мнение: секс — это родовое пятно скотства в человеке; это грех, требующий раскаяния и искупления. Почти панический страх перед плотской любовью с какой-то фатальной неизбежностью породил и садомазохистские мотивы в европейской культуре, фрейдизм, сводящий психическую жизнь человека к извращенным, истерически-взвинченным проявлениям сексуальности, и современную сексуальную революцию, притязающую подменить традиционные религии культом секса.
В даосизме, как и в некоторых других восточных религиях — например тантризме, — мы встречаем совершенно иное отношение к сексуальной жизни. Для даосов секс являлся вестником той неисповедимой, всегда лишь чаемой «полноты творческих свойств бытия», к которой были направлены все их усилия по «взращиванию жизни». Они признавали сексуальность естественнейшей частью человеческой природы, отрекаться от которой — неразумно, да и просто вредно. Как, впрочем, столь же глупо и гибельно быть рабом своих страстей. Утехи плоти доступны лишь зрелой, умудренной душе. «Человеку в равной мере свойственно и жить инстинктами, и преодолевать их», — заметил швейцарский психолог Карл Юнг. Так что внутренняя раскованность не только не отрицает самоконтроля, но, в сущности, лишь благодаря ему и становится возможной. Даосизм учит прежде всего принимать чувство — эту подлинную стихию всякой жизни. И, подобно самой жизни, чувство, в глазах даосов, само себя оправдывает и в самом себе находит силы для творческого роста. Мудрый, по слову Чжуан-цзы, «не смотрит глазами и не слушает ужами», «не полагается на свой ум», вверяет себя «одухотворенному желанию». Выявление в себе этого подлинного Желания — безначального и бесконечного, как сама жизнь, не отягощенного привязанностью к какому бы то ни было объекту, кристально-чистого, как Великая Пустота Дао, — и есть цель даосского подвижничества. «Воспитанию чувств», насаждаемому условностями цивилизации, даосы противопоставляют воспитание Чувством. И любовь между мужчиной и женщиной — лучшее для того средство.
С глубокой древности в Китае получили хождение трактаты, посвященные искусству отношений между полами, или, как говорили китайцы, «искусству брачных покоев». Мы находим в них множество рецептов правильной и полезной для тела и духа половой жизни. Древнейшие известные нам тексты такого рода обнаружены в захоронении, относящемся ко II в. до н. э. Один из этих текстов — «Разговор о верховном Пути Поднебесной» — публикуется ниже. Нет сомнения, впрочем, что основные его положения воспроизводят значительно более древние образцы. Не менее примечателен и тот факт, что тексты II в. до н. э. и в основных своих установках и даже во многих деталях совпадают с классическими книгами по «искусству брачных покоев», которые появились позднее. Таким образом, мы имеем дело с самобытной и очень устойчивой традицией, имевшей, помимо прочего, и свои канонические литературные формы. Изложение в китайских трактатах по сексологии ведется, как правило, от лица Желтого Владыки (Хуан-ди) — легендарного основоположника китайской цивилизации.
В глазах китайцев, очевидно, сексуальная жизнь имела настолько большое значение, что ее можно было связать с именем их великого первопредка. Интересно, что бы мы сказали, если бы у нас в России подобные книги приписывались, к примеру, вещему Олегу или Ярославу Мудрому?
Обратившись к даосским текстам по сексуальной практике, мы легко убедимся в том, что речь в них действительно ведется о некоей разновидности искусства. Их неизвестные авторы пишут о своем предмете деловым и неподдельно целомудренным тоном, заботясь лишь о том, чтобы научить читателя извлекать наибольшую пользу и радость из любовной связи. Очень здравомысленный подход! Кстати сказать, та же чисто техническая функция, желание не поразить и не развлечь, а просто «научить искусству» свойственны и всем без исключения эротическим рисункам, созданным в старом Китае. Мы никогда не увидим на них изображений женщины, представленной в качестве предмета эстетического созерцания, т. е. отделенной от потока жизни, привлекательной и недоступной. Мы видим лишь картины полового акта, которые служат наставлением к действию, требуют не отстраненного любования женщиной, а интимного единения с нею в стихии творческого поновления бытия.
Шокирующую многих европейцев откровенность эротической — или, можно сказать, эротологической — литературы и живописи в Китае не следует путать с публичностью и тем более бесцеремонностью. Это, скорее, откровенность мастера, учащего своего ученика безупречному владению материалом. Даже анонимность даосских сексологических трактатов объясняется, наверное, не столько деликатностью их тематики, сколько свойственной их авторам позицией «благочестивого ремесленника», заботящегося не о личной славе, а о процветании своего потомственного дела. Кроме того, всякое искусство, как известно, требует профессионализма и доступно лишь более или менее узкому кругу посвященных. Не будет удивительным поэтому узнать, что даосские книги по «искусству брачных покоев» предназначались только для тех, кто посвятил свою жизнь «стяжанию Великого Пути». Люди же посторонние доступа к ним не имели.
Итак, «искусство брачных покоев», согласно учению даосов, есть воплощение «Верховного Пути» вселенной. Истинный же Путь не может не быть всеобщим и вездесущим. Так и даосское искусство любви: оно служит одновременно чувственности и пользе, наслаждению и морали; в нем есть и этическое, и мистическое измерения. А средоточием, жизненным нервом этого искусства является высвобождение и просветление сокрытого в недрах инстинкта предвечного Чистого Желания — творческого импульса мира.
«То Инь, то Ян — вот что такое Дао», — гласит классическая сентенция из древнейшего китайского канона «Книга Перемен». Сексуальная практика как взаимодействие полов — это не просто данность опыта, пусть даже это будет опыт «полноты жизни». Вовлекая все человеческие переживания в безграничный простор Желания, сексуальное чувство раскрывает себя в игре взаимных замещений воздействия и отклика, силы и покоя, наполненности и опустошенности, в этой игре природное встречается с культурным, инстинкт — с умозрением. А в итоге эрос, по даосским представлениям, не закабаляет, а освобождает человека посредством чистой, по-детски безмятежной радости игры. Недаром соитие в даосской литературе именуется обычно «утехой» или «забавой» (си). В этом пространстве неизбывной игры нет и не может быть каких-либо общеобязательных норм или правил. В них есть лишь обстоятельства и ситуации, которые разрешаются чутким и творческим бдением духа.
Существовали, конечно, веские общественные причины, побуждавшие даосов совершенствовать свои рекомендации касательно брачных отношений. В Китае каждый мужчина, не желавший быть проклятым предками, был обязан произвести на свет наследника — отсюда особая значимость наставлений, относившихся к зачатию ребенка. Кроме того, знатные и богатые китайцы имели обычно несколько жен, так что для них умение ладить со своим гаремом было непременным условием спокойствия и мира в доме. Однако сами даосы наибольшее значение придавали внутреннему, духовному совершенствованию.
Сексуальная практика истолковывалась даосами в категориях взаимного обмена и даже взаимного замещения полярных начал бытия — энергии мужской и женской, движения и покоя, воздействия и уступчивости, твердости и мягкости и т. д. Подобно всем мировым процессам, свершающимся благодаря Дао, совокупление мужчины и женщины, в даосском понимании, — это обмен сил Инь и Ян, который служит очищению и развитию обоих начал. В даосской литературе говорится в этой связи об «укреплении Ян посредством Инь» и «укреплении Инь посредством Ян». Заметим попутно, что, хотя китайские сексологические книги адресованы мужчинам и содержат рекомендации о том, каким образом мужчина должен поглощать женскую Энергию, даосы видели в женщине равноправного партнера мужчины и с полной серьезностью относились к ее сексуальным запросам: в даосских книгах рекомендации, касающиеся сексуальной практики, традиционно излагаются от лица женщины (она зовется Чистой, или Избранной, девой), мужчине даются советы не отбирать сверх меры энергию у партнерши и т. д.
В широком смысле соитие мужчины и женщины оказывалось для даосов лучшим прообразом универсума, в котором, как мы уже знаем, нет отдельных тел, а есть лишь отношения сил и функций, где все вещи растворяются, «теряют себя» в необозримой «сети Небес», в тумане предвечного Хаоса, который, не имея формы, сам «теряет себя» и тем самым делает возможным существование вещей. Любовная игра коренится в бытовании этого Хаоса — этого неизменного в своей самоизменчивости — том бытовании Великой Пустоты, где нет ни сущего, ни несущего, ни присутствия, ни отсутствия, но все замещает нечто иное, все есть «чудесная встреча» несоединимого. Кроме того, сексуальное возбуждение есть аналог Дао как жизни, проживаемой интенсивно, полнокровно, с полным «присутствием сознания», — той сокровенной и возвышенной жизни, в которой и посредством которой осуществляется вечнопреемственность духа.
Вполне естественно, что половой акт осмыслялся в даосской традиции по аналогии с творческим, органическим процессом роста и созревания всего живого. Со временем этот процесс стали отождествлять с вызреванием в теле даосского подвижника эликсира бессмертия или его нового, бессмертного зародыша. Таким образом, физиология полового акта, в глазах даосов, напрямую служила духовному совершенствованию; чувственное наслаждение оправдывало подвижничество, естественные стадии соития соответствовали ступеням восхождения к Дао.
Подготовительные любовные ласки возбуждают действие жизненной энергии в обоих партнерах, и эта энергия начинает распространяться вовне вместе с выделениями различных желез. Совокупление рекомендуется начинать лишь после того, как женщина достаточно возбуждена. По традиции различаются шесть способов ввода мужского члена и девять основных любовных поз, носящих весьма необычные для нашего слуха аллегорические наименования: «кувыркающийся дракон», «обезьянья хватка», «прыгающая черепаха», «рыбы касаются чешуей», «журавли сплетаются шеями» и т. д. Все эти позы обозначают, по сути, различные формы артикуляции энергии, о чем свидетельствует и сам характер их названий, указывающий на определенное качество действия. Подобные стилизованные или, можно сказать, типовые формы человеческой практики и составляли наследие китайской традиции. Из них складывалась матрица китайской культуры, восходившая к чистой, невещественной («прежденебесной») структуре Великой Пустоты. В качестве дополнения к этому канону любовных движений добавлялись позы, способствовавшие исцелению от различных недугов.
Во время полового акта мужчине следовало впитывать энергию его партнерши из рта, сосков и промежности. Партнерам надлежало изменять ритм и характер своих движений, что требовало от них творческого, вечно свежего восприятия жизни, а последнее в свою очередь предполагало необычайную чувствительность и ясность сознания, взращиваемые покоем и довольством души. Так соитие воспроизводило текучую, извечно обновляющуюся реальность Великого Пути, который в действительности есть только «тысяча перемен, десять тысяч превращений». Разумеется, в этом неостановимом потоке жизни были свои закономерности, свой по-музыкальному законченный строй. Смена поз и движения партнеров воспроизводили превращения восьми триграмм, пути небесных светил, различные циклы «внутренней алхимии» даосизма. Совокупление было в полном смысле прообразом универсума Дао.
Ясно теперь, что совокупление мужчины и женщины, в глазах даосов, служило делу воспитания и совершенствования человека посредством укоренения человеческой личности в социуме и в космосе. Оно было, поистине, школой — школой нравственности и школой мистического просветления, а проецирование физиологического акта в область общественного, космологического, мистического символизма делало половую любовь, помимо прочего, чистой игрой. Восприятие физической любви как игры, «забавы» позволяло, ничуть не отказываясь от чувственного наслаждения, погасить в половом влечении его
