, и много раз польский посол по просьбе императора ездил в Вену, Брюссель и другие европейские столицы улаживать разные государственные и дипломатические дела германского венценосца.
Большая занятость — надо было служить своему королю и чужому императору — не мешала поэтическому таланту Дантышка как раз в эти годы расцвесть и достигнуть большого совершенства. Дантышек уверенным шагом взбирался на самую вершину тогдашнего поэтического Парнаса. Его эротическими элегиями, застольными песнями, эпиграммами, сатирами зачитывались во всех уголках Европы. Очарованный Максимилиан венчал его в Вене лаврами, возвел в рыцари империи и повелел университету провозгласить доктором «обоих прав» (канонического и римского).
Начало XVI века, эпоха становления буржуазного общества, не отличалась скромностью нравов. Легкомысленна была жизнь на верхах общества, а дипломаты того времени и вовсе не блистали добродетелью. Но здесь, как и в поэзии, Дантышек стал знаменитостью, «притчей во языцех». Всюду, где появлялся Дантышек, — а он ездил по Европе непрестанно, — его окружала гурьба собутыльников. Отданные Бахусу часы сменялись состязаниями в поэзии и риторике. О его любовных похождениях рассказывали множество историй.
Император Карл V покровительствовал Дантышку. Он использовал его при мирных своих переговорах с Франциском I после войны с Францией. От Карла Дантышек получил испанское дворянство. Он сопровождал императора повсюду, четыре года прожил при нем в Вальядолидском лагере. В Толедо от внебрачной связи с испанской дворянкой у него родилась дочь, к которой этот ветрогон — привязался и опекал затем до конца своих дней.
Для нравов того времени типично, что Дантышек был с молодых лет духовным лицом. Правда, духовный сан служил ему лишь для получения пребенд. Числился он священником церкви одного из пригородов Кракова, не зная, пожалуй, где находится опекаемый им храм божий. Был он и «отсутствующим каноником» Вармии на половинной пребенде. В тридцать семь лет он стал «главным священником» Гданьска. Обязанности были несложны: они сводились к тому, что брат Дантышка навещал паству за отсутствующего пастыря и пересылал жизнерадостному послу-священнослужителю кругленький доходец.
На сорок пятом году жизни Дантышек получил митру епископа Хелминского, продолжая попрежнему куралесить «в Европах». Но непутевая жизнь, видимо, умаяла в конце концов посла-епископа, он взмолился об отдыхе, и Зыгмунт разрешил своему послу после девятнадцати лет дипломатической деятельности оставить королевскую службу.
В 1533 году епископ Дантышек занял резиденцию Хелминского епископа в Любаве (Лебау).
За протекшие от последней встречи два десятилетия расстояние, отделявшее провинциального каноника от блестящего дипломата, увеличилось сильно. Что значили в сравнении с жизненными успехами баловня судьбы Дантышка скромные дела Коперника — оборона Ольштына, заботы о денежном обращении Пруссии, труды врачевателя и усердные бдения над рукописью на верхушке фромборкской башни!
У Коперника были свои заботы и свои удачи. В 1532 году тяжело больной епископ вармийский Маврикий настоял на том, чтобы капитул выбрал ему соправителя. К великой радости Коперника, выбор капитула пал на Тидемана Гизе. Это почти предопределяло последующее избрание Гизе в епископы Вармии. Копернику уже рисовалась картина, когда в Лицбарке будет править его лучший друг.
Но король опротестовал решение. Это, заявил он, нарушение Петроковского соглашения. Право пред-выбора принадлежит королю. А созданием поста соправителя, вероятного будущего епископа, это право нарушалось. Король предложил на этот пост другую кандидатуру — Дантышка… Дантышек уже управлял хелминской епархией, но его сильно манило несравненно более важное и богатое церковное княжество — Вармия.
Начались долгие препирательства, торг. У Коперника зародилось чувство неприязни к этому Дантышку — видимо, жадному, напористому интригану. Каковы заслуги его перед Пруссией и церковью, чтобы не довольствоваться Любавой, претендовать на Лицбарк?
Епископу Дантышку как раз вовремя напомнили о влиятельном в Вармии канонике — Николае Копернике.
— А, это тот торунец, астролог, племянник Луки Ваценрода? Что ж, попробую приручить фромборкского бирюка…
В апреле 1533 года Дантышек пишет любезнейшее письмо доктору Николаю, просит о восстановлении старых добрых отношений, приглашает погостить в Любавском замке. Коперник отвечает коротко, сухо: он не может покинуть Фромборк «из-за служебной занятости». Дантышек удивлен малой учтивостью ответа, но не спешит гневаться. Все же к такому с ним обхождению простых каноников он не привык.
К середине 1536 года трудные переговоры между Фромборком, Любавой и Краковом о соправителе вармийском продолжались. Тидеману Гизе теперь предлагали в возмещение за пост соправителя Вармии хелминскую кафедру. Гизе колебался. Дантышек, зная о близких отношениях Коперника с Гизе, хочет залучить к себе, наконец, этого странно неподатливого каноника. В июне он в самых лестных выражениях снова приглашает доктора Николая пожаловать в Любаву. А Коперник еще раз уклоняется, сославшись и на этот раз на деловые помехи.
Об образе действий Коперника можно сказать одно: он поступал по непосредственному побуждению честной своей натуры, не считаясь с возможными последствиями. Коперник печалился о готовящемся отстранении друга от Лицбарка и не хотел принимать никаких любезностей от виновника этой интриги.
С тех пор Дантышек затаил неприязнь.
Уже к концу 1536 года сделка состоялась: Гизе отправился в Любаву, а Дантышек стал соправителем больного Маврикия в Лицбарке. Скрытный, двуличный, он и виду не подает, что обижен на Коперника. Он пользуется его врачебной помощью, дружески приветлив, вспоминает старые встречи. Когда летом 1538 года Маврикий умер, новый епископ Иоанн совершает торжественный объезд епархии и просит «преданного друга» Коперника сопровождать его.
Но какая разительная перемена в старом греховоднике Дантышке! Разгульная жизнь, фривольные стихи, даже гуманистическое свободомыслие — все забыто, все выкинуто вон! Епископ Иоанн непрестанно перебирает четки, говорит елейным голосом, опустив очи долу. Его лира и теперь не молчит, но она славит не любовь и вино, в звоне ее струн слагаются напыщенные оды во славу веры.
С той минуты, как досталась ему вармийская митра, Дантышек начал свирепую борьбу с нарушителями церковной дисциплины. Посол Ян Дантышек был коротко знаком с Лютером и Меланхтоном, ездил к ним не раз в Виттенберг. Епископ Иоанн издает в марте 1539 года Мандат против еретиков — пусть лютеране покинут его епископство в месячный срок. Кто попытается вернуться, ответит «телом и жизнью» как совратитель народа. Коперник взирал на это усердие новообращенного с недоверием и брезгливостью. Он понимал: настают новые, трудные времена. Сам он стар, одинок в капитуле. Во Фромборке почти не осталось людей, способных обуздать этого ханжу. Никто не помещает теперь Дантышку.
Первое столкновение Коперника с новым епископом возникло из-за каноника Александра Скультети. Ученый собрат издавна внушил торунцу уважение своими трудами по географии
