Один представитель от НСДПГ вошел в новое правительство. Также туда вошли партия Центра и либералы: по существу, то же старое большинство, которым чуть более месяца правил Макс фон Баден. Рейхстаг, избранный в 1912 году, продолжал исполнять свои функции. Единственным нарушением преемственности было объявление выборов в Учредительное собрание. Впрочем, после провозглашения республики по меньшей мере такой «скачок» казался неизбежным. Но одна деталь должна была просветить любого наблюдателя относительно истинной природы свершающихся перемен, а именно, шаг, предпринятый верховным военным командованием: Гинденбург немедленно объявил о признании нового порядка. Ни Либкнехт, ни Роза Люксембург не получили мандатов на съезд этих «советов».
Опорой республики стали миллионы солдат, которые, организовавшись в «советы», выразили доверие Эберту, а не Либкнехту. Таким образом, пророчество Энгельса (о переходе к социализму посредством последовательного завоевания армии) сбылось лишь наполовину.
19 января 1919 года выборы в Национальное Учредительное собрание (оно должно было также исполнять функции парламента) показали следующие результаты: социалисты (даже взятые вместе, СДПГ и НСДПГ) проиграли, точнее, не завоевали абсолютного большинства. За них проголосовало 37,9% (СДПГ) и 7,6% (НСДПГ); всего 163 + 22 ( = 185) депутатов из общего числа 421. Хотя для парламентарных политических систем, действующих в «передовых» странах со сложным социальным составом населения, как раз характерно то, что ни одна (практически) из взятых по отдельности политических сил не завоевывает абсолютного большинства на всеобщих выборах (какой бы ни была избирательная система), в данном случае имело место горькое разочарование, исходя из чрезвычайной обстановки, в которой проходили выборы, изначально весьма благоприятной для социалистов.
Партия Центра получила 20% голосов и провела 91 депутата; две правые партии (народная и национальная народная) вместе завоевали 15% голосов (63 депутата). Далее шла (обреченная на стремительный упадок) по духу левая, но во многом расходящаяся с социалистами демократическая партия — ее самыми яркими представителями были Макс Вебер, Вальтер Ратенау, Гуго Прейсс, — она провела 75 депутатов, собрав почти 18% голосов (невероятным образом сравнявшись с традиционной, укорененной в народе партией Центра).
Соглашение между СДПГ и НСДПГ было немыслимо после того, как за несколько дней до выборов Носке, народный комиссар (и выдающийся представитель социалистов), посланный в армию, подавил manu militari[386 — Военной силой (лат.).] спартаковское восстание в одном из кварталов Берлина, взяв приступом редакцию «Vorwàrts», а главное, после того, как свободно чувствовавшие себя Freikorps[387 — Freikorps (добровольческие корпуса) — наименование целого ряда полувоенных патриотических формирований, существовавших в Германии и Австрии в XVIII-XX вв. После Первой мировой войны возникло несколько реваншистских организаций под таким названием; многие из них позднее примкнули к нацистскому движению. В начале 1919 г. отряды фрайкора под руководством Густава Носке подавили выступления немецких коммунистов и крайне левых социал-демократов, намеревавшихся провозгласить советскую власть (прим. пер.).] расправились с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург за четыре дня до выборов (15 января). Парламентское решение напрашивалось само собой: создание левоцентристского блока. В состав первого правительства республики, рожденной в ходе «ноябрьской революции», вошли СДПГ, партия Центра и демократическая партия; правительство возглавил Шейдеманн, а Эберта едва учрежденное Собрание избрало президентом республики.
О влиянии преждевременного и бессильного восстания спартаковцев на политическую обстановку того переломного января 1919 года говорилось много. Социал-демократы с лицемерным пылом бросились на защиту Носке, пытаясь вывести его из-под удара, снять с него ответственность за убийство Либкнехта и Люксембург. Напрасный труд, ибо вопрос не в том, кто вложил оружие в руки убийц, принадлежавших к фрайкору, но в том, что новорожденная немецкая «демократия» терпела легальное существование фрайкора — полувоенных реваншистских группировок, чей реваншизм на тот момент проявлялся в насилии по отношению к активным борцам за левые идеи. Их вклад в рождение нацистского движения хорошо известен. Впрочем, немного благодарности за свои действия от крайних правых Носке все же заслужил (он был министром вооруженных сил, а значит, был обязан распустить фрайкор и уничтожить его, в это русло направив ярость, с какой он штурмовал редакцию «Vorwàrts»). Оскорбительной благодарности: когда нацистская партия победила на выборах в марте 1933 года, Носке был обер-президентом провинции Ганновер, и Герман Геринг, второе лицо после Гитлера, просил его (тщетно) остаться на этом посту[388 — Ho он с достоинством оставил этот пост.].
Во всяком случае, тезис о том, что в результате восстания спартаковцев общественное мнение в последние дни предвыборной кампании сдвинулось вправо, представляется шатким. Правительство Эберта-Шейдеманна-Носке сделало все, чтобы доказать испуганной буржуазии, что социал-демократия способна подавить «антидемократические» левые движения. Щедро пролитая кровь являлась гарантией «демократизма» социал-демократического руководства. Удар был нанесен как раз по НСДПГ, которая, вследствие полемического упрощения, весьма удобного в предвыборной борьбе, стала tout court отождествляться — такую пропаганду вели почти все партии (кроме демократической) — с Союзом Спартака.
Короче говоря, поражение на выборах явилось для социал-демократов горьким разочарованием, но этот плачевный результат навсегда остался историческим максимумом в истории выборов периода Веймарской республики. Уже на выборах в первый республиканский рейхстаг, которые состоялись через год (6 июня 1920), СДПГ сползла к 21% голосов, а НСДПГ поднялась до уровня 18%, в то время как едва появившаяся Коммунистическая партия собрала 2%. СДПГ почти достигла 30% на выборах в мае 1928 года (коммунисты получили 10%), но и блок правых в целом набрал 30%, а Центр — 12%.
Эта выборная арифметика может показаться абстрактной и формальной игрой. Тем временем назревали кризисы, способные разрушить и менее шаткое равновесие, чем то, какое было достигнуто в Веймарской республике: от шовинистского безумия во Франции, кульминацией которого стала карательная оккупация Рура[389 — Оккупация Рура — ввиду отставания Германии по срокам репарационных поставок в январе 1923 г. французские и бельгийские войска оккупировали Рурскую область, где добывалось 72% германского угля и производилось более 50% чугуна и стали. Оккупация Рура вызвала в Веймарской республике волну народного гнева. Выплата репараций была Германией приостановлена, промышленность, управленческий аппарат и транспорт Рура охватила всеобщая забастовка. Оккупационные власти ответили карательными операциями, в результате которых погибло 137 человек (прим. пер.).] (настоящий подарок правым; впрочем, и коммунисты с их отчаянной тактикой пытались обратить это событие себе на пользу), до упадка экономики, усугубленного разорительными репарациями (чтобы справиться с ним, были разработаны планы Доуса и Янга[390 — План Доуса и Янга — В дополнение к плану Доуса (см. прим, к с. 212, План Доуса) в 1930 г. был принят план, разработанный комитетом под руководством Оуэна Янга, согласно которому сроки выплаты репараций снова увеличивались, а суммы ежегодных отчислений снижались (прим. пер.).]; США, не признавшие Версальского договора, не могли потерпеть сползания влево республики, охваченной самым тяжелым экономическим кризисом века, а нацисты еще не были готовы воспользоваться им); прибавим к этому экстремистские выступления (гитлеровский «путч» в мюнхенской пивной) и пр. И все же выборная арифметика при такой лихорадочной парламентской жизни (восемь довыборов в рейхстаг за тринадцать лет!) свидетельствует о многом. Она показывает разочарование левых в таком орудии, как всеобщее избирательное право, и «упорный подъем» национал-социалистической партии от 2% в мае 1928 года до 44% в марте 1933-го. Очевидно, что и нацисты не добились абсолютного большинства, хотя они не только сами прибегали к незаконному насилию, но и силовые структуры государства были на их стороне. Но Гитлер стал канцлером в результате заговора фон Папена[391 — Заговор фон Папена — Франц фон Папен (1879-1969) — генерал» политик и дипломат, в 1921-1932 гг. депутат прусского ландтага от католической партии Центра, канцлер Германии с 1 июня по 2 декабря 1932 г. Клубок политических интриг (а также случайностей), в которых фон Папен сыграл ключевую роль, привел к тому, что президент Гинденбург отправил в отставку канцлера Курта фон Шлейхера и 30 января 1933 г. назначил на этот пост Гитлера (прим. пер.).] и попустительства Гинденбурга (президента Рейха с 1925 года) до «триумфальной» победы. Хотя эта победа так или иначе осталась ярким примером несомненного успеха на выборах.
Немецкий и итальянский случаи представляют собой два классических примера «сфабрикованной» победы на выборах.
В недавнем исследовании историка из Йельского университета Генри Эшби Тернера-мл., «Hitler’s Thirty Days to Power» [«Гитлер: тридцать дней борьбы за власть»], (Лондон 1996)[392 — Итал. перевод: I trenta giorni di Hitler, Mondadori, Milano, 1997.], приведены убедительно документированные доказательства в пользу лишенного детерминизма историографического взгляда на проблему прихода Гитлера к власти. На выборах в ноябре 1932 года популярность нацистской партии явно пошла на спад, она потеряла 35 мест и 5% электората. Разумеется, со своими 33% эта партия завоевала относительное большинство, но изоляция в парламенте могла оказаться для нее губительной, особенно в условиях острого кризиса внутри страны. И только благодаря сильнейшему давлению Франца фон Папена, представителя Центра, но самым тесным образом связанного с Гитлером, на почти девяностолетнего президента Республики Гинденбурга Гитлеру вопреки всяческим ожиданиям и вразрез с парламентской арифметикой 30 января 1933 года, после продолжительного политического кризиса неясной природы, был доверен пост канцлера. Вопреки тому, что нередко утверждают, полномочия президента Республики были — согласно Веймарской конституции — достаточно широкими, они значительно превосходили властные прерогативы тех монархов, какие еще оставались на своих тронах после гекатомбы, которая постигла коронованные семейства в результате мировой войны. Он был действительным главою вооруженных сил; он мог ограничивать гражданские права по своему усмотрению (если бы счел это необходимым); имел прерогативу своими декретами устанавливать законы; и правительство, ответственное, конечно, перед парламентом, могло при необходимости быть отправлено в отставку президентом, что сопровождалось немедленным роспуском парламента. Короче говоря, неожиданное назначение на пост канцлера в конце января 1933 года (и немедленное назначение срока новых выборов) позволило Гитлеру при пособничестве крупных промышленников (вспомним хотя бы семейные связи Геббельса с самой мощной династией промышленников, Квандтов, или поддержку Гугенберга[393 — Смотри недавнюю работу Rudiger Jungbluth о «незаметном подъеме самой могучей династии в экономике Германии» (Die Quandts. Ihr leiser Aufstieg zur machtigsten Wirtschaftsdynastie Deutschlands, Campus Verlag, Frankfurt a.M., 2002). Другие недавно вышедшие книги содержат важные документальные данные: Weitz, Jonh, Il banchiere di Hitler (1996), итал. перевод, Piemme, Casale Monferrato, 1998 (биография Шахта); Wulf Schwarzwàller, Hitler Geld. Von armen Kunstmaler zum millionenschweren Fuhrer, Uberreuter, Wien, 1998.])[394 — Гугенберг, Альфред Вильгельм Франц Мария ( 1865-1951) — влиятельный немецкий промышленник и политик-националист, один из основателей Пангерманского союза (1891), депутат рейхстага, председатель Немецкой национальной народной партии (с 1928), министр экономики (1933) в первом правительстве Гитлера (прим. пер.).] и легального и полулегального военного аппарата, а также благодаря систематическим акциям насилия со стороны «коричневых рубашек», находящихся под защитой государства, устроить себе великую победу
