он попросил ее доставить ему удовольствие туром вальса, чем привел бедную девушку в крайний ужас. И Сибилла надолго исчезла из поля зрения Маделины, появившись вновь лишь тогда, когда ее «Рассвет» встретил рассвет.
Как сообщали газеты, бал имел грандиозный успех. Каждый, кто знает столицу, подтвердит, что среди множества великолепных особняков, отданных в распоряжение нашего и иностранных правительств, чтобы создать все удобства для высокопоставленных чиновников, судей, дипломатов, вице-президентов, спикеров и сенаторов, здание, где размещалась британская миссия, было самым величественным. Удачно сочетая пропорции дворца Питти с отделкой, позаимствованной у Ка д’Оро, и куполом, венчающим восточные мечети, этот триумф архитектурной мысли предлагал обществу неограниченные возможности. Дальнейшее описание этого здания излишне, так как вы можете найти его в нью-йорскских газетах, вышедших на следующее утро с детальным планом первого этажа миссии; и в течение всей последующей недели иллюстрированные издания содержали зарисовки наиболее интересных эпизодов бала, а также портреты герцогини, восседающей с любезной улыбкой на троне. Леди, которая находится на этих рисунках от герцогини слева, и есть миссис Ли, и хотя ее довольно трудно узнать, зато легко заметить, потому что художник по каким-то своим соображениям сделал ее гораздо ниже ростом, а герцогиню гораздо выше, к тому же подарил герцогиню любезной улыбкой, несколько отличавшейся от настоящего выражения ее лица. Короче говоря, художник изобразил мир таким, каким мы хотим его видеть, а не таким, каким он был или есть. Наиболее же странным в этом рисунке было то, что миссис Ли оказалась подле герцогини, а ведь это самое последнее место, где стал бы искать Ли тот, кто хорошо знает ее. Этому любопытному факту необходимо немедленно дать объяснение, так как в газетных отчетах факты не комментировались, а говорилось лишь следующее: «Рядом с Ее Высочеством великой герцогиней стоит наша очаровательная соотечественница аристократка миссис Лайтфут Ли, которая этой зимой произвела в Вашингтоне подлинную сенсацию и чье имя молва упорно связывает с именем министра финансов. Именно с ней Ее Высочество беседовала большую часть вечера».
Зрелище было весьма живописно, и в погожий апрельский вечер мало сыщется мест, где предоставлялась возможность столь приятно провести время. Возле миссии соорудили огромный навес, а под ним площадку для танцев, не уступавшую размерами оперной зале; по одну длинную сторону этой площадки возвышался помост с мягким диваном в центре, и по другую — точно напротив такой же помост с диваном в центре. Над каждым помостом натянули красный бархатный балдахин, один — увенчанный изображением льва и единорога, другой — королевским орлом. Над единорогом развевался королевский штандарт, над орлом, правда не столь эффектно, — звездно-полосатый флаг. Герцогиня, которая была уже далеко не девочкой, сочла газовое освещение чересчур утомительным и добилась от лорда Ская, чтобы ее прелести озаряли сто тысяч восковых свечей, расположенных таким образом, чтобы они выгодно оттеняли ее трон, а противоположная сторона представала в чересчур ярком и невыгодном свете.
Вот что на самом деле происходило на бале. Герцогиня, которой пришлось волей-неволей всю последнюю неделю общаться с президентом и особенно с его супругой, стала питать к той неописуемую антипатию. Она решила во что бы то ни стало держаться подальше от президентской четы и лишь после бурных объяснений с великим герцогом и лордом Скаем дала согласие, чтобы президент сопровождал ее к столу. Больше она не собиралась уступать им ни в чем. Она наотрез отказалась разговаривать с «этой женщиной», как она называла президентшу, или находиться с нею рядом. В противном случае весь вечер просидит у себя в комнате, и ее совершенно не волнует, что по этому поводу будет думать английская королева — ведь она не ее подданная. Это заявление поставило лорда Ская в затруднительное положение, который, встав на эту точку зрения, задумался над тем, почему вообще он должен развлекать герцогиню: но с помощью великого герцога и лорда Данбега, который вел себя очень деятельно и сумел улыбками разрядить ситуацию, нашел выход из положения. Вот почему в зале было два трона, а британский трон освещался именно так. как того пожелала герцогиня. А лорд Скай, как и все британские и американские посланники во все времена, принес себя в жертву, чтобы разделить сферы влияния правителей двух великих держав. Вместе с лордом Данбегом и великим герцогом он действовал как буфер — прилежно, проворно и успешно. В этом же качестве он решил использовать миcсис Ли, для чего рассказал герцогине об ее отношениях с президентшей, которые ни для кого в Вашингтоне не являлись секретом: весь Вашингтон (и не только со слов самой Маделины) знал, в каком свете видит ее хозяйка Белого дома, которую столичные дамы постоянно вовлекали в разговор о миссис Ли и которая всегда с неиссякаемой готовностью клевала на эту приманку, к вящему удовольствию Виктории Сорви и прочих сплетниц.
— Она не станет беспокоить вас до тех пор, пока рядом с вами будет миссис Ли, — заверил лорд Скай герцогиню, которая, завладев Маделиной, стала демонстрировать ее семейству президента, будто талисман против дурного глаза. Она усадила миссис Ли позади себя, словно Маделина была ее фрейлиной. Она даже милостиво позволила ей сидеть, причем так близко, что их стулья соприкасались. Как только в поле зрения Ее Светлости попадала «эта женщина», а это происходило почти постоянно, она тотчас поворачивалась к миссис Ли и старалась подчеркнуть, что занята беседой исключительно с нею. Маделина попала в ее цепкие руки еще до того, когда появились президент с супругой; когда же герцогине пришлось сделать несколько шагов, чтобы приветствовать их поклоном, она сделала это с поистине королевским достоинством, подчеркнувшим дистанцию между ними, а после потащила миссис Ли за собой. Миссис Ли также поклонилась, ей некуда было деться; но в ответ ее обдали взглядом, полным ненависти и презрения. Лорд Скай, который выступал в роли кавалера президентской супруги, перепугался насмерть и поспешил увести подальше эту монархию от демократии, под тем предлогом, что хочет показать ей убранство миссии. Наконец он усадил президентшу на ее трон, где они с великим герцогом, по очереди сменяя друг друга, весь вечер несли вахту. Когда же герцогиня в сопровождении президента проследовала к своему, она потребовала, чтобы ее супруг взял под руку миссис Ли и отвел к британскому трону, преследуя этим единственную цель — довести до белого каления президентшу, которая со своего возвышения хмуро наблюдала это шествие.
Жертвой интриги оказалась миссис Ли. Сменить ее было некому, и она с того момента, как села, буквально чувствовала себя в заключении. Герцогиня почти не закрывала рта, ведя с ней светскую беседу, точнее, произнося монолог, состоявший преимущественно из жалоб и придирок, которые никто не осмеливался прервать. Она до смерти надоела миссис Ли, которую некоторое время спустя перестала забавлять даже абсурдность этого положения. К тому же она имела несчастье отпустить несколько замечаний, пришедшихся по вкусу дремавшему в Ее Светлости чувству юмора; герцогиня рассмеялась и в свойственной особам королевской крови манере дала понять Маделине, что не прочь услышать от нее что-нибудь столь же забавное. Для миссис Ли это было как нож в сердце — больше всего на свете она презирала всякого рода салонное пресмыкательство; она была даже больше, чем республиканка, — в душе она с сочувствием относилась к коммунистическим идеям, и ее единственной по-настоящему серьезной претензией к президенту и его жене была их попытка создать вокруг себя подобие королевского двора и подражать монархии. Она не имела ни малейшего желания признавать чье-либо социальное превосходство, будь то президент или принц, и для нее было страшным ударом оказаться вдруг в роли фрейлины великой герцогини крошечного немецкого княжества. Но что можно поделать? В это ее втянул лорд Скай, а она, когда он подошел к ней и с присущей ему спокойной откровенностью рассказал о своих трудностях и о том, как рассчитывает на ее помощь, не смогла ему отказать.
Та же игра продолжалась и за ужином, для которого был накрыт отдельный королевско-президентский стол на две дюжины гостей и двух великих дам-предводительниц, рассаженных насколько возможно подальше. Великий герцог и лорд Скай, сидевшие по обе руки госпожи президентши, исполняли свой долг джентльменов и в награду за это получили массу интереснейших сведений о том, как ведется домашнее хозяйство в Белом доме. Что же до президента, находившегося возле принцессы на другом конце стола, он выглядел очень расстроенным, отчасти оттого, что Ее Светлость, презрев этикет, велела лорду Данбегу вести миссис Ли к столу и усадить ее рядом с президентом. Маделина пыталась избежать этой чести, но ей помешала герцогиня, которая, обратившись к ней через голову президента, решительным тоном попросила ее не менять место. Миссис Ли робко поглядывала на своего соседа, который не удостаивал ее своим вниманием и молча поглощал ужин, прерываясь лишь, чтобы ответить на вопросы, с которыми к нему обращались крайне редко, и жалела его, размышляя о том, что скажет ему жена, когда они вернутся домой. Она поймала на себе взгляд Рэтклифа, который наблюдал за ней с улыбкой; она попыталась отвести душу в болтовне с Данбегом. Но лишь тогда, когда затянувшийся ужин был наконец завершен и пробило два часа пополуночи; когда президентская чета, соблюдая все формальности, покинула бал, устроенный в честь четы великих герцогов; когда лорд Скай, усадив их в карету, сообщил, что они уехали, герцогиня отпустила миссис Ли от своей сиятельной особы, позволив затеряться в толпе простых смертных.
Между тем бал шел своим чередом. Маделина, помимо своей воли весь вечер просидевшая на возвышении, могла оттуда наблюдать всех и вся. Она видела, как Сибилла кружилась в толпе танцующих то с одним, то с другим кавалером, от души наслаждалась балом и каждый раз, когда взгляды их встречались, кивала и улыбалась сестре. Здесь же была и Виктория Сорви, которую, казалось, ничто не могло смутить, даже вальс с лордом Данбегом, в свое время презревшим уроки танцев. Всем было известно, что Виктория постоянно флиртует с Данбегом, но сейчас по крайней мере она взяла на себя труд научить его танцевать вальс. Его мужественные усилия в достижении этой цели и ее спокойствие не могли не вызывать уважение. На противоположной стороне зала, у президентского трона, миссис Ли видела мистера Рэтклифа, которого президент, по-видимому, не хотел далеко от себя отпускать и с которым и беседовал большую часть вечера. Шнейдекупон и его сестра смешались с толпой и танцевали с таким видом, будто Англия никогда не поощряла еретическую идею свободной торговли. В целом миссис Ли была удовлетворена.
