связей. Группки и группировки, тусовки и междусобойчики, корпоративные сообщества и «творческие» союзы, как твёрдые сгустки, плавающие в жиже демократического общества, подменили классы и сословия, попадание в них не прописано в конституции и осуществляется с чёрного хода. Тайные пружины демократической иерархии можно нащупывать всю жизнь, но каждый обитатель демократических джунглей чувствует, что «все животные равны, однако некоторые равнее».
Двоемыслие — главный атрибут нашего времени.
Современная цензура под личиной «общественного мнения», отождествляемого со СМИ, выжигает инакомыслие гораздо эффективнее костров инквизиции и калёного железа тоталитаризма. Контроль над поступками сменила оккупация души, подавление самой способности мыслить самостоятельно. Тысячи телеканалов круглосуточно сеют информационную неразбериху, приводящую к абсолютной дезориентации, пряча истину откровенным забалтыванием и девальвацией слова. Телевизор превратился в мощнейшее средство манипуляции, превращения людей в послушное стадо.[3] Его задача — привить коллективную шизофрению, когда на чёрное указывают, как на белое, на добро — как на зло. А когда собственная воля сломлена, доверяют уже не своему разуму, а «телевизионному», как пациент — лечащему психиатру. Поэтому демократия никогда не сделает СМИ отвечающим народным чаяниям, она будет до конца травить нацию постоянными байками, сомнительными смехопанарамами, пошловатыми шоу.
Психологию нашего времени отражает императив: «После нас хоть потоп!» Молодые люди из русского Кольчугина сжигают посреди города на Вечном огне прохожего, который посоветовал им не осквернять мемориал распитием спиртных напитков и непотребным поведением. Нет, они не уроды. Просто материализуют, как могут, ту единственную «национальную идею», которая теперь объединяет всех — бедных и богатых, победителей и неудачников, жителей столицы и провинциалов: «Не думайте ни о чём и развлекайтесь!» Если позволяют средства, развлекаются в ночных клубах, а если нет — ищут острых ощущений на улице.
«Мещанин» и «карьерист», несущие отрицательную нагрузку в языке XIX и XX веков, исчезли из современного лексикона. Эти качества считаются теперь естественными, желание «иметь» как можно больше и «подняться» как можно выше стало базовым. Нас убеждают, что так было везде и всегда, но это — ложь. Достаточно вспомнить хрестоматийные образы у Грибоедова и Чехова, сатиру Островского, не говоря уж о традиционалистском Китае, консервативной Японии, христианско-аристократической Европе и исламском мире. То, что «толстосум» из нарекания превратился в объект поклонения — мировоззренческая победа демократии. И бесконечный прокат голливудской фабрики кошмаров, и сотворение «звёздных» кумиров из малопристойных фигур, и индустрия глянцевых сплетен, — это всё отражение торжествующего мещанства и вкусов «среднего» класса. Мещанство агрессивно, серость воинственна, и демократия бомбами навязывает свой образ жизни — во имя него убивают в Ираке, Афганистане и Сербии.
Творец сегодня отходит на второй план, прячется в тени посредника. Визажисты, стилисты и дизайнеры затмили архитекторов, живописцев презрительно зовут «картинщиками», писателей заменили «скрипторы», публицистов — спичрайтеры. Как плесень на загнивших продуктах, процветают рекламные агенты — лоцманы в океане продаж, и имиджмейкеры, лакирующие действительность, гримирующие хищный оскал элиты. Создаётся устойчивое впечатление, что хлеб выращивают перекладыванием бумажек, нефть добывают переводом с банковских счетов, а турбины вращаются денежными потоками. Речь о приносимой пользе, об общественном благе, о духовной ценности того или иного проекта больше не идёт — прибыль оправдывает всё, сумма заработка застит глаза. Важность банкира в массовом сознании гораздо выше, чем научного сотрудника, значимость владельца ресторанной сети превосходит общественный вес врача «Скорой помощи». Но можно ли верить, что получивший миллиард настолько же осчастливил человечество? Изъян корениться в самой системе, но общественное внимание с социальных вопросов переключено на футбол, мнение экспертов ограничено теперь критикой высокой моды.
Обеспеченный и совершенно трезвый человек, законопослушный собственник хладнокровно и сосредоточенно лупит из пневматического пистолета по открытым дверям питерской машины «Скорой помощи» — только за то, что она, в ожидании носилок с тяжелобольным человеком, остановилась на том куске асфальта, где он привык парковаться. Ему же сказали, что частная собственность священна и неприкосновенна, а благосостояние отдельного человека — это основа благосостояния всей страны. Это не болезнь роста, не трудности переходного периода. «Война всех против всех» — это верный признак «стабильного» общества с устоявшейся общественно-политической системой. Общество, лозунгом которого номинально является «стабильность», разбалансировано в своих духовных основах до предельного состояния.
Современное мировоззрение избегает «проклятых» вопросов, старательно обходя пункты бытийного осмысления. У искусства сегодня остаётся одна функция — развлекательная, оно больше не затрагивает проблем жизни и смерти, не поднимает темы одиночества, страдания и бесцельности существования. Во всём сквозит молодцеватая подтянутость, а розовощёкий американский оптимизм принят за мировоззренческий камертон. Чтобы убедиться в произошедшей деградации, достаточно сравнить культовое кино 50–80-х с современными блокбастерами: Феллини — с властелинами колец, Бергмана — с гарри поттерами, Тарковского — с квентинами тарантино. Экран переселяет в царство экстравертированных подростков: драма в её классическом понимании умерла, трагедия выродилась в триллер, а комедия всё больше сводится к шутовскому кривлянию и низкопробным шуткам. Искусство в кино больше не подразумевает актёрскую игру, отточенную драматургию и режиссёрский талант, оно свелось к спецэффектам, ломающим границу между реальностью и фэнтези, позволяющим сбежать от бытийных проблем в узкий экран телевизора. Фильмы точно соревнуются, чьё психотронное воздействие на зрителя окажется сильнее, а сумма использованных в них приёмов сводится, так или иначе, к пресловутому «двадцать пятому кадру». Но ангажированные критики и прикормленные искусствоведы расточают дифирамбы эстетике кича, воспевая бездарностей. При этом возникает и обратная связь — удовлетворять вкусы невзыскательной публики одарённости не требуется, и в игру вступают иные таланты. А при работе локтями, когда не стесняются в выборе средств, побеждает сильнейший в этой борьбе, но отнюдь не достойнейший. Впрочем, они и не нужны, проблему выбора за лишённого собственного мнения обывателя благополучно решает реклама, внушая ему непоколебимую уверенность в правильности его образа жизни. И наш современник посматривая сверху на «тёмные» века, убеждён, что превзошёл их не только в техническом плане, но и в личностном, что он выше тех, кто создал Возрождение и кто сотворил «греческое чудо». Эпоха Интернета, «мобильных» и свободного телевидения имеет изнанкой духовное обнищание, технический прогресс не гарантирует от нравственного разложения, не защищает от духовного регресса. Край непуганых идиотов, как диссиденты называли СССР, превратился в страну воинственных недоучек и оболваненных трудоголиков, так что популярный ныне лозунг «Нет — расизму!» актуальнее заменить на «Нет — дебилизму!».
Трагедия заключается в том, что интеллектуальное оскудение происходит незаметно: из кипятка лягушка выпрыгнет, на медленном огне — сварится. Трудно вообразить поколение выигравших войну и запустивших в космос Гагарина с телевизионным пультом в руках скачущим по каналам в тщетной надежде избежать рекламных ловушек. Но эта спортивная охота, в которой ты — обречённая жертва, — обычное времяпрепровождение для миллионов наших современников. Поставленная на поток индустрия развлечений, иллюзия вседозволенности, которую подпитывает пропаганда, половая свобода, как эвфемизм распущенности, — такие же верные признаки духовной смерти, как трупные пятна. Однако фаза духовной обскурации вовсе не предполагает физическую смерть. Можно процветать в мире вещей и влачить жалкое существование в сопряжённом ему духовном мире. Эти пути даже противоречат друг другу — нельзя сладко есть, и попасть в Царство Небесное. А демократия в большей степени отвечает заложенным в нас биологическим программам, чем теократия и тоталитаризм, которых мы, возможно, недостойны. Колонии мух-дрозофил незачем обманываться относительно цели своего существования, достаточно питания и света, чтобы пробудить в ней необоримую волю к жизни. Возможно, теократия и тоталитаризм — это общественные мутации, отклонения от естественного хода вещей, от предписаний природы.
И потому они обречены.
Живший в эпоху римского упадка историк писал: «Людей образованных и серьёзных избегают как людей скучных и бесполезных. Даже те немногие дома, которые в прежние времена славились серьёзным вниманием к наукам, теперь погружены в забавы позорной праздности, и в них раздаются песни и громкий звон струн. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора — мастера потешных дел. Библиотеки заперты навек, как гробницы, зато сооружаются водяные органы, огромные лиры величиной с телегу, флейты и всякие громоздкие орудия актёрского снаряжения».
Через десятилетия Рим рухнул.
ОБЩЕСТВО МОРАЛЬНЫХ ДАЛЬТОНИКОВ?
Кажется, вслед за нашими правителями мы перестали различать этические цвета, не отделяя чёрного от белого. Отвечая на вопрос, какими качествами должен обладать президент, один из американских отцов-основателей сказал: «Достаточно быть честным». А нас уверяют, что политика — грязное дело! Неужели у нас столько жертвенных ассенизаторов? В Швеции премьера могут убить возвращающимся из кинотеатра, у нас властители прячутся от народа за семью дверями. СМИ любят вспоминать о двойной морали советской партноменклатуры, но сегодняшнее российское общество на порядок лицемернее. Будто никто не замечает фарс выборов, неприличный пиар президента, дутые рейтинги партии, которую лучше назвать «Единственная в России». Продлевая сроки своего правления, элита увеличивает остальным сроки заключения. Нас топчут, а мы рукоплещем! Не в этом ли состоит загадка русской души? Может, нынешняя власть вслед за Грозным и Сталиным разгадала тайну российского сфинкса?
В СССР маяком служил декларировавшийся «моральный кодекс строителя коммунизма», сейчас народ брошен, ему не говорят, что такое хорошо и что такое плохо, он может лишь догадываться, каков должен быть моральный облик строителей демократического тоталитаризма, демонстрирующих в качестве наглядной агитации роскошные виллы и яхты. Межличностные отношения в современной России до неприличия упростились, они свелись к товарно-денежным, деньги встали между сыном и матерью, братом и сестрой. Сводя смысл бытия к потреблению, нас, как ворон на блестящее, приучают бросаться на модные платья, новые марки машин, последние модели электронной техники. И даже те, кому они не по карману, заражены общим ажиотажем! Наше общественное устройство, принципы, заложенные в его фундамент, закономерно приводят к атомизации, которая не имеет ничего общего ни со свободой, ни с индивидуализацией. В нашем отчуждённом обществе правит единственный императив: «Каждый за себя!» Ставя в пример американцев (забывая при этом величину их страховок!), нам внедряют мысль о том, что надо рассчитывать на свои силы, что это и есть признак взрослого, психологически состоявшегося человека.
Но тогда зачем нужно государство?
Русских всегда отличало хлебосольство. Но ходят ли сейчас в гости? Кухонного собеседника прочно заменил телевизор. Но зачем все технические удобства, если исчезает человечность? Если сосед выступает лишь как объект манипуляции, если он только средство? Времена не выбирают, а жизнь одна. Вот и выживают. Кто как может. Бедные — в очереди за куском хлеба, богатые — в очереди у психоаналитика. Ибо правила игры распространяются на всех. Как на зоне, охранники подчиняются тем же законам, что и зэки, разве что пайки у них пожирнее. Система заставляет быть адекватным, вписываться в регламент бесконечной гонки, находя удовлетворение в сомнительном превосходстве над соседом. В загрязнённой воде рыба мутирует, в отравленной российской атмосфере человек обречён
