хотя последний и привел свою страну к Четверному договору с тремя державами, входившими в Священный союз. Либеральный историк Герберт Альберт Фишер в третьем томе («Либеральный эксперимент») своей «Истории Европы» утешает себя по поводу политики Каслри:
Каслри, министр иностранных дел, который с триумфом провел страну через завершающую стадию наполеоновских войн, был заклеймен соотечественниками как воплощение духа реакции и мракобесия. Но по сравнению с русским царем Александром и с Меттернихом английский тори предстает образцом либерального, просвещенного здравого смысла[235 — Fisher H. A. L., Storia d’Europa, III, p. 95.].
Сколь бы ни были по праву достойны восхищения и способность английских тори к самоконтролю, и их приспособляемость к историческим переменам, и своеобразная непрерывность традиции, дожившей до наших дней, неоспоримым является тот факт, что раскол оказался неизбежен: из тех же самых тори выделились деятели передового либерального направления, нашедшие общий язык с партией вигов. Человеком, осуществившим такой поворот, был Каннинг, более всего прославивший себя некоторыми внешнеполитическими решениями. Он не присоединился к интервенции и оставил Англию в стороне от вмешательства в крайне запутанные испанские дела (сентябрь 1822-го и март 1823 года). В ноябре 1824 года он не пожелал, чтобы Англия участвовала в «европейских» постановлениях по восточному вопросу[236 — Восточный вопрос в европейской политике XVIII-XIX вв. проистекал из упадка некогда могущественной Османской империи, роста национально-освободительного движения против османского ига и нарастания противоречий между интересами европейских держав на Ближнем Востоке. В начале 1820-х годов он обострился в связи с восстанием 1821 г. в Греции, которое страны Священного союза рассматривали как «мятеж» против «законного» монарха. Между тем Англия, укреплявшая свои позиции в Восточном Средиземноморье, признала греков воюющей стороной (а не «бунтовщиками») и стала оказывать им помощь (прим. пер.).]. В декабре того же года добился признания независимости испанских колоний. В следующем году признал независимость Бразилии. Отвечая на нападки в адрес своей южноамериканской политики, он заявил в Палате общин 12 декабря 1826 года: «Я позволил родиться Новому Свету, чтобы восстановить равновесие в Старом».
Казалось, будто смерть Каннинга (1828) остановила это развитие в направлении прогресса, но привнесенный им дух новизны не выветрился так скоро. В 1829 году под сильным давлением Ирландии был отменен ненавистный Test Act, или «Закон о присяге», согласно которому, чтобы занимать какой-либо государственный пост, нужно было принадлежать к государственной англиканской церкви. Движению английской политики к либерализму и на этот раз способствовала — если не вдохновила его — кампания борьбы за права религиозного меньшинства.
Тем временем достиг своей кульминации промышленный переворот, зримым символом которого явилась первая железная дорога (Манчестер — Ливерпуль, сентябрь 1830). С неуклонным развитием капиталистических фабрик рушилось традиционное превосходство крупных землевладельцев-тори, которым избирательная система гарантировала также и преобладание в парламенте. Речь идет о так называемой системе «гнилых местечек». Мелкие городишки, вовсе обезлюдевшие или насчитывавшие какую-нибудь горстку избирателей, из-за абсурдного, несправедливого деления на избирательные округа направляли в Палату общин больше представителей, чем густонаселенные города с высоким уровнем промышленного производства. Толчок к реформе избирательной системы был дан новым монархом, взошедшим на престол в 1830 году, Вильгельмом IV, который симпатизировал вигам. Впервые образовалось правительство, состоящее из либеральных тори и вигов; во главе его встал Чарльз Грей. События, происходившие по ту сторону Ла-Манша, повлияли на принятие столь непростого решения. Уступка в вопросе по закону о выборах означала для крыла несгибаемых тори, по-прежнему имевших явное преобладание, крайне значительное ослабление их власти. Поэтому Палата лордов определенно заблокировала бы реформу. Но в июле в Париже неожиданно вспыхнула революция, и это убедило пэров смягчить позицию, ибо неуступчивость в данном вопросе могла бы вызвать волнения и мятежи и в Англии тоже. Избирательная реформа была окончательно одобрена в апреле 1832 года. Речь, конечно, не шла о всеобщем избирательном праве, которое казалось ересью даже в 1861 году Джону Стюарту Миллю («Рассуждения о представительном управлении»), но монополия богачей на места в парламенте была подорвана: в Палату общин проник «дозор» радикалов.
В 1833 году Палата общин утвердила первый закон о работе на фабриках. Было запрещено использовать на фабрике труд детей моложе девяти лет (кроме фабрик, где обрабатывался шелк!), а для детей старше девяти лет была установлена максимальная продолжительность рабочего дня. Эта карикатура на социальное законодательство верно отражает основную черту «манчестерского» капитализма: его способность вовлекать подавляющую часть городского населения в производственный цикл, «заражать» все общество. Кратко и с поразительной убедительностью этот феномен описал Маркс в первой главе «Манифеста коммунистической партии» (февраль 1848):
Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города / …/ и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни. /…/
Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала /…/ многочисленные /…/ производительные силы. /…/
Современная промышленность превратила маленькую мастерскую патриархального мастера в крупную фабрику /…/ Массы рабочих, скученные на фабрике, организуются по-солдатски. Как рядовые промышленной армии, они ставятся под надзор целой армии унтер-офицеров и офицеров.
Все промежуточные классы «опускаются в ряды пролетариата», частью оттого, что их маленького капитала недостаточно для ведения крупных промышленных предприятий и капитал не выдерживает конкуренции, частью потому, что их умения обесцениваются новыми методами производства. Так рекрутируется пролетариат из всех классов населения. А во второй главе он изобличает одну из самых лицемерных ипостасей господства буржуазии, прикрывающейся моралью «среднего класса»:
В совершенно развитом виде она /семья/ существует только для буржуазии; но она находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в публичной проституции. /…/ Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми внушают тем более отвращения, чем более разрушаются все семейные связи в среде пролетариата благодаря развитию крупной промышленности, чем более дети превращаются в простые предметы торговли и рабочие инструменты.
Очевидно, что речь здесь идет о массовом применении детского труда, которому реформы просвещенного правительства Грея поставили весьма хрупкий заслон.
Ясно, что подобный обзор, учитывая время и место его замысла и написания, сугубо реалистичен и содержит в себе практически неизбежный политический вывод: веру в сокрушительную силу всеобщего голосования, призванного расшатать этот общественный «порядок». Обзор стремительной пролетаризации общества на примере самой передовой страны в Европе (и в те времена единственной мировой державы), то есть Англии, чей опыт подтверждался и быстрой эволюцией в том же направлении «буржуазной» Франции Луи-Филиппа, мог иметь единственный логический вывод: не утопическую, но конкретную программу: немедленный захват политической власти огромным большинством населения, то есть именно завоевание демократии. В прикладных, «программных» частях «Манифеста» это ясно высказано в начале и в заключении второй главы («Пролетарии и коммунисты»):
Коммунисты не являются особой партией, противостоящей другим рабочим партиям. У них нет никаких интересов, отдельных от интересов всего пролетариата в целом. /…/ Ближайшая цель коммунистов та же, что и всех остальных пролетарских партий: формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти.
И совершенно недвусмысленно в заключении этой главы провозглашается, что «первым шагом» является «завоевание демократии». Такое завоевание станет предпосылкой для того, чтобы «вырвать» — благодаря «политическому господству» — «у буржуазии шаг за шагом весь капитал».
Все это самым несомненным образом означает, что целью как раз и является разрушение того преимущества, которое позволяет классу, господствующему, несмотря на свою малочисленность, над остальным обществом, удерживать политическую власть. Пролетариат (то есть, согласно достоверным данным за текущий период времени, преобладающее большинство населения, почти целиком вступившего на путь пролетаризации) должен «завоевать политическую власть», что принимается как синоним «завоевания демократии». Вот в чем значение равного избирательного права, и вот почему равное избирательное право вызывает такой ужас в противоположном лагере.
В момент написания «Манифеста» в феврале 1847 года Маркс не предвидит февральской революции в Париже. Было бы ошибкой перспективы услышать в этой маленькой книжке, чреватой будущим (но только не завтрашним днем) трубные звуки, предвещающие европейскую революцию. Как хорошо сказал Эрик Хобсбаум[237 — Хобсбаум, Эрик Джон Эрнест (р. 1917) — английский историк, ветеран коммунистической партии Великобритании, входил в ее т. н. «историческую группу» (прим. пер.).], «Коммунистический Манифест Маркса и Энгельса — объявление будущей войны против буржуазии, но на текущий момент — заключение союза, во всяком случае, это так для Германии»[238 — Hobsbawm E. J. The Age of Revolution. Europe 1789-1848 (1962); итал. перевод: Le rivoluzioni borghesi, 1789-1848, Il Saggiatore, Milano, 1963, p. 180.]. Хобсбаум напоминает, что в 1848 году именно рейнские промышленники предлагают блестящему тридцатилетнему публицисту Карлу Марксу возглавить их радикальный орган печати, «Neue Rheinische Zeitung» [«Новая Рейнская газета»]: «Он согласился и руководил газетой не только как коммунистическим органом, но и как рупором и проводником идей немецкого радикализма». Подобная риторика характерна для коммунистической агиографии, склонной к мистификациям и обобщениям задним числом. После февраля и после июня 1848 года Маркс пишет — и это очевидно — совсем не то, что в декабре 1847-го.
В политическом плане программа «Манифеста» — это программа поиска союзников, причем в широком диапазоне и без особой разборчивости, а вовсе не программа захвата власти. Вот почему целью является «завоевание демократии»: это — непосредственная, необходимая цель, достигнув которой, можно будет «вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал». Задача — добиться успеха на самом ближнем из фронтов, до которого рукой подать: обеспечить победу большинства, в уверенности, что оное большинство, благодаря конкретным действиям коммунистов, научится отличать свои интересы и цели от интересов и целей мизерного, но до сей поры всемогущего меньшинства, в открытую распоряжающегося более или менее ограниченным избирательным правом. Коммунисты должны сыграть важную роль в том, чтобы «пролетариат сформировался в класс», чтобы пролетаризированное большинство населения осознало себя как класс.
В соответствии с такой целью в «Манифесте» выражен всего один призыв: создавать коалицию с другими силами. «После того, что было сказано в разделе II, — так начинается IV и последняя глава под названием «Отношение коммунистов к различным оппозиционным партиям», — само собой разумеется отношение коммунистов к сложившимся уже рабочим партиям»: «само собой» именно потому, что общей целью является «завоевание демократии» (и в этом состоит первостепенный интерес огромной пролетаризированной массы, а у коммунистов нет собственных интересов, они защищают «те же интересы пролетариата»). Вот почему это «само собой разумеется»: выражение резкое, почти надменное (versteht sich von selbst), Маркс добавляет, в качестве наглядного примера: «то есть, их отношение к чартистам в Англии и к сторонникам аграрной реформы в Северной Америке». Программа чартистов вся сконцентрирована на модификации жульнических избирательных механизмов, цензовых и мажоритарных. Вот их требования:
1. Всеобщее избирательное право для мужчин;
2. Пересчет бюллетеней в сомнительных случаях;
3. Ежегодное обновление парламента путем выборов
