в зубах. Русские разделывали крабов не очень чисто и клали мало пряностей.
— Ты понятия не имеешь, чего стоило твоему отцу сунуть тебя в военное министерство. — Фредерика считала само собой разумеющимся, что связи пускают в ход совершенно открыто.
— Представляю, — сказал Питер, хотя он вовсе не желал представлять себе, как Блэз нажимает на все педали, чтобы поудобнее устроить ему жизнь.
— Мне кажется, он даже добивался, чтобы тебе присвоили офицерское звание.
— Это уж слишком.
— Я тоже так думаю. — Она ничего не утаивала от него. — По-моему, его раздражает, что ты всего-навсего нижний чин, сержант.
— А меня это устраивает. — Питера действительно устраивало, что он простой сержант, особенно теперь, когда ему уже не придется жить в бараках. Быть чином выше значило бы принять более деятельное участие в войне, а это не входило в его расчеты. Он словно наглухо отгородился от войны. И хотя сидеть в министерстве было скучно, он отнюдь не жаждал деятельности. Он был уверен, что на фронте его убьют. Этим он отличался от своих сверстников: они были решительно не способны вообразить себе свою смерть. Он же умел ее вообразить, пожалуй, даже слишком наглядно, и предпочитал оставаться в живых. Пусть другие исполняют свой долг.
— Клей приезжает в отпуск. Его произвели в… — Она запнулась. — Что, что нам делать с Инид?
Питер внутренне ликовал: наконец-то он причислен к взрослым, которым постоянно приходится что-то с кем-то делать.
— Ты должен поговорить с ней! — Фредерика произнесла это таким тоном, будто нашла великолепное разрешение проблемы. — Да, да! Она тебя слушает. Она не слушает ни меня, ни Блэза, они почти не разговаривают друг с другом. — Фредерика от изумления открыла рот. — Боже мой, да ведь это же Блок!
Посмеиваясь про себя, Питер наблюдал, как Айрин Блок прошла через сад с гордо поднятой головой: она была в стане врага и знала это.
— Эта женщина где хочешь пролезет. — В голосе Фредерики звучала неподдельная боль. — А ведь мы, между прочим, для того и основали наш клуб, чтобы не пускать ее сюда.
Айрин Блок подошла к столу, где сидели генералы и их жены.
— Слабое основание, чтобы открывать клуб. — Питер был искренне тронут огорчением матери.
— А еще, — без всякого перехода сказала Фредерика, — у нее интрижка с Бэрденом Дэем.
— Ну, в это я не верю. Он ведь старый.
— Шестьдесят лет — это не так уж много. — Фредерика машинально прикрыла рукой шею, на которой был написан ее возраст. — Да, ты еще в этом убедишься. — Она снова заговорила об Инид, а Питер ел авокадо с крабами и досадовал, что в них слишком много волокон. Зато основное блюдо было великолепно: цыплячья грудка, свернутая в виде котлеты. Он ткнул вилкой в румяную корочку, изнутри брызнуло горячее масло.
Из рассказа Фредерики выходило, что Инид слишком часто видится с неким морским офицером. Она не ответила ни на одно письмо Клея. Он соглашался дать ей развод, но она не хотела ни с кем об этом говорить.
— Она пьет?
Фредерика неожиданно стала выгораживать дочь: мать была готова на все, даже на лжесвидетельство.
— Что значит — пьет? Разумеется, выпивает, как и все прочие.
— В прошлую зиму она явно перебирала.
— Ну так что ж, время от времени это с каждым случается. При таком… напряжении, — туманно пояснила Фредерика, подставляя щеку для поцелуя Люси Шэттак.
Питер поднялся с набитым ртом. Люси сказала:
— Фредерика, не слишком ли он для тебя молод? Да уж не Питер ли это? Господи боже, так и есть! Я-то подумала, что твоя мать, как все наши девушки, внесла свой вклад в победу над врагом и отдала дань нашим мальчикам!
Из всех светских зубоскалок Вашингтона сардонически-язвительная Люси казалась Питеру самой занятной. Ее муж был одним из лидеров республиканской партии, ее казначеем и оптимистом. Люси была пессимисткой.
— В этом году наше дело дрянь, как всегда.
— Все из-за этого проклятого Рузвельта, — автоматически ответила Фредерика.
— Знаешь, мне кажется, он бессмертен. Во всяком случае, я так и говорю своему Лоренсу: можешь примириться с тем, что теперь мы на сто лет вперед обеспечены такими радетелями об общественном благе, как Гарри Гопкинс. Да, кстати, раз мы уж заговорили о зануде Гарри: ты слышала, что случилось, на прошлой неделе в Мидлберге? — Она начала рассказывать, глаза ее заблестели. История — это сплетня, мудро подумал Питер, вся хитрость в том, чтобы определить, какая именно сплетня — история.
Как только Люси сделала передышку, Фредерика указала на миссис Блок.
— Она тут.
— Да уж вижу. Это на нее похоже. С важным видом и полной мошной. Я велела Лоренсу быть к ней повнимательней. Мы должны выжать из нее деньги на прием.
— Ее денежки достаются только Бэрдену Дэю и демократам.
— Старый козел, — лаконично отозвалась Люси Шэттак, — Между прочим, на этот раз ему придется начинать борьбу уже с первичных выборов. Рузвельт кого-то поддерживает против него, и…
— Какой он мстительный! — вставила Фредерика.
— Просто изверг, когда с ним не соглашаются. Всегда с ножом наготове, правда?
Люси выжидающе посмотрела на Питера, и тот нехотя опустил полную ложку домашнего ванильного мороженого с густым шоколадным кремом.
— Он поступает с другими так же, как, на его взгляд, они при малейшей возможности поступили бы с ним самим, — изрек Питер и отправил мороженое в рот.
— Какая досада, что моя Элизабет еще так молода, — вздохнула Люси Шэттак. — Хочу, чтобы она вышла замуж за кучу денег. — Она ласково похлопала Питера по руке. — Это тебя мы имеем на примете.
Фредерика нахмурилась, как делала всегда, когда речь заходила о деньгах.
— Питер еще так молод…
— А Элизабет еще моложе, ей всего пятнадцать. — Люси поднялась. — Вы будете завтра вечером у Инид? Насколько я понимаю, ее третирует только отец?
Питер отдал должное Люси: положил ложку с мороженым. Слов нет, она проницательна.
— Да, конечно, — быстро ответила Фредерика, и Люси с Питером стало ясно, что она впервые слышит о приеме у дочери.
— Это в честь Гарольда Гриффитса, — сказала Люси. — Он уезжает на Тихоокеанский фронт… военным корреспондентом.
— Я знаю. — На этот раз Фредерика опоздала с репликой; новость ошеломила ее, она растерялась и ответила невпопад. Но Люси Шэттак уже ушла.
Фредерика повернулась к Питеру.
— Теперь все зависит от тебя, — сказала она, благословляя на бой его, свою опору и защиту. — Ты должен вразумить Инид.
Но Инид не нуждалась в том, чтобы ее вразумляли. Во-первых, она больше не пила. Во-вторых, она была счастлива. Она горячо обняла брата.
— Ты похудел! Наконец-то!
Она стала показывать ему свой новый дом, небольшой, но уютно обставленный. У нее был талант декоратора, и она поговаривала о том, чтобы найти ему коммерческое применение. Она всегда мечтала о собственном заведении с горсточкой преданных служащих и большой бухгалтерской книгой, в которую можно вносить всякие счеты-расчеты или что там еще вносят в бухгалтерские книги. Как сказал Гарольд Гриффитс: «Каждый старается забыть о своем купеческом происхождении, и только Инид тянется к прошлому. Она хочет вернуться к фамильным истокам и завести лавку, она хочет знать, что всякий раз, когда раздается звонок кассового аппарата, это не для кого-нибудь, а для нее».
— Все хорошо, — сказала она, садясь на софу в эркере, смотрящем на обнесенный стеною сад. — На этой неделе ко мне приедут фотографы из «Дома и сада» — делать снимки, это будет хорошая реклама. Я совершенно серьезно настроена работать. У меня даже визитная карточка есть. — Карточка лежала на кофейном столике, под который были приспособлены детские санки прошлого века. «Инид Сэнфорд, декоратор».
— Почему Сэнфорд, а не фамилия по мужу?
Инид нахмурилась:
— Я ее не ношу. С этим покончено. Да, вот что еще: я снова занялась живописью.
— Клей приезжает в отпуск. Он писал матери.
Инид отхлебнула кока-колы.
— Я намерена развестись с ним.
— Из-за какой-то истории с латиноамериканкой?
— Это еще что! Я наслушалась потом такого! Ты знаешь, как это бывает: никто ничего не скажет, пока что-нибудь не случится, но уж если случится — такого наговорят, что только держись. Впрочем, мы, в сущности, совсем не подходим друг другу. Перед тем как уйти в армию, он хотел помириться, и я согласилась, но просила дать торжественное обещание, что он никогда больше не поставит меня в такое положение. Так вот, он отказался.
— Отказался? — Питер смотрел на нее скептически. Мужчины всегда щедры на обещания.
— Ну ладно, не будем об этом. Оставайся обедать. Я пригласила нескольких друзей. Ты не знаком с ними. Вашингтон сильно изменился. Очень много новых интересных людей.
Г ости были действительно новые, но неинтересные: бригадный генерал авиации с женой, военно-морской капитан (женатый, но с подругой), а также Джо Бейли, тоже военно-морской капитан, разведенный, любовник Инид. Все пили сверх меры, кроме Питера (он пил пиво) и Инид (она пила кока-колу). Разговор, который, как Питер и предполагал, вначале был совершенно банальным, к полуночи вдруг принял фантастический поворот.
— Нет ничего проще. — Бригадный генерал, по натуре отличавшийся тяжеловесностью, от спиртного и подавно словно налился свинцом; его жена, по большей части помалкивавшая, время от времени разнообразила замедленную речь супруга пронзительными вскриками не то одобрения, не то отчаяния. — Для этого за глаза хватит полка военной полиции.
— А я, с вашего позволения, использовал бы морскую пехоту, — сказал Джо Бейли. — Крепкие ребята и не задают лишних вопросов.
— Возможно, вы правы. Проведение этой части операции мы поручим вам. Пришлете нам морских пехотинцев! — прокаркала генеральская жена в стакан с виски. У капитана и его подруги был очень довольный вид.
— Но ведь это только Белый дом, — сказала Инид. — А как быть со всей страной?
— Нет ничего проще. Видишь ли, у нас своя иерархическая лестница, — ответил ее любовник. — Каждый приучен получать приказания от вышестоящего начальника и не задавать при этом вопросов. Поэтому, когда мы накроем Белый дом и Пентагон…
— Вот тут-то нам и понадобится ваш второй полк, — сказал бригадный генерал. — Мы выступим в воскресенье. Пока мы будем сажать под арест начальников штабов, вы надежно упрячете президента. Потом, в понедельник, с утра пораньше, мы устроим пресс-конференцию в Белом доме, объясним, что произошло, и выиграем войну.
— И как же вы это объясните? — Питер спрашивал себя, уж не сходит ли он с ума.
— Скажем, что мы спасли страну, — спокойно ответил генерал. — От ваших комми, сторонников Нового курса.
— Мы должны это сделать! — Инид была неподражаема. — Мы, и только мы.
Джо Бейли кивнул.
— Видишь ли, Питер, — он быстрым движением взболтал виски со льдом, — дело в том, что настоящие наши враги не немцы, а японцы. В сущности говоря, у нас с немцами общие интересы, потому что они против комми и мы тоже, кроме кучки сторонников Нового курса.
— Да, им придется убраться восвояси. — Собрат Бейли по флоту сказал это с очень суровым видом.
— Расскажи ему про донесение, которое твой друг разведчик получил из Швейцарии! — Питер впервые видел Инид в таком ажиотаже. Интересно, подумал он про себя, от любви это
