а?
Диана вспыхнула. Да, она по-прежнему была все той же Дианой.
— Он консерватор, конечно, но на многие вещи у него страшно широкие взгляды, — с запинкой произнесла она.
— Например? — Билли подмигнул Питеру, который в эту минуту пытался себе представить, как выглядит его культяпка. Выпирающая из кожи кость? Едва ли. Наверное, просто заживившийся рубец, все еще красный и глянцевитый. Затем попытался представить себе, как выглядела нога, когда была оторвана. Он увидел кровь, услышал пронзительный вскрик Билли. Очень хорошо.
Диана продолжала защищать отца. Если хочешь, чтобы тебя выдвинули кандидатом в президенты, объяснила она, надо заручиться поддержкой самых различных людей; к тому же Соединенные Штаты необычайно консервативная страна, вот почему назрела необходимость в журнале, который выражал бы взгляды просвещенных левых (ей не нравилось слово «социалист»: слишком узко). Закончив свою речь, она более или менее утвердилась на прежних позициях. Билли выказывал элементарную осторожность, перестав дразнить свою покровительницу (а может, любовницу? — спрашивал себя Питер).
— Так или иначе, журнал нужен, — проворчал Билли. — Он должен быть смелее «Нейшн», живее, для молодежи.
— Мне казалось, журналы издаются исключительно в Нью-Йорке. С чего это вам вздумалось основать журнал здесь?
— Билли работает в министерстве торговли. Статистиком. Он не может бросить работу, пока мы не пойдем полным ходом.
Питер мысленно представлял себе Билли Торна. Служащий в большой комнате, уставленной столами, за которыми другие служащие помогают ему складывать бесчисленные колонки цифр. В одном углу комнаты — питьевой фонтанчик, служащие регулярно собираются там поболтать о бейсболе. Питер явственно ощутил языком бумагу белых конических стаканчиков — специфический лимонный привкус клея, — или, может, он исходит от самой бумаги? Билли Торн вдруг перестал для него существовать иначе как в виде колонки цифр, которые надо сложить.
— Я брошу работу, непременно брошу, как только дело у нас пойдет на лад. Я приехал сюда ради Нового курса. Но теперь все это фыо-ить!
— Фыо-ить? — Для отца Питера это будет новость.
— Ну, разумеется. В следующем году президентом изберут либо демократа-консерватора, либо республиканца, и Новый курс похоронят.
— А вдруг Рузвельт выставит свою кандидатуру на третий срок?
— Он этого не сделает, — быстро сказала Диана, выражая надежду своего отца.
— А если даже и выставит, — подхватил Билли, — он кончился как либерал. Впрочем, он никогда им особенно и не был.
— А что это такое — либерал? — спросил Питер.
Билли пустился в пространные объяснения. Его голос гремел. На улицах выросли баррикады. Пролетариат вооруженной рукой завоевал право на труд. Было введено общественное здравоохранение. Налог на наследство положил конец огромным состояниям, природные богатства были национализированы. Богатые пошли на работу; добродетельные бедняки получили длинные отпуска. А в центре всего этого яростного принижения одних и возвышения других стоял Билли Торн, осуществляя руководство операциями; его деревянная нога скрипела, голос гремел. Тем часом бизнесмены за соседним столиком обратились в бегство — несомненно, для того, чтобы доложить комиссии по расследования антиамериканской деятельности, что враг захватил зал-ресторан отеля «Уиллард».
Когда Билли закончил речь, Питер увидел в глазах Дианы экстаз и решил, что она либо влюблена, либо рехнулась, если предположить, что это не одно и то же.
— Вот зачем нам нужен журнал, — заключил Билли. — Нам нужна трибуна, с которой мы могли бы следить за тем, чтобы говорилось и делалось то, что нужно.
— А почему вы так уверены, что нужно именно то-то и то-то? — Голос Питера звучал кротко. — Вы считаете, что отнять деньги у моего отца — правильно. Он считает, что это неправильно, и я тоже так считаю… из эгоистических соображений, конечно.
— Если конфискация богатства твоего отца на благо всему народу, то богатство следует конфисковать.
— Но действительно ли это на благо народу?
— Он безнадежен! — проревел Билли. — Читай Кейнса, читай Ленина, читай Маркса!
В эту минуту в зал вошел какой-то чиновник из министерства торговли, и Билли Торн окликнул его. Последовала церемония знакомства, и Питер воспользовался ею, чтобы распрощаться. Диана проводила его до выхода.
— Я очень сожалею, что втянула тебя во все это.
— Ничего. Он…интересен. — Большего Питер просто не мог из себя выжать.
Диана улыбнулась, в ней вдруг проглянуло что-то озорное.
— Слов нет, бедняга Билли действует на нервы, но у него блестящий ум. Я пришлю тебе его книгу об Испании. На нее были чудесные рецензии, за исключением тех, конечно, которые писали фашисты.
— Ну что ж, надеюсь, денег вы раздобудете.
— Я тоже. Быть может, нас выручит мистер Нилсон. Он как раз подыскивал для меня работу в Нью-Йорке, но тут я встретила Билли. Теперь я останусь здесь.
— Ты случайно не собираешься за него замуж?
— Не думаю, чтобы такие люди, как Билли, женились.
— Он в это не верит?
— Похоже, что так. От него веет свежим ветром, никогда еще не встречала таких людей. Ну да ладно, ты, конечно, его презираешь. — Она засмеялась. — Хочешь, попробуем снова? Ты где будешь этим летом, здесь?
Питер кивнул.
— Давай попробуем. Я зайду к тебе.
Диана вернулась к своему революционеру, а Питер вышел на Пенсильвания-авеню.
Толпы больше не было. Уличное движение вошло в нормальную колею. Он сел в такси и назвал шоферу адрес Инид. После ее брака и его собственного преображения из юноши в мужчину они редко виделись. Но как бы трудно с ней ни было, она была ему дороже всех тех, с кем связала его жизнь, и он часто спрашивал себя, по-прежнему ли она чувствует к нему то же влечение, какое он против своей воли чувствовал к ней, пусть даже их разделяет навеки река общей крови.
III
Техасцы здорово шумели, когда пришел Клей. Несмотря на то что хозяин был приверженцем Нового курса, он радушно заключил Клея в объятья и представил его тем немногим, с которыми тот еще не был знаком.
— А мы уже давно керосиним. — Хозяин, член конгресса, подтолкнул его к столу, заставленному рюмками и бутылками. Все присутствующие были без пиджаков, включая и одного министра, который отвернулся, услышав, что Клей работает помощником у Бэрдена Дэя. Но хотя Клей и забрался в стан врага, ему, как зятю Блэза Сэнфорда, выказали известное почтение. Что после свадьбы он не виделся с Блэзом и пяти раз — этого никто не знал.
Техасцы были в радужном настроении и болтали о чем попало. Особенно занимал их вице-президент. Хотя родом он был тоже из Техаса, лишь немногие допускали возможность, что он сменит президента на его посту.
— Во всяком случае, — сказал один из конгрессменов, — таким, как он, страну вокруг пальца не обвести.
— Потому что он из Техаса. — Последовал взрыв смеха над этой их общей бедой.
Хозяин покачал головой:
— Ему никого не обвести вокруг пальца потому, что он дает ссуды в своем банке из двенадцати процентов, понимаете? Спрашивается: кто станет голосовать за человека, который сдирает со скотовода двенадцать процентов?
— Любой республиканец, — откликнулся Клей. Его слова были встречены смехом. Несмотря на свою службу у Бэрдена, он отлично ладил с техасцами, хотя бы уже потому, что профессиональные политики склонны к взаимной терпимости; они отлично сознают, что убеждения одного являются ересью для другого, из чего вытекает, что лучше вообще не иметь слишком много убеждений. Во всяком случае, ярые догматики редко избирались в конгресс, хотя и назначались в различные учреждения. Клей терпеть не мог сторонников Нового курса, в особенности министра, который только что так откровенно выказал ему свое пренебрежение.
— Каков сукин сын, а? — кивнул на министра один из конгрессменов, пожилой человек.
Клей встревожился: неужто его неприязнь так заметна? Он решил прибегнуть к одному из любимых ходов Бэрдена:
— Можно сказать, он по всем статьям собака, вот только верным его не назовешь.
Конгрессмен фыркнул:
— В том-то и дело, что он верен. Но кому? Президенту! Ну да, слава богу, нам больше не придется иметь с ним дело — ни с ним, ни со всей их компанией. Еще одни выборы — и пожалуйте обратно в Нью-Йорк, где вам и место.
— Если только президент не выставит свою кандидатуру на третий срок.
— Не выставит. Подите-ка сюда, что я вам скажу. — Конгрессмен отвел Клея в уголок, и по его широкой улыбке тот догадался, что пришла пора потолковать о политике.
— Дело вот какого рода, — сказал конгрессмен, понизив голос так, что никто, кроме Клея, не мог его слышать. — Я за Бэрдена.
Клей был поражен: нет, этого не может быть. Он знал, что его собеседник поддерживает государственного секретаря Корделла Хэлла. Сделав вид, что он не принимает это заявление всерьез, а считает его лишь любезным предисловием к чему-то другому, Клей кивнул и стал ждать дальнейшего.
— Многие из присутствующих могли бы поддержать его, если бы он дал себе труд немножечко поухаживать за ними.
Интересно, подумал про себя Клей, что разумеет этот старикан под ухаживанием. Неслыханное дело, чтобы один политик высказывался в пользу другого. Под словом «они» обычно подразумевалось «я». Конгрессмен вытер лоб красным платком в белую крапинку. Вне всякого сомнения, на трибуне в предвыборную кампанию он был бы для них полезной подпоркой. Клей попытался нарисовать в своем воображении округ, который представлял его собеседник: нефть, скот, тополя, индейцы.
— К примеру сказать, прошли слухи о сделках Бэрдена с неким Эдом Нилсоном.
— А что в них такого? — невинно моргая, спросил Клей.
— Вот именно: что в них такого? — Хитрое красное лицо вдруг придвинулось вплотную к его лицу. Клей невольно отступил назад и уперся б стол.
— О чем тут толковать. — Металлический верх стола больно врезался Клею в ноги. — Эд пришел к сенатору… постойте… да, года два назад. Он вызвался нам помочь — и помог. Он оказал нам неоценимую услугу. — Пока что Клей высказывал всю правду-истину.
— Видите ли, в моем округе проживают индейцы. — Голос конгрессмена стал проникновенно-мечтательным. — Они — соль земли, этот народ… по правде сказать, я и сам на одну восьмую индеец. — С тех пор как пошел в гору юморист Уилл Роджерс, среди уроженцев Запада стало модным притязать на одну-две капли индейской крови в роду. Это давало им право называть себя «коренными американцами». — Так вот, эти славные люди, которых я имею честь представлять… — На губах сенатора заиграла неуловимо сардоническая усмешка, и от этого слова, обычно произносимые с рукой на сердце, потеряли всю свою благочестивость. — …продали большой участок земли компании, владельцем которой является некто Эдгар Нилсон.
Клей понимающе кивнул:
— Я слышал об этой сделке. Она тогда еще встретила некоторые возражения в министерстве внутренних дел, но в конце концов была одобрена.
— Возражения, и немалые, целую бурю протестов, которая стихла лишь после того, как некая сенатская подкомиссия не глядя санкционировала это тухлое дело, и с ее легкой руки богатые земли за спасибо перешли к некоему Эдгару Нилсону, а он потом словно по волшебству стал казначеем комитета «Дэя — в президенты».
Клей почувствовал, как на висках у него выступил пот.
