деление на зоны имеет какой-то смысл, на выборах побеждают партии, опирающиеся на тех, кто сильнее. Однако, если взглянуть на географическую карту, можно обнаружить, что, поскольку Англия и Франция не входят в орбиту влияния сверхдержав, а являются «дублерами» и играют по собственным правилам, только две страны — Германию пока оставим в стороне, — «не покрывались» достигнутыми соглашениями: на востоке — Чехословакия, а на западе — Италия. Их судьба решалась в 1947-1948 годах. Но выработанный «принцип» проявился в чистом виде, когда произошло рождение двух Германий.
Прояснив в общих чертах, в чем заключалось влияние международной обстановки на ход дальнейших событий, остается добавить, что и в странах «народной демократии» коалиции, возглавляемые коммунистами, «победили на выборах». И они пришли к власти в результате консенсуса, вознесенные на вершину расположением избирателей, которым они заручились сразу после освобождения этих стран. Их слабым местом долгое время было — у них у всех — убеждение в том, что успех, однажды достигнутый, сохраняет свое значение на неопределенно долгий срок и что подтверждение и периодическое обновление легитимации (так искусно практикуемое на Западе) совершенно излишни: социальные достижения, — полагали они, — каким-то иным образом укрепят режимы. Этого, как мы все видели, не случилось. Они не сумели создать новую прозрачную модель «народного государства» и, пораженные скепсисом, упорно следовали системе псевдовыборов, лишь внешне походивших на западные. А это неизбежно привело к сужению и ослаблению консенсуса.
Таким образом, невозможно свести этот отрезок истории Европы и опыта европейской демократии к некоему спектаклю марионеток. Точно так же не имеет смысла чисто полемическое представление о том, что в непосредственно предшествующий период в истории этих стран существенная часть населения сознательно поддерживала нацистов.
Его преподобие Тисо[520 — Тисо, Йозеф (1887-1947) — священник, профессор теологии, президент первой Словацкой республики под протекторатом Третьего рейха (1938-1945). Ярый антисемит, в 1942 г. подписал закон о депортации евреев из Словакии. В апреле 1945 г. бежал в Баварию, где был задержан американскими военными и выдан Чехословакии. Был приговорен к смертной казни за государственную измену и повешен 18 апреля 1947 г. (прим. пер.).], лидер пронацистской Словакии, продолжал пользоваться популярностью и после освобождения страны, и после приговора. То же самое можно сказать и об отношении в Хорватии, с одной стороны, к немецким «товарищам», а с другой — к партизанам под командованием Тито (включение этой республики в югославскую федерацию представляло для него особую проблему). В этой связи уместно будет вспомнить, насколько (вплоть до 1943 года) была близка к гитлеровскому Рейху страна, впоследствии ставшая символом «северного социализма», то есть Швеция. 5 июля 1940 года социал-демократическое правительство Ханссона, образовавшее «коалицию народного единства», подписало соглашение с Рейхом, согласно которому эта северная страна предоставляла свободный проход немецким войскам[521 — Интересно, в историографическом плане, что это соглашение почти всегда остается в тени, хотя оно не менее достойно внимания, чем советско-германский пакт, и обусловлено аналогичным мотивом: желанием Швеции сохранить свой нейтралитет, не вступать в конфликт.]. Консенсус в стране был широким, и оставался таковым даже когда во второй половине 1943 года на фоне военных поражений стран Оси правительство Ханссона перешло от пронацистского нейтралитета к нейтралитету просоюзническому.
Выстраивание консенсуса не является изобретением недавних времен.
Стремительное нарастание кризиса фашистских режимов, вызванное катастрофическим положением на фронтах; ужесточение репрессий со стороны германских оккупантов и быстрое ухудшение условий жизни населения были факторами, которые определили в те месяцы массовый поворот общественного мнения в сторону англо-американцев во Франции и Италии, и Советского Союза — в Восточной Европе. Сама партизанская борьба, к которой часть населения относилась отрицательно, опасаясь нацистских репрессий, у другой части вызывала прямо противоположные чувства; люди присоединялись — психологически, если не активно — к действиям «нерегулярных» бойцов, в большинстве своем коммунистов[522 — «Чтобы прийти к восстанию, следовало приучить широкие массы к прозаической и страшной реальности вооруженной борьбы. В этом состояла цель антифашистского и антигитлеровского терроризма, почему он и не был исключительной монополией коммунистов, хотя их боевые единицы, «штурмовые гарибальдийские бригады», вооружались в первую очередь», писал руководитель Комитета национального освобождения Северной Италии Лео Валиани (Leo Valiani), Tutte le strade conducono a Roma, La Nuova Italia, Firenze, 1947, p. 172.]. Это и явилось, по завершении конфликта, немаловажным фактором в момент образования временных правительств в странах, освобожденных советскими войсками. Рождение политического режима всегда начинается с захвата власти какой-то группой сил, которая выстраивает новый «порядок вещей», в рамках которого — в случае успеха — будут развиваться дальнейшие события и утверждаться новая «законность». Так утверждает себя новый порядок, который должен уметь себя узаконить. Так поступили — не без неожиданно долгой партизанской войны, получившей название «южного разбоя», — пьемонтцы[523 — «Южный разбой» пьемонтцев — «поход Тысячи» под предводительством Гарибальди в 1860 г., закончившийся присоединением Неаполитанского королевства к Сардинскому. (См. также прим, к с. 7, Во времена кампании…) (прим. пер.).], аннексировав Центральную и Южную Италию в 1861 году. Тьер в 1871 году провозглашает республику в стране с очевидным монархическим большинством, и только в 1875 году ему удается принять республиканскую конституцию. Так — мы видели это в предыдущих главах — фашистская партия с 1922 по 1926 год, получив с самого начала гарантии высоких правительственных кругов, заручилась сознательной поддержкой правящих и средних классов и смогла перейти к завоеванию масс в Италии. Так и антифашизм 1944-1946 годов стал государственным, узаконив сам себя, причем основы этого процесса были теми же, на каких зиждились правительства, устанавливаемые Советским Союзом в восточноевропейских странах по мере их освобождения. Все, что происходило потом, оказалось возможным только благодаря этому акту основания, закрепленному и гарантированному в то же самое время четкими рамками «раздела», которые все три победителя в мировой войне неоднократно подтвердили.
Оценка, которую различные народные демократии получали в том мире, который управляет общественным мнением всей планеты, — то есть на Западе, — менялась исходя из приоритетов международной политики и расстановки сил на международной арене. Самым нашумевшим примером является Югославия. До конфликта со Сталиным (1948) Тито с тем «социалистическим» однопартийным режимом, который он установил на базе полного согласия (и не менее полного истребления несогласных), расценивался как глава Квислингов[524 — «Квислинги» — Видкун Квислинг (1887-1945) — норвежский политик-нацист, с февраля 1942 г. до конца Второй мировой войны — министр-президент оккупированной Норвегии, после войны был расстрелян как государственный изменник. Его фамилия стала именем нарицательным, обозначающим предателей-коллаборационистов (прим. пер.).], сотрудничающих с Советами. Скорые и действительно жестокие методы, которыми его партизаны «окончили игру» на итальянском фронте, вызывали отвращение. После разрыва между Тито и Сталиным югославский режим — разумеется, не изменивший ipso facto[525 — Фактически (лат.).] своей природы, — стал мало-помалу восприниматься по-другому, и в конце концов возобладала иная точка зрения. (Пока в 1955 году Хрущев не вернулся к сотрудничеству с Тито, именно советская сторона обличала «преступность» югославского режима, но эта пропагандистская шумиха, хотя и содержала некую долю правды, не влияла на общественное мнение.) Вершины положительного к себе отношения Тито достиг, заключив греко-турецко-югославский пакт, явно антисоветский, продолжающий, географически, разные «союзы» (НАТО, СЕАТО и т. п.) нового «санитарного кордона».
На похороны Тито (май 1988) съехались государственные деятели со всего мира, дабы почтить его реальные свершения. Зато решение Соединенных Штатов способствовать после краха СССР также и распаду Югославской федерации привело, в историографическом плане, к радикальной переоценке Тито и всего «югославского опыта». Преступления, совершенные в конце мировой войны в истрийском регионе, всплывают на поверхность, бросают тень на всю эпопею антифашистской борьбы «титовцев» и становятся решающим фактором в оценке общественно-политического строя, установленного и сохраняемого на протяжении десятилетий югославскими коммунистами.
Венгрия, напротив, не удостоилась — на Западе — другого к себе отношения, кроме чуть презрительной иронии, хотя начиная с какого-то момента этот политический режим «либерализовался» до степени, невозможной в Югославии при жизни Тито; но правительство Кадара должно было оставаться на положении «карантина», поскольку было «запятнано» самим актом своего рождения[526 — …«запятнано» самим актом своего рождения — имеется в виду Венгерское восстание 1956 г. и его подавление советскими войсками (прим. пер.).]. Трагикомическими видятся взлеты и падения Чаушеску, чей последовательный и упорный отрыв от политики СССР позволил ему достичь положения, немыслимого для восточного руководителя; это же и низвергло его в глубины ада, когда наступил закономерный конец.
Короче говоря, ученый, исследующий эти политические системы, имеет дело с материалом, опутанным густой сетью пропагандистских измышлений: они, к нашей вящей досаде, пережили крушение структур, которым могли приносить «практическую пользу».
Двумя «пустыми клеточками» были, как мы уже упоминали, Италия и Чехословакия. И все же очевидно, что Италия, хотя и не упомянутая открытым текстом в соглашениях о разделе, находилась — по причине ее освобождения англо-американскими войсками и значимого присутствия союзнических властей в жизни «Южного королевства»[527 — «Южное королевство» — после капитуляции Италии перед союзниками в сентябре 1943 г., страна оказалась расколота на «Южное королевство» (во главе с королем и Маршалом Бадольо), признанное Англией, США и СССР «совместно воюющей» стороной, и «Республику Сало» на севере, возглавляемую Муссолини и опиравшуюся на германские войска (прим. пер.).], которое плавно превратилось в Королевство Италию, — в зоне американского (еще более, чем английского) влияния. Теперь нужно было проследить за рождением соответствующего правительства.
Когда Муссолини в ноябре 1926 года объявил коммунистов вне закона, они представляли собой небольшую партию. На выборах 1921 и 1926 годов коммунисты достигли скромных результатов. Потом они подверглись преследованиям и были разогнаны. Но продолжала существовать подпольная структура; фашистам удалось засорить ее, наполнить агентами, но они так и не смогли до конца разрушить организацию. В 1929 году, исполняя бестолковые директивы Коминтерна, многие коммунисты вернулись в страну и почти все попали в сети полиции и ОВРА[528 — ОВРА (Organo di vigilanza dei reati antistatali (OVRA) — Орган обеспечения безопасности от антигосударственных проявлений) — структура политической охраны в Италии, которую коммунисты и анархисты называли «Organizzazione vigilanza repressione antifascista» — «Орган безопасности, подавляющий антифашизм». Создан в 1921 г. как внутрипартийная гвардия фашистского движения. С конца 1922 — начала 1923 гг. стал выполнять функции службы личной охраны Муссолини и внутренней безопасности фашистской партии. В конце 1926 г. ОВРА становится государственным органом политической безопасности. В 1945 г. ОВРА был реорганизован в службу внутренней разведки Итальянской Республики (прим. пер.).]. Тем не менее их присутствие в Испании, в интернациональных бригадах, было заметным. В отличие от явной инертности других партий, поставленных фашизмом вне закона, коммунисты никогда не прекращали своего существования как организации и
