в связи с применением пыток против алжирских патриотов: общественное мнение не может остаться равнодушным при виде того, как французские военные и полиция применяют к алжирцам те же методы, какими десятилетие назад немцы расправлялись с французскими партизанами. Коммунист
Анри Аллег, журналист, редактор газеты «Alger républicain» [«Республиканский Алжир»], был арестован за то, что изобличил пытки, которые вскоре будут названы «гангреной Республики», в памфлете, пригвоздившем мучителей к позорному столбу. В течение 1957 года генерал Массю раздавил подпольную организацию Фронт национального освобождения Алжира (так называемая «битва за Алжир»); за этим последовали массовые казни и масштабные перемещения населения, затронувшие около полутора миллионов алжирцев. Но кризис приобретает международный масштаб: 2 июля 1957 года сенатор Кеннеди заявляет перед американским Сенатом, что США должны использовать свое влияние, дабы помочь алжирскому народу отвоевать независимость, а 10 декабря Генеральная Ассамблея ООН единогласно принимает резолюцию о дипломатическом разрешении алжирского вопроса. Правительства в Париже сменяются в стремительном темпе: Буржес-Монури, Гайяр, снова Молле, и наконец Пфлимлен. И уже при правительстве Гайяра начинаются переговоры с «особыми силами», способными вывести страну из алжирского тупика.
Но новости прибудут из Алжира, где циркулирует — и это важно для понимания сложившейся там атмосферы — брошюра, в которой изложены инструкции для оккупационных войск (Секретариат сухопутных вооруженных сил, Главный штаб, отдел XXX); на странице 28 можно, в частности, прочесть: «конечно, не все мусульмане — террористы, но любой из них может оказаться таковым, хоть бы он и имел наилучшие рекомендации».
13 мая 1958 года, пока со скрипом подбирается новый кабинет министров, армия захватывает власть в Алжире: это — грозная армия, внушительных размеров, и она собирается из колонии (как это сделал Франко в 1936 году) произвести политические изменения в метрополии. Во главе — Массю, Салан, Томазо, Шеррьер. В толпе местных французов раздаются крики, находящие отклик и в речах путчистов: «Де Голля к власти!» Генерал Массю сам себя назначает главой Комитета гражданской и военной общественной безопасности и торжественно сообщает об этом в Париж, президенту республики. В Париже парламент подавляющим большинством голосует за правительство Пфлимлена: это «республиканское» правительство должно выстоять перед лицом фашистоидного переворота. 17 мая из Коломбэ-де-дез-Эглиз, своего скита, де Голль сообщает, что будет говорить 19-го. 19-го, в 15 часов, когда на пресс-конференции в Пале д’Орсэ де Голль начинает говорить, в стране разражается всеобщая забастовка. Человек, призванный алжирскими путчистами, не находит ни единого слова осуждения в их адрес. Молле выражается загадками: «Любая реакция была бы преждевременной», — заявляет он. 20-го французский парламент предоставляет Пфлимлену всю полноту власти; за это голосуют и коммунисты, 473 голоса против 93.
24 мая мятеж распространяется на Корсику; префектуру в Аяччо без единого выстрела захватывают парашютисты и демонстранты из крайне правых. 26 мая де Голль решает вновь обосноваться в Париже. На следующий день все агентства распространяют его коммюнике: «Я начал рутинный процесс, необходимый для прихода к власти республиканского правительства, способного обеспечить единство и независимость страны». Затем он обращает ободряющие слова к вождям мятежников: «выражаю им свое доверие и намереваюсь постоянно поддерживать с ними контакт». Весь день идут переговоры между Пфлимленом и де Голлем. В 19 часов, по окончании заседания Совета министров, Пфлимлен сообщает, что в ходе переговоров генерал потребовал, чтобы его призвали к власти «национальные» партии, то есть все, за исключением коммунистов. В тот же час Салан объявляет толпе: «Наш призыв к генералу де Голлю услышан!» В половине десятого вечера председатель Совета министров появляется перед Национальным собранием и сообщает, что собирается поставить на голосование вопрос о конституционной реформе, причем добавляет, что не будет учитывать голоса коммунистов. Эта уловка нужна ему, чтобы уйти в отставку. Предложение и в самом деле проходит, в ночь с 27 на 28 мая: 408 голосов за и 165 против. Пфлимлен изымает поданные в его пользу голоса ФКП, приходит к выводу, что не располагает большинством, и подает в отставку, в половине третьего утра отправляясь на Елисейские поля[570 — …в половине третьего утра отправляясь на Елисейские поля — вручить президенту заявление о своей отставке (прим. пер.).]. Пока огромная демонстрация движется от площади Нации к площади Республики, президент Коти заявляет, что через посредство обеих палат обратился к де Голлю с просьбой сформировать новое правительство. В своем послании к палатам президент оправдывается: «Мог ли я не воззвать к человеку, чья стойкость и неколебимая нравственная чистота могут спасти родину?»
1 июня де Голль появляется перед Национальным собранием и просит предоставить ему всю полноту власти. Против выступают, кроме коммунистов, Мендес-Франс, Миттеран и многие другие, от своего имени. Собрание удовлетворяет его просьбу 329 голосами против 224. Что не удалось Буланже во времена Третьей республики, удалось де Голлю во время Четвертой. Цезаризм вернулся в середине XX века на волне колониальной войны, судьба которой представлялась более, чем когда-либо, неясной: сам де Голль был вынужден прекратить ее и оставить Алжир (1962) после долгих лет бесплодного упорства, опасаясь, в том числе, нового мятежа со стороны тех же людей, которые привели его к власти. Единственная статья «Закона о полноте полномочий» (2 июня 1958) полна обычной риторики и напоминает «Декларацию прав» 1789 года.
Конкретным и наглядным случаем применения «Декларации» и ее бессмертных принципов может считаться, поскольку относится к шести месяцам «полноты полномочий», свидетельство Кедера Сегира, двадцатишестилетнего фармацевта, которого арестовали и подвергли пыткам в Париже:
Меня арестовали 29 ноября 1958 года в половине седьмого вечера, в доме 146 по улице Монмартр; шесть агентов доставили меня в казарму Ноай в Версале около четверти восьмого. Меня раздели, и трое агентов стали наносить мне удары кулаками по животу, груди и почкам. Потом меня привязали к стойке, через которую пропустили электрический ток. Это продолжалось до полуночи, следующим образом: каждые полчаса меня отвязывали на десять минут, чтобы я мог частично восстановить силы. После нескольких таких сеансов я уже не мог держаться на ногах. В полночь меня отвели в подвал, где я пробыл до утра.
30 ноября меня усиленно допрашивали шесть агентов, добиваясь сведений об организации ФИО и ее руководителях, употребляя в мой адрес разные выражения и называя меня «грязным арабом».
1 декабря, около девяти утра, меня снова поставили к стойке, о которой я уже рассказывал. Сеансы продолжались до полудня. В 13 часов меня доставили в участок на улице Соссэс. Как только мы прибыли, агент, которому был поручен допрос, нанес мне несколько ударов кулаком в живот. Допрос длился до 18 часов. Около 20 часов меня доставили обратно в Версаль, где я провел ночь.
2 декабря в 18 часов те же инспектора, среди которых был М. Р… — я хорошо помню его имя, он был больше всех ожесточен против меня — в третий раз «пропустили» меня через стойку. Сеанс длился около двух часов. Потом меня били кулаками и ногами и применяли другие пытки: выкручивали мышцы, руки, ноги; даже засовывали пальцы в задний проход.
Потом пытки прекратились. 3, 4 и 5 декабря меня возили на допросы. Утром меня доставляли в участок, вечером — обратно в Версаль, и так четыре дня. Вечером 9 декабря меня перевели в камеру предварительного заключения, где я оставался до вечера 10 декабря. Когда меня отвели к судье, чтобы подписать ордер, я заявил самому г-ну Батиню о том, что меня пытали, но он не принял во внимание мое заявление и сказал: «Слыхали мы эту песню, все вы одинаковые»[571 — Источник этого свидетельства — книга «La gangrene» [«Гангрена»], изданная Editions de Minuit и поступившая в продажу 18 июня 1959 г. Ежедневная газета «Le Monde» поместила анонс о ней на первой странице. Тем же вечером (опять же в память о бессмертных принципах 1789 года) тираж был конфискован полицией. На это отреагировали, что удивительно, такие органы прессы, как «L’Aurore» и католическая «La Croix». Прокурор Республики распространил коммюнике, содержание которого в основном сводилось к тому, что авторы многочисленных свидетельств, собранных в книге, обвинялись в «попытке воссоздания распущенной организации» (то есть, алжирского ФНО). От попытки покрыть злоупотребления полиции, которую предпринял персонально министр Дебре, отмежевался министр юстиции Мишле, депортированный во время немецкой оккупации. Кроме того, публично протестуя против конфискации «Гангрены», добрая сотня университетских преподавателей рисковала своей работой. За свою честность эти люди достойны всяческого уважения. Пьер Видаль-Наке был одним из них и посвятил описываемым событиям замечательные страницы.].
Как и следовало ожидать, де Гол ль добивался радикального преобразования конституции — не зря же именно на почве конституции он порвал с партиями в 1946 году — и, главное, такой избирательной системы, которая совершенно исключила бы определенную политическую силу: коммунистов. 28 сентября того же 1958 года он заставил принять новую конституцию, сосредоточенную вокруг президентской власти; успех был воистину бонапартистских масштабов — из 36 с половиной миллионов избирателей 31 миллион высказался за, и только пять с половиной миллионов — против (в основном электорат ФКП). Больше, чем туманный текст конституции, политическую жизнь страны преобразил избирательный закон. Пропорциональная система была заменена одномандатной мажоритарной с двумя турами. Эта система очень скоро свела к минимуму представительство партии, охватывавшей почти четвертую часть электората. 23 и 30 ноября проходили выборы в новое Национальное собрание: «Союз за Новую Республику», восстановленная голлистская партия, получила 28% голосов, коммунисты — 20,1%, ФСРИ — 13%, независимые и умеренные — 18%. Было избрано 189 депутатов от СНР, 10 — от коммунистов, 40 — от ФСРИ, 130 от независимых и умеренных.
8 января 1959 года де Голль стал президентом. В сентябре 1962 года, на волне неудавшегося покушения на его жизнь (подготовленного «Секретной армейской организацией» [OAS][572 — OAS (Organisation de l’armée secrète — Секретная армейская организация, фр.) — ультраправая националистическая террористическая организация, существовавшая во Франции во время Алжирской войны (1954-1962). Организация использовала партизанские методы, стремясь не допустить независимости Алжира (прим. пер.).], теми же людьми, которые в 1958 году организовали переворот), рассчитывая на всплеск популярности, обычно сопутствующий таким событиям, он предложил ввести прямые выборы президента и получил желаемое, в очередной раз устроив плебисцит.
Бонапартистский проект оказался реализованным по всем статьям. Именно в сфере внешней политики с наибольшей широтой проявился «гений» нового Бонапарта: Франция вновь обрела то положение третьей великой державы в различных блоках, которому мешал плоский атлантизм правительств Четвертой республики, хоть центристских, хоть радикальных, хоть социалистических. Самым знаменательным жестом стал выход из военной организации НАТО после второго плебисцита 1965 года. Если прибавить к этому признание Китайской Народной Республики и отстраненную позицию во время
