В Китай ее называют «фэй чьен», на Филиппинах «падала», в Пакистане «худж», в Таиланде «фей кван». На иврите слово «хавала» означает «посылка», с арабского это слово можно перевести как «расписка».
Эта система сформировалась в Индии задолго до появления западной банковской системы и до распространения западного банковского дела на Востоке. Используется эта система расчётов в основном иммигрантами, зарабатывающими на Западе и отсылающими деньги родственникам.
Хавала основана на переводе денежных средств путём однократных уведомлений – в виде письма, телеграммы или телефонного звонка. Материальные ценности в виде денег, золота и драгоценных камней перемещаются из страны в страну без сопроводительных финансовых документов. В силу того что все финансовые транзакции осуществляются методом взаимозачёта или при личных встречах (второе случается значительно реже), то отследить эти потоки государственные контрольные органы не в состоянии.
На практике это выглядит следующим образом. Иммигрант, желающий отправить деньги на родину, обращается к известному в общине человеку, который является брокером системы. Он сообщает координаты родственников и передает деньги. Брокер (назовем этого почтенного человека так) после получения денег отправляет своему партнёру в стране назначения платежа сообщение. Сообщение содержит только сумму, имя получателя платежа и код (чаще всего порядок цифр на купюре).
Родственникам иммигранта достаточно прийти к ближайшему оператору этой системы и назвать код платежа. И деньги получены, без всякого участия мировой финансовой системы.
Предполагается, что всего в мире действует около 5000 брокерских пунктов хавалы. Оставим за скобками правовые аспекты этой деятельности, зафиксируем только, что параллельно с глобальной финансовой индустрией существует и такая вот система. Точнее, множественные системы: понятно, что схема хавалы работает в рамках общины и едва ли китайский иммигрант пойдет слать деньги на родину через филиппинскую общину.
В чем-то похожая система уже много лет функционирует в Индии и называется «даббавала».Даббавалами называются и задействованные в системе люди.
Главный смысл всей структуры – доставка рабочим и служащим в центре Мумбая обедов, приготовленных для них у них дома. Пользование услугой позволяет решить две проблемы: не брать еду из дома утром (потому что до обеда она может испортиться, да и просто будет несвежей) и не пользоваться услугами общепита (кто видел индийский общепит, тот поймет, что есть там – это действительно не самая лучшая идея).
Даббавалы-сборщики, объезжая до тридцати домов, где их знают в лицо, собирают судки с обедами, на которые наносятся простые символьные или цветовые метки, не требующие для их понимания умения читать. Собранные судки доставляют к месту их сборки. Там они распределяются другими даббавалами по железнодорожным станциям назначения, при необходимости перемечаются и общественным транспортом, обычно железнодорожным, перевозятся на станции, где забираются местными даббавалами, которые и доставляют (тоже на велосипеде или мопеде) судки по месту назначения, а потом собирают пустые и отправляют их обратно.
Доставка происходит по расписанию, которое должно выдерживаться до секунды! И выдерживается, несмотря на то что нет никакого учета по нормам современной логистики. Все делается с максимальной скоростью и эффективностью при участии минимально возможного количества людей.
Обе эти системы говорят нам, что альтернатива всегда есть – даже в мире финансов и логистики. То, что в России делается путем заполнения кучи документов, которые все равно будут потеряны, как оказывается, можно сделать очень просто – без бюрократии и очень эффективно. Но есть одно важное обстоятельство: если во всей длинной цепочке окажется один бесчестный или просто неаккуратный человек, все рухнет. Таким образом, не веря случайным людям (а в огромном мире мы все для большинства – случайные люди), мы вынуждены жить в мире бланков и все более громоздких вертикальных схем.
Приведенные примеры, по нашему мнению, иллюстрируют мысль о модификации общественных институтов в зависимости от технологических возможностей общества. У индийского общества нет никаких способов контролировать правильность доставки продуктов, а доставлять надо – поэтому складывается система взаимоотношений, построенная на честности. Люди очень трудно вырабатывают общественные договоры, распространяющиеся на большие человеческие массы, но если «припрёт» – то есть когда альтернатива заключается в том, что либо будет система, основанная на договоре, либо не будет вообще никакой – то договор возникает. Подобным же образом законом было и купеческое слово в XVIII-XIX веках в России: всё равно не было эффективных судов, всё равно не было способов решать споры вне зависимости от количества печатей на бумаге, поэтому честность оставалась единственным выходом – или бы торговый бизнес просто не существовал.
Но что происходит по мере того как технологические возможности совершенствуются? Начинают становиться более сложными и взаимоотношения. Как говорится, где раньше был один бухгалтер со счетами, теперь сидят десять с компьютерами. И это действительно так: раньше государство просто не запрашивало с предприятий и 5% той документации, которая запрашивается сейчас, просто потому, что у государства не было никакой возможности эти данные собрать и обработать, а главное, оно прекрасно знало, что у предпринимателей нет никакой технической возможности эти данные предоставить. Теперь возможность есть – и документооборот увеличивается в десятки раз.
Другой пример вынужденного отказа от процедур, которые вообще-то кажутся полезными, – использование пластиковых карт или чековых книжек буквально несколько десятков лет тому назад. Это сейчас все транзакции проходят электронную проверку: система делает запрос банку держателя карты, тот подтверждает наличие на счете достаточного количества средств… Раньше же – не так. Покупатель выписал чек или предъявил карту – и этого достаточно, чтобы считать, что деньги у него есть. И ничего, так работала система безналичных расчетов. Но, конечно, когда технологические возможности все контролировать появились, система стала все контролировать. Стала ли она от этого лучше? Не факт! Вполне возможно, что если посчитать «по кругу», то мы обнаружим: совокупные издержки на обеспечение контроля превосходят те совокупные потери, которые раньше случались в системе из-за нечестности отдельных ее участников. Просто раньше из-за рисков в систему допускались не все – чековая книжка или пластиковая карта были символом принадлежности к определенным слоям общества. Сейчас же они доступны любому – все равно возможности махинаций сведены к минимуму.
Так вот, то же самое и происходит и с демократическими процедурами и институтами. Например, выборы: мы видим в телевизионной трансляции, как проходят первые демократические выборы в Южном Судане – к палатке тянется очередь плохо одетых людей, им на руке ставят крестик, что они проголосовали, эти люди (большинство – неграмотные) чуть ли не вслух говорят о своем выборе. Минимум процедуры – но это тоже выборы. У нас – сотни страниц федерального и регионального законодательства о выборах, строжайшие процедуры, детализирующие всё – от процесса изготовления и распределения по комиссиям бюллетеней до всех тонкостей процедуры подсчета голосов и заполнения итогового протокола. Права и статус наблюдателей, порядок информирования избирателей о доходах кандидатов, принципы оформления избирательных кабин, порядок голосования на дому, участие политических партий в формировании избирательных комиссий… тысячи норм, деталей, институтов, выверенных многолетней практикой и теорией. Результат? С точки зрения свободы волеизъявления, качества отражения воли избирателей, репрезентативности итоговых протоколов получается когда чуть лучше, а когда и гораздо хуже, чем в Южном Судане. По затратам и тонкостям – в сотни раз сложнее и дороже.
Нарастание сложности со временем является непременным атрибутом эволюции биологических, социальных и технологических систем. Однако эволюция технологических систем одновременно носит ярко выраженный циклический характер. В поисках большей функциональности сложность нарастает и копится до нового технологического прорыва, который знаменует очередной виток эволюции. На этом новом витке все накопившиеся наслоения безжалостно отбрасываются, новая базовая технологическая парадигма заступает на место старой и начинает понемногу совершенствоваться и усложняться. Эволюция технологий протекает в основном под давлением законов бизнеса, которые вынуждают резко отказываться от всего устаревшего, а кроме того, смена парадигм происходит достаточно быстро, чтобы старые не успели слишком глубоко войти в жизнь и стать непререкаемой традицией для всего общества (хотя клубы любителей фотоаппаратов «Ломо» и виниловых пластинок благополучно существуют). Даже и здесь есть исключения, которые подтверждают правило: «синяя печать» в деловом документообороте давно утратила практический смысл, который веками вкладывался в заверяющий оттиск на документе, гарантирующий его уникальность и неизменность. Соответственно, в эволюции социальных институтов сила традиций еще более ярко выражена, любые изменения происходят медленнее, а многие устаревшие технологические подходы сакрализовались в ходе многовекового использования.
В этом смысле важно понимать: сложность общественных институтов не является достижением сама по себе и не обеспечивает их качественной работы. Очень часто общественные институты сложны только потому, что технологический уровень позволяет им быть сложными. И это вовсе не значит, что того же результата нельзя добиться с много меньшими затратами.
Глава 9. Сетевые структуры и смена парадигм
Сетевые, или облачные, структуры стали одним из самых захватывающих новшеств нашего времени, но в каком-то смысле они совсем не новы для человечества. Точнее сказать, наше время облекло в удобную и общедоступную форму то, что в прошлом было организовано гораздо сложнее и причудливее.
Потребность в сетевых структурах всегда ощущалась людьми, особенно их активной частью. В каком-то смысле любопытной попыткой выстроить социальную сеть внутри постоянно расширяющейся вовлеченной в общественную жизнь тусовки стали тайные общества.
В чем суть классического тайного общества, например масонского, в развитой политической системе – допустим, в английской, американской или французской демократии XVIII-XX веков?
Фактически речь шла о попытке возродить на новом уровне более древнюю систему, когда обществом управлял узкий круг аристократии, связанной между собой родовыми и феодальными связями. Эти связи были своего рода гарантией, что человек понятен и управляем. Юноша приезжал ко двору из глухой провинции, представлялся – королевский двор видел, что человек из понятного круга, с понятным воспитанием и что если он будет себя неправильно вести, то на него можно найти управу. Как минимум старший мужчина в роду всегда сможет вправить ему мозги в приватном разговоре. Опять-таки все про всех все знали, и потому аристократы вынуждена была соблюдать правила в отношении друг друга, рискуя в ином случае стать изгоями.
К XVIII-XIX векам в политические процессы стали вовлекаться более широкие круги общества – купцы, промышленники и т.д. Людей в элите стало физически больше, и старые правила внутренней самоорганизации перестали работать. Для успешного отправления власти надо было устанавливать связи между старыми и новыми элитами, создавать какие-то новые коммуникационные системы и социальные сети.
Осмелимся высказать предположение, что тайные общества и стали той самой социальной сетью, через которую не соприкасающиеся в реальной жизни слои элиты могли узнать друг друга и решать вопросы, опираясь не только на публично оглашенные правила, но и на личные связи и гарантии среды. Несомненно, это совершенно антидемократический процесс, о чем постоянно напоминали разоблачители масонства. Но, глядя с вершин нашего времени,
