будете добиваться избрания в конгресс в будущем году со всей этой шумной рекламой? — Питер больше не прятался. Он вступил в игру.
Но Клей внезапно повеселел. Он понял, как с ними держаться.
— Трудно сказать. Меня так долго не было дома. — Этими словами он напомнил им о своем статусе воина. — Я слегка потерял почву под ногами. Думал заняться юридической практикой. Заработать денег. В конце концов, Блэз — это не мой отец.
Клей встал, собираясь уходить. В руке, как щит, прикрывающий самое уязвимое место, он держал свой конверт.
— А вы счастливчик, — холодно сказал Питер.
— Разве только я? — Клей держался дружелюбно до конца. — Мы все остались живы, — добавил он, разрушив этим всю свою значительность. Иниэс фыркнул, начал было что-то говорить, явно желая съязвить по поводу трагического тона Клея, но затем передумал. Клей удалился, уже в дверях бросив Питеру туманное: — Инид, в общем и целом, в порядке.
Когда Клей ушел, три иконоборца старались не смотреть друг на друга, каждый испытывал смущение, какое бывает у людей, когда их ловят на том, что они плачут во время плохого кинофильма.
— В чем же дело? — Из них всех искренне переживала лишь Диана; она же была и всерьез озадачена.
— Ловкость рук и пустота внутри… — начал Иниэс.
Но Питер не дал ему договорить.
— Все очень просто. Ему чертовски везет. Но мы не можем с этим примириться.
III
Осторожно, чтобы не поднимать шума, ему открыла дверь горничная-негритянка. В комнате было темно, как в пещере, стоял сильный запах табачного дыма, стойких духов, Инид.
— Инид? — Когда Клей заговорил, служанка удалилась, не желая присутствовать при преждевременном пробуждении своей госпожи. Но было два часа дня, и Клей пришел на ленч со своей женой, которая исключительно приветливо говорила с ним по телефону: «Не понимаю, почему мы не можем быть друзьями после стольких лет». Но предполагаемый друг похрапывал, и Клей раздвинул шторы и впустил в комнату день.
В центре кровати, в ворохе простыней, свернувшись, словно плод в утробе, лежала Инид. Ее одежда была аккуратно сложена на кресле — верный признак того, что накануне она напилась. Трезвая, она швыряла все на пол, пьяная была до одержимости аккуратна. На ночном столике, прямо в пепельнице, стоял наполовину недопитый стакан с виски. Рядом пузырек с таблетками снотворного.
Инид зашевелилась, слабо застонала, затем, откинув с лица темные волосы, посмотрела на него красными глазами.
— Какого черта тебе здесь нужно?
— Ты же пригласила меня на ленч. Забыла?
— Послушай. Сходи в ванную и принеси мне сельтерской и две таблетки аспирина. У меня дьявольски болит голова. Ты очень похудел. Но это так соблазнительно, — сказала она, глядя на его спину, когда он входил в ванную и заметил, не без сожаления, те исторические принадлежности Инид, которые изменили ход их жизни.
Инид приняла лекарство и тихо икнула, скорчила гримасу, вздохнула, потянулась и улыбнулась.
— Садись. — Она указала ему на край постели. Вместо этого он придвинул к себе стул. Она сделала вид, что не заметила. Если не считать красных глаз, у нее было ясное лицо младенца. Она не забывала вечером смыть грим, но на лице остались следы крема.
— Я вчера надралась, — сказала она, употребив словечко, которое, как понял Клей, было популярно среди людей, казавшихся ей забавными: офицеров армии и флота, проводящих время в беспрерывных попойках. — Я праздновала твое возвращение.
— Не сомневаюсь.
— Почему бы тебе не переехать сюда? Ты бы мог жить в комнате для гостей.
— Как на это посмотрит Джо?
— Ты ему нравишься. Послушай, я хочу поговорить с тобой о Джо. Эллен! — крикнула она вдруг, почти оглушив его. — Эта чертова черномазая ползает, как сонная муха. Но я не могу без нее обойтись, пусть она хоть на тотализаторе играет.
Муха испуганно застыла в дверях, госпожа приказала принести кофе, два кофе («Это будет твой ленч») и водки с апельсиновым соком. — Мне надо опохмелиться, но вообще-то я могла бы выпить как следует.
Инид улыбнулась ему своей озорной улыбкой, и вопреки здравому смыслу он почувствовал желание. Закинул ногу на ногу. Она, если хотела, замечала все.
— Так, так. — Она снова потянулась. Затем сказала безучастно: — Я собираюсь за Джо замуж.
— Прекрасно.
— Это все, что ты можешь сказать?
— А что мне остается? Ты собираешься замуж. Валяй, получай развод.
— Алиса останется со мной. Целиком и полностью. Дай мне закурить. — Рука ее дрожала. Клей передал ей зажженную сигарету. Она жадно курила, пепел сыпался на подушку. — Я считаю, что ребенка нельзя разрывать на части из-за того, что родители не смогли ужиться. Кроме того, она тебя не любит.
Клей, как всегда, восхищался безошибочной способностью Инид заходить слишком далеко. Желание причинить максимальную боль перевешивало присущую ей хитрость. Она всегда сжигала за собой мосты.
— Если я ей безразличен, — сказал Клей, — в этом виновата ты.
— Ушел ты, а не я. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как стать мужчиной в доме, быть и матерью, и отцом.
В комнату с подносом в руках вошла служанка.
— Поставь здесь, дорогая. — Как и у большинства вашингтонцев, у Инид в разговоре с неграми появлялся сильный южный акцент. — Дочь завтракает сегодня у Клейпулов, да? А потом идет в зоопарк? Боже, она ведет настоящую светскую жизнь! — кудахтала Инид. Служанка подтвердила, что все обстоит именно так, и вышла, а Инид, все еще кудахтая, взяла дрожащей рукой стакан водки с апельсиновым соком и залпом осушила его. Рука стала дрожать заметно меньше. — Ух, как хорошо! Пей кофе. Что же мы будем делать?
— Ты поедешь в Неваду и получишь развод. Жестокое обращение.
— А тебе это не повредит? Не будут ли шокированы эти чучела с красными шеями, которые, как ты предполагаешь, за тебя проголосуют?
— Возможно. Но у меня нет выбора.
— Да, это так. — Она глубоко затянулась и закашлялась, заметалась. — Клинекс! В верхнем ящике! — В верхнем ящике лежали косметические салфетки и маленький пистолет. Откашлявшись, отдышавшись, она сказала: — В этой части города одинокой женщине нужно думать о самозащите. Черномазые запрудили столицу и вконец обнаглели.
— Ты боишься? — Клей был поражен. Инид никогда не запирала дверей, не боялась темноты, вообще ничего.
— Да. Теперь положи пистолет на место. Итак, я получаю право опеки. Да или нет?
Перед глазами Клея возникло лицо дочери, он ее почти не знал. Его белокурые волосы, темные глаза Инид и, по мнению Блэза, обожавшего девочку, бешеный характер. «Заводите внуков, — говорил он. — Минуя детей, если удастся». Клей миновал своего ребенка без сожалений.
— Ты получишь право опеки.
— Ну и ну! — Она вдруг рассердилась. — Ну что ты за отец? Понятно, почему она тебя ненавидит. Ты чудовище. Бесчувственное чудовище. — Она оскорбляла его еще некоторое время, но брак их был уже в прошлом, и Клей даже для забавы не хотел возобновлять игру в обвинения и контробвинения. У него не было больше не только жены, но и ребенка, которого он, по существу, не знал. — Сколько ты думаешь еще пробыть в Лавровом доме?
— Пока не решу, что делать дальше.
— Это смешно. Ты в конце концов оказался в моей девичьей комнате, а я — здесь, одна, и некому меня согреть.
— Тебе, по-моему, не очень холодно. У тебя есть Джо.
— У отца наверняка связаны с тобой грандиозные планы. Никогда еще не видела такой рекламы. Знаешь, если бы ты дал мне хоть малюсенький шанс, я не вышла бы замуж за Джо. Мы могли бы остаться вместе.
Клей встал. Знакомая тактика. Он не даст себя провести.
— Я должен идти. Спасибо за ленч.
— Ты сукин сын, — сказала она злобно. — Должна заметить, что вы с отцом — прекрасная пара. Надеюсь, что вы будете очень, очень счастливы вместе.
— Спасибо, Инид. — Клей подошел к двери в тот момент, когда в комнату входил Джо. Оба испуганно отпрянули назад. Клей первым пришел в себя: — Она ваша. Я согласен на развод. Она забирает ребенка и все, что пожелает.
— Джо, почему ты не сломаешь ему шею? — раздался громкий, отчетливый голос Инид.
— Что ты, дорогая, — пробормотал Джо, улыбнувшись Клею и выказывая ему свое расположение. — Я читал, что писали о вас. Это шикарно — то, что вы сделали.
— Джо, заткнись! — Отчаянный крик Инид исходил из самого сердца.
— Спасибо, Джо. Прощайте. — Клей выскользнул из комнаты мимо своего преемника и оставил позади свою супружескую жизнь.
В этот вечер Клей рано лег спать в старой комнате Инид, из окон которой виднелись за деревьями достопамятные бассейн и раздевалка. В тусклом свете лампы — тусклым он был из-за насекомых, которые кружились вокруг лампы, как планеты вокруг опасно раскаленного солнца, — Клей изучал пачку газетных вырезок, которые передал ему Бэрден. Это были вырезки из газет штата. Считалось само собой разумеющимся, что Клей на будущий год примет участие в первичных выборах и победит, «оказав честь штату».
В дверь постучали. Вошел Блэз в белом шелковом китайском халате с витиеватым вышитым драконом на спине. Клей сделал попытку встать, но Блэз подал ему знак оставаться в постели.
— Боже, до чего здесь жарко. Ну ничего, скоро поедем в Уотч-Хилл.
Блэз устроился в кресле, на спинке которого Клей повесил свой мундир; нашивки сверкали даже в полумраке комнаты.
Подобно доктору, уверенному в том, что больной все выдержит, Блэз приступил к шоковой терапии.
— Что сказала Инид?
— Она требует развода. Я не стану возражать. И против опеки над дочерью тоже.
— Это создаст нехорошее впечатление, — нахмурился Блэз.
— Конечно, вся эта история выглядит не слишком красиво, но что я могу поделать? — Клей уже смирился с тем, что его политической карьере поставлен предел. Разведясь, он может еще быть избранным в палату представителей от своего округа, во всяком случае в будущем году, пока не померкнет его военная слава. Но выше он вряд ли поднимется. Ведь разведенный политический деятель не может быть кандидатом в президенты, и, хотя об этом еще рано думать, мысль не уходила, она прочно засела в его сознании и руководила всеми его поступками; нет смысла стремиться к политической карьере, если высшая цель недостижима даже теоретически.
Те же самые мысли занимали и Блэза.
— Должен быть какой-то другой выход, — пробормотал он, взяв у Клея газетные вырезки. — Жаль, что ты избираешься от своего паршивого округа, а не от всего штата.
— Это мой округ, — ответил Клей с шутливой горделивостью. — Я там родился. Я один из них.
— У тебя не такая уж красная шея.
— У них тоже. В конце концов, цивилизация добралась и до нашего штата. Мы жили на окраине большого города. — Клей не упомянул, что в дни его детства улицы на этой окраине не были еще замощены, а в домах не было водопровода. Уборная находилась во дворе, и над ней тучами кружили мухи. По словам матери, отец его был красивый, но «беспутный, не умел обеспечить семью. Нас с ним свела война. Я была молода и впечатлительна, но умела уже печатать
