энтузиазм, который может предложить обычный пар­тийный активист, не имея за душой ничего другого. Если экстраполировать тенденции последнего време­ни, то в качестве классической партии XXI века мож­но назвать организацию, состоящую из самовоспро­изводящейся внутренней элиты, далекой от массовых движений, которые служат для нее базой, и в то же время уютно устроившейся среди нескольких корпо­раций, которые, в свою очередь, финансируют выдачу подрядов на проведение опросов общественного мне­ния, услуги политических советников и труды по при­влечению избирателей в обмен на обещание партии в случае ее прихода к власти щедро вознаградить ком­пании, стремящиеся к политическому влиянию.

В настоящее время существует практически толь­ко один чистый пример такой партии, и это правая, а не социал-демократическая партия — итальянская «Вперед, Италия!». После краха Христианско-Демо-кратической и Социалистической партий, вызванного коррупционными скандалами в начале 1990-х, пред­приниматель Сильвио Берлускони — на самом деле тесно связанный с прежним режимом — собрал ре­сурсы обширной сети своих предприятий и быстро заполнил вакуум, который в противном случае обес­печил бы быстрый приход к власти тогдашней Ком­мунистической партии. В число его предприятий вхо­дили: телевизионные каналы, издательство, крупный футбольный клуб, финансовая империя, ведущая сеть супермаркетов и т. д. Спустя всего несколько месяцев Берлускони создал одну из ведущих партий италь­янского государства, и, несмотря на различные пре­вратности, в основном связанные с коррупционными скандалами, она остается таковой и поныне. Первона­чально в «Вперед, Италия!» вообще не было ни член­ства, ни активистов как таковых. Многие из функций, обычно выполняемых добровольцами, осуществля­лись наемными работниками различных предприятий Берлускони. Во внешнем финансировании, естествен­но, не было нужды, а кроме того, человек, владеющий тремя национальными телеканалами, общенацио­нальной газетой и популярным еженедельным жур­налом, не нуждается в партийных активистах, чтобы донести до избирателей свои взгляды.

«Вперед, Италия!» — пример политической пар­тии, порожденной силами, выявленными в главе II: по сути, это компания или сеть компаний, а не орга­низация типа классической партии; она не возник­ла для озвучивания интересов какой-либо социаль­ной группы, а была целенаправленно сконструиро­вана представителями существующей политической и финансовой элиты. Кроме того, она выстроена во­круг личности своего вождя, а не вокруг какой-то конкретной партийной программы. Как отмечалось в главе I, само по себе это крайне характерно для постдемократии.

Однако история партии «Вперед, Италия!» также показывает, что для такой партии нового типа время еще не вполне настало. С годами она стала все силь­нее напоминать классическую партию: у нее появи­лись членство и структура местных добровольцев, и в результате она добилась более заметных успехов. Ключевым фактором в данном случае являлось зна­чение местных итальянских властей как важнейше­го связующего звена между народом и политиками и как животворной силы политических партий. «Впе­ред, Италия!» без сторонников на местах и без реаль­ного членства не смогла бы обеспечить фактическо­го, а не виртуального присутствия среди электората — и повседневного присутствия, и получения голосов избирателей в день выборов. Пойдя таким путем, «Вперед, Италия!» начала добиваться успехов в мест­ной политике, соответствующих ее позиции на на­циональном уровне, — хотя отчасти благодаря усили­ям Берлускони, который с помощью своих телестудий, по сути, превратил местные выборы в слепок нацио­нальной политики.

То, что отказываться от услуг местных активистов преждевременно, видно также на примере новых лейбористов. Эта партия добилась крупных успехов в привлечении источников корпоративного финан­сирования, тем самым избавившись от зависимости от профсоюзов и массового членства. Однако полити­ка нового типа, завязанная на чрезвычайно интенсив­ном присутствии в СМИ и на услугах наемных про­фессионалов, оказалась очень дорогостоящей. Нужда партии в деньгах возросла многократно. Миллионеры не заменили собой членов профсоюзов, потому что теперь, когда выборы обходятся в колоссальные сум­мы, партия не может отказаться ни от одного из ис­точников финансирования. Но шаги, необходимые для привлечения новых, богатых спонсоров из дело­вых кругов, могут вполне оттолкнуть от партии дру­гих сторонников.

Одним из факторов, обусловивших нынешнюю волну коррупционных скандалов, которая затрону­ла партии всех типов в ряде стран, включая Бельгию, Францию, Германию, Италию, Японию и Испанию, стала острейшая потребность в средствах для финан­сирования современных предвыборных кампаний. Только безрассудная партия стала бы отказываться от поддержки со стороны рядовых членов и проф­союзов в пользу корпораций, если она может полу­чать деньги и от тех, и от других. По иронии судь­бы именно затраты на профессиональную организа­цию предвыборных кампаний толкают современные партии обратно в объятия традиционных активистов и в то же время провоцируют их на всякого рода сомнительные поступки. В настоящий момент все эти силы находятся в состоянии неуютного сосущество­вания и взаимной подозрительности.

Во вступительной главе указывалось, что постде­мократический период сочетает собственные харак­терные черты с чертами демократического и предде-мократического периодов. То же самое можно ска­зать о современной политической партии. Наследие демократической модели, пусть и не обладая серьез­ными возможностями для самообновления, живет и продолжает играть важную роль, проявляясь в за­висимости вождей от традиционной массовой пар­тии с ее концентрической структурой. Новый эллипс, охватывающий, с одной стороны, партийное руковод­ство, а с другой — консультантов и внешних лобби­стов, парадоксальным образом сочетает в себе черты и постдемократии, и преддемократического прошлого. Он постдемократичен в той степени, в какой связан с характерными для этого периода опросами обще­ственного мнения и работой экспертов-политологов, а преддемократичен в том отношении, что обеспечи­вает привилегированный доступ к политике со сто­роны частных компаний и коммерческих интересов. Противоречия, существующие внутри современной левоцентристской партии, — это противоречия, ха­рактерные для самой постдемократии. Тот факт, что новые классы не подверглись мобилизации, приво­дит к курьезному сочетанию старой социальной базы и новых источников финансирования.

V. Постдемократия и коммерциализация гражданства

Идеалы и реалии общественных услуг и государ­ства всеобщего благосостояния, ставшие по­рождением XX века, сыграли фундаментальную роль в процессе демократизации политики. Иногда — в первую очередь в скандинавских странах — они яв­лялись прямым достижением демократической борь­бы. В других местах, например в Германии до Пер­вой мировой войны, они создавались как паллиативы, имеющие целью ослабить демократический натиск. Но в любом случае они были так или иначе связаны с этой борьбой. Когда же демократия вступила во вто­рую половину XX века, качество общественных услуг стало ключевым параметром, определяющим харак­тер и качество социального гражданства. Во всем раз­витом капиталистическом мире модель гражданско­го государства существовала параллельно с сильным рыночным сектором. Взаимоотношения между соци­альным государством и рыночной зоной всегда но­сили сложный характер и значительно различались от страны к стране, но почти повсюду получила рас­пространение идея о том, что серьезное дело социаль­ного гражданства необходимо как-то дистанцировать от рыночной конкуренции и прибыли. Это предполо­жение было фундаментальным для идеи демократиче­ского гражданства, поскольку подразумевало систему распределения и принятия решений, лишенную не­равенства, которое было свойственно капиталисти­ческому компоненту общества. Противоречия между эгалитарными требованиями демократии и неравен­ством, вытекающим из природы капитализма, устранить невозможно, но здесь все равно возможны более или менее конструктивные компромиссы.

В наши дни эти допущения становятся предметом серьезных сомнений; все более могущественное лобби деловых интересов задаются вопросами: почему об­щественные услуги и политика социального обеспе­чения не могут быть, подобно всему остальному, ис­пользованы для извлечения прибыли? Почему ком­мерческие рестораны и парикмахерские допустимы, а школы и службы здравоохранения — нет? Стоит ли нам бояться коммерциализации общественных услуг? И имеют ли дискуссии о приватизации какое-либо от­ношение к проблеме постдемократии? Все это требует серьезного рассмотрения.

Попытки сочетать сферу услуг, которые до сего момента оказывало преимущественно государство, с капиталистической практикой принимают самые разные формы: рынки в рамках госсектора; прива­тизация при полной рыночной свободе или в ее от­сутствие; выдача подрядов на крупные строительные проекты и на оказание услуг, порой в отсутствие при­ватизации либо рынков. Взаимосвязь между рынком и частной собственностью не столь однозначна, как принято считать. Несомненно, полная свобода рынка наряду с частной собственностью на экономические ресурсы создает условия для эталонного капитализ­ма, описанного в учебниках по экономике, и два этих критерия вполне сочетаются друг с другом. Однако вполне возможны и рынки без частной собственно­сти: ведомство, распоряжающееся коллективными ре­сурсами, может использовать систему цен и талонов с целью создания рынка для распределения этих ре­сурсов в рамках государственных или благотвори­тельных организаций. Такая идея стояла за многими реформами социальных услуг в 1980-х годах, особен-но в Великобритании, которые нередко предшест-вовали реальной приватизации. От госучреждений требовалось торговать услугами с другими организа­циями так, как если бы они находились в рыночных условиях, отказавшись от профессионально-коллеги­альной модели, прежде регулировавшей их взаимоот­ношения. В качестве важного примера можно упомя­нуть внутренний рынок, созданный в рамках Нацио­нальной службы здравоохранения.

Для обозначения всех этих практик мы будем поль­зоваться обобщенным термином «коммерциализа­ция», поскольку каждая из них строится на идее о том, что качество общественных услуг возрастет, если су­ществующие практики и этос государственной служ­бы будут частично заменены практиками и этосами, типичными для коммерческого сектора. Такой тер­мин более точен, чем «маркетизация», поскольку ряд из происходящих сейчас процессов ведет к искаже­нию рынка вместо его очищения. Кроме того, «ком­мерциализация»— более общий термин по сравнению с «приватизацией», поскольку та,строго говоря,отно­сится только к передаче тех или иных активов в дру­гие руки.

Величайшие достижения капитализма и его гос­подство связаны с индустриализацией. Созданная последней возможность массового производства по­требительских товаров привела к раскручиванию спирали инвестиций в заводы и оборудование, про­изводства и продажи товаров и дальнейшего инве­стирования прибыли от этой продажи: этот механизм и стал основой богатства и процветания XIX-XX ве­ков. Но капитализм расширяет свои рамки, не только создавая новые товары и производственные методы, но и энергично распространяясь на все новые и новые сферы жизни. Посредством процесса, известного как коммодификация, человеческая деятельность, про­исходящая вне рамок рынка и системы накопления, втягивается в их пределы. И это относится не только к производству материальных товаров, но и к услугам. Собственно, капитализм зародился в Европе на изле­те Средневековья именно в секторе услуг, главным об­разом в банковском деле, которое в последние десяти­летия снова стало его фундаментом, — мы опять ви­дим движение по параболе.

Капитализм может расширить свои пределы, если услуги, которые ранее воспринимались как обще­ственные или семейные обязательства, переводятся в область наемного труда и становятся оплачиваемы­ми. Многие политические конфликты прежних двух столетий были связаны с барьерами, которые всевоз­можные иные силы, такие как церковь или рабочий класс, пытались возвести вокруг агрессивного капи­тализма, стремящегося подмять под себя все новые и новые сферы жизни. В конце концов противобор­ствующие стороны пришли к различным компро­миссам: воскресенья и прочие религиозные праздни­ки были более-менее исключены из капиталистиче­ской рабочей недели; семейная жизнь не подверглась коммодификации, главным образом благодаря уходу большинства замужних женщин с рынка труда; экс­плуатация труда подверглась различным ограниче­ниям; наконец, к середине XX века ряд базовых услуг был по крайней мере частично отобран у капитализ­ма и рынка, поскольку их предоставление было сочте­но слишком важным