неместных ремесленников: иголыцики

из Цзянсу и Тайчжуна в Вэньчжоу, гильдия сусальщиков исключительно из Нинбо и т. д. Во всех этих случаях абсолютная

власть гильдии поддерживалась постоянной опасностью нахождения в чужом окружении точно так же, как строгая, хотя и гораздо менее жесткая дисциплина в ганзах в Лондоне и Новгороде. Местные гильдии и цеха (гунсо) также осуществляли почти

абсолютное господство над отдельными членами посредством

изгнания, бойкота и самосуда (случай, когда члена цеха до смерти затравили собаками за превышение максимально установленного числа учеников, произошел в XIX веке!).

96было экономически значимо для их участников: меры

и весы, деньги (штамповку серебряных слитков),1 ремонт дорог,2 кредитоспособность членов и т. д. Как бы

мы сказали, они представляли собой «кондиционный

картель»,3 в функции которого входило установление

сроков поставки,4 хранения и оплаты товаров, страховых тарифов и процентных ставок,5 недопущение

фиктивных и иных нелегальных сделок, компенсация

кредиторам при смене собственника,6 регулирование

курса сортов золота,7 авансирование долго хранящегося товара,8 а применительно к ремесленникам — прежде всего регулирование и ограничение числа учеников9 и сохранение тайны производства.10 Отдельные

гильдии обладали миллионными состояниями, вложенными в совместную земельную собственность. Они

взимали со своих членов налоги, а с новичков — вступительные взносы и залоги (в качестве гарантии добропорядочного поведения), устраивали театральные

постановки и организовывали похороны обедневших

товарищей.11 В большинство профессиональных союзов

1

Например, как крупная «Общая гильдия» Нючжуана.

2 Она же.

3 Особенно это касалось хуэйгуанъ-гилъдий («ганз»).

4 Опиумная гильдия в Учжоу определяла, когда можно было поставлять опиум на рынок.

5

Банкирские гильдии в Нинбо, Шанхае и других местах

определяли процентные ставки, а чайная гильдия в Шанхае —

страховые и складские тарифы.

6

Гильдия аптекарей в Вэньчжоу.

7

Банкирские гильдии.

8 Опиумные гильдии — вследствие упомянутой регламентации начала сезона продаж.

9

Даже из членов собственной семьи.

10

Гильдия сусальщиков из Нинбо в Вэньчжоу запрещала

принимать в цех местных жителей и обучать их своему искусству. Здесь особенно заметно межэтническое, межплеменное

разделение труда среди представителей различных ремесел.

11 Система поддержки и религиозная деятельность (отправление совместного культа) были в них, напротив, развиты слабее,

если сравнивать с западными аналогами. Иногда вступительные

взносы выплачивались в пользу какого-то бога (в храмовую кас-

97мог вступить каждый, кто занимался соответствующим ремеслом (обычно это было обязательно). Среди

них встречались не только многочисленные остатки

старых родовых и племенных ремесел1 — фактически

наследственные монополии носителей тайного искусства, но и монопольные гильдии, возникшие в результате фискальной или ксенофобской политики государственной власти.2 В Средневековье китайские власти

постоянно прибегали к обеспечению потребностей

посредством общественных работ. Применительно ко

многим ремеслам это означало, что их развитие от межэтнического (межродового и межплеменного) разделения труда среди странствующих ремесленников

к открытому для всех оседлому ремеслу прошло несколько промежуточных стадий ремесленных союзов,

принудительно организованных сверху для определенных профессий в интересах государственных поставок. Поэтому значительная часть ремесел сохранила родовой и племенной характер. При династии Хань

многие ремесленные промыслы представляли собой

семейные секреты, а искусство производства лака

в Фучжоу было полностью утрачено в ходе восстания

тайпинов, поскольку был истреблен род, владевший

секретом его изготовления. В целом город не имел монополии на ремесло. Как и повсюду, в процессе местного разделения труда между городом и деревней возникло то, что мы называем «городским хозяйством»;

также осуществлялись отдельные меры городской

су), но делалось это для того, чтобы они были недоступными для

политической власти. Местом сбора храм служил лишь для бедных гильдий, которые не могли позволить себе клубного здания.

Театральные постановки носили профанныи характер, а не были

«мистериями», как на Западе. Религиозные братства (хуэй) имели незначительные религиозные интересы.

1 См. пример Нинбо, у которого есть множество параллелей.

2

Прежде всего гильдия гунхан в Кантоне, 13 фирм которой

до Нанкинского договора монополизировали всю внешнюю торговлю. Это была одна из немногих гильдий, основанных на формальной привилегии со стороны правительства.

98экономической политики. Но несмотря на множество

зачатков, здесь так и не сложился тот тип систематической городской политики, которую в Средневековье проводили захватившие господство цеха, впервые

пытавшиеся осуществлять именно «городскую экономическую политику». Официальная власть постоянно прибегала к общественным работам, но не создала

системы цеховых привилегий, известных по позднему Средневековью на Западе. Именно отсутствие этих

правовых гарантий вынудило профессиональные союзы в Китае открыто помогать самим себе в масштабах,

не известных на Западе. С этим было связано отсутствие в Китае устойчивых, официально признанных,

формальных и надежных правовых оснований свободного саморегулируемого торгового и ремесленного

порядка, которые способствовали развитию мелкого

капитализма внутри западного средневекового ремесла. Это было обусловлено отсутствием у китайских городов и гильдий собственной политической и военной

силы, что, в свою очередь, объясняется ранним возникновением здесь организованного чиновничества

(и офицерства) в войске и управлении.

Согласно надежным историческим преданиям, для

возникновения центральной власти и патримониального чиновничества в Китае, как и в Египте, решающим фактором была необходимость регулирования

потоков воды как предпосылка возможности всякого

рационального хозяйства. Об это очень отчетливо говорит, например, формулировка цели упоминаемого

у Мэн-цзы картеля феодальных правителей, якобы

существовавшего в VII веке.1 Впрочем, в отличие от

1

Регулировать орошение начали уже во времена возникновения письменности (вероятно, связанного с необходимостью

управления). Иероглиф «править» (чжэн) означает «держать

палку в руке», а древнее обозначение для «закона» (фа) связано со спуском воды (Plath J. H. China vor 4000 Jahren. Munchen,

1869. S. 125).

99Египта и Месопотамии, по крайней мере в Северном

Китае, ставшим политическим ядром империи, строительство плотин для защиты от наводнений и каналов

для внутреннего судоходства преобладало над строительством оросительных каналов. В Месопотамии от

последних вообще зависела плодородность пустынных областей. Регулировавшие водные потоки чиновники и упомянутая в древнейших документах — пока

еще в качестве класса, стоящего ниже «кормящего сословия» и выше «евнухов» и «носильщиков» — «полиция» образовали ядро докнижной, чисто патримониальной бюрократии.

Возникает вопрос о том, насколько эти отношения

имели не только политические (что несомненно), но

и религиозные последствия. В Передней Азии представления о боге формировались по модели земного

царя. Для месопотамского и египетского подданного, едва знавшего о дожде, всякая радость и печаль, и

прежде всего урожай, были связаны с действиями царя и его администрации. Царь непосредственно «создавал» урожай. В некоторых частях Южного Китая,

где значимость регулирования воды превосходила

все остальное, имело место нечто отдаленно похожее.

Во всяком случае, прямой переход от мотыжного земледелия к огородной культуре был обусловлен этим.

В Северном Китае, несмотря на столь же значительное

развитие системы орошения, напротив, урожай в первую очередь зависел от природных явлений, особенно

дождя. В Передней Азии древнее централизованное

бюрократическое управление привело к появлению

представлений о высшем боге как небесном царе, «создавшем» мир и человека из ничего и требующем теперь в качестве надмирного этического властителя

от своего творения исполнения долга и обязанностей.

Так возникла идея бога, которая на самом деле с такой

силой утвердилась только здесь. Однако сразу следует

уточнить, что доминирование этой идеи невозможно

1 0 0вывести только из подобных экономических условий.

Даже в Передней Азии небесный царь стал носителем

высшей и, в конечном счете, надмирной власти (впервые у Второго Исайи в изгнании) именно там, где он

мог по своей милости посылать дождь и солнечный

свет как источник плодородия — т. е. в Палестине, а не

в пустынных областях.1 На различия концепций бога

влияли и другие моменты, которые в значительной части носили не экономический, а внешнеполитический

характер. На этом мы должны остановиться несколько

подробней.

Столь резкое различие передне- и восточноазиатских представлений о боге вовсе не было изначальным. В древнем Китае каждый местный союз, с одной

стороны, почитал состоявшего из духа плодородной

земли (шэ) и духа урожая (цзи) крестьянского двойного бога (шэ-цзи), а с другой — имел храм духов предков (цзун-мяо) как предмет родового культа. Вместе

эти духи (шэ-цзи-цзун-мяо) образовывали главный

предмет местных сельских культов — духа-покровителя родных мест. Он понимался скорее натуралистически, нежели в качестве полуматериальной магической силы или субстанции, и примерно соответствовал

западно-азиатскому местному богу (очень рано получившему гораздо большую персонализацию). С ростом

княжеской власти дух пашни стал духом княжеских

владений. С появлением знатных героев в Китае, как

и везде, возникает представление о персонифицированном небесном боге, примерно соответствовавшее

эллинскому Зевсу. Он почитался основателем династии Чжоу в дуалистической связке с местным духом.

С возникновением императорской власти — сначала

в качестве сюзеренной власти над князьями — жертвоприношение небу, «сыном» которого считался император, стало его монополией; князья приносили жертвы

1

Именно этим Яхве попрекает израильтян.

101духам своих земель и предков, а отцы семейств — духам предков своего рода. Как и повсюду, здесь духи

также имели отчетливо анимистически-натуралистический характер. Прежде всего — дух неба (Шан-ди),

понимавшийся и как само небо, и как небесный царь.

Однако в Китае именно самые могущественные и универсальные духи все сильнее обезличивались,1 тогда

как в Передней Азии, напротив, через анимистическиполуперсонифицированных духов и местных божеств

развилась идея персонифицированного надмирного

творца и царственного правителя мира. Представления китайских философов о боге долго время оставались крайне противоречивыми. У Ван Чуна бог хотя

и не мыслился антропоморфно, тем не менее обладал

«телом», своего рода флюидами. С другой стороны,

тот же философ обосновывал свое отрицание бессмертия уже с помощью полной «бесформенности»

бога, к которой человеческий дух — подобно израильскому «руах» — возвращается после смерти; это представление отражено в надписях. Однако все сильнее

подчеркивался безличный характер именно высших

внеземных сил. В конфуцианской философии представление о персонифицированном боге, имевшее сторонников еще в XI веке, исчезает с XII века под влиянием материалиста Чжу Си (Чжу-фу-цзы), который

был авторитетом даже для императора Канси (автора

«Священного указа»). Ниже будет сказано о том, что,

несмотря на процесс обезличивания,2 длительное вре-

1

Персонифицированный небесный бог, существовавший наряду с «Шестью чтимыми», якобы был при династии Чжоу заменен в культе на безличные выражение «небо и земля» (Legge J.

Shn-king. Proleg. P. 193 ff.). Дух императора и его вассалов при

подобающем поведении попадал на небо (откуда он мог являться в качестве предупреждения: Legge J. Shn-king. P. 238). Ада не

существовало.

2

Насколько неустойчивым он был, показывает, например,

надпись 312 года с проклятием правителя царства Цинь в адрес

правителя царства Чу за то, что последний нарушил «правила

102мя сохранялись следы персонификации. Однако в официальном культе возобладала именно тенденция к деперсонализации.

На семитском Востоке «землей Баала» и одновременно его местопребыванием также сначала выступала плодородная земля, земля с природным

орошением. Крестьянский Баал земли в смысле плодородной почвы стал богом местного политического

союза — богом родной земли. Но отныне эта земля

стала считаться «владением» бога. При этом там не

была разработана концепция «неба», — согласно китайским представлениям, безличного и тем не менее

одушевленного — которое могло бы выступить конкурентом небесного правителя. Израильский Яхве сначала понимался как живущий в горах бог бури и природных катастроф, который в виде грозы и туч спешит

на помощь героям во время войны. Он был богом

клятвенного союза воинственных завоевателей, находившегося под его защитой в силу договора, заключенного посредством священнослужителей. Поэтому

долгое время его доменом оставалась внешняя политика, которой интересовались даже самые видные из

его пророков — эти политические публицисты эпохи

чудовищного страха перед мощными разбойничьими

государствами Месопотамии. В силу этого обстоятельства представление о нем получило окончательную

форму: ареной его поступков стала внешняя политика

вместе с войной и перипетиями судеб народов. Поэтому сначала он был прежде всего богом чрезвычайного:

военной судьбы, судьбы своего народа. Однако этот народ не смог создать собственной мировой империи, и

его маленькое государство в конце