было бы стать тираном города афинян, да притом — если бы это тебе показалось не великим делом, но ничтожным — предложил тебе стать тираном всей Эллады, увидев же, что и того теперь недостаточно, но ты стремишься управлять всей Европой, обещал бы тебе и это, причем не только обещал, но и в тот же день по твоему желанию довел бы до всеобщего сведения, что Алкивиад, сын Клиния, стал тираном, — полагаю, ты ушел бы от него, преисполненный радости, считая, что бог возвестил тебе величайшие блага». И юноша Алкивиад честно заявляет в ответ: «Я думаю, Сократ, что и с любым другим, кому выпало бы это на долю, было бы то же самое» [24].

Вообще, в сократических диалогах Платона и Ксенофонта проходит целая галерея юношей, одновременно стремящихся стать учениками Сократа и тиранами своего родного полиса. Например, уже упоминавшийся нами юноша Феаг заявляет, что мечтает управлять в Афинах представителями всех профессий и вдобавок еще и частными лицами — мужчинами и женщинами, стремится к тиранической власти над всеми людьми государства [25]. И это не удивляет Сократа, заявляющего, что он прекрасно понимает, что «большинство не отказалось бы ни от тиранической власти, ни от должности стратега, ни от многих других даров, которые приносят гораздо больше вреда, чем пользы» [26].

И, говоря об этом, Ксенофонт, сам когда–то оставшийся с Сократом как раз благодаря своему интересу к сфере управления обществом и людьми, даже сообщает нам такие прагматичные подробности в отношениях между философом и его амбициозными учениками. «Критий и Алкивиад все время, пока были в общении с Сократом, были в общении с ним не потому, что он им нравился, а потому что они с самого начала поставили перед собой цель стоять во главе государства. Еще когда они были с Сократом, они ни с кем так охотно не стремились беседовать, как с выдающимися государственными деятелями. Но как только они заметили свое превосходство над государственными деятелями, они уже перестали подходить к Сократу; он и вообще им не нравился, да к тому же, когда они подходили к нему, им было неприятно слушать его выговоры за их провинности. Тогда они предались государственной деятельности, ради которой и обратились к Сократу» [27].

Отдавая себе отчет в тех максимально прагматических целях, с которыми юноши стремились общаться именно с Сократом, по сути дела являвшимся в Афинах своего времени единственным постоянно живущим здесь политологом и социологом, Сократ умел правильно подыгрывать своим ученикам и привязывал их к себе еще больше примерно такими фразами, одну из которых он адресовал Алкивиаду: «Может быть, ты спросишь меня: «Какое отношение имеют мои желания стать тираном и известным человеком, Сократ, к тому, что ты собирался мне сказать о твоей неотступной привязанности ко мне?» Я же тебе отвечу: «Милый сын Клиния и Диномахи, без меня невозможно осуществить все эти твои устремления: такова моя власть, как я думаю, над твоими делами и тобою самим. Поэтому–то, полагаю я, бог и запретил мне беседовать с тобой, и я ожидал на это его дозволения. Но, поскольку ты лелеешь надежды доказать городу свое право на всевозможные почести, а доказав это, тотчас же забрать в свои руки власть, то и надеюсь получить при тебе величайшую власть, доказав, что представляю собой для тебя весьма ценного человека, вплоть до того, что ни твой опекун, ни твои родичи и никто другой не может обеспечить тебе желанного могущества, кроме меня, но, конечно, с помощью бога (выделено автором)» [28].

Как можно увидеть, в данном пассаже Сократа присутствует сразу несколько явно антидемократических моментов. А именно:

— в целом нормальное отношение Сократа к тирании;

— потворство в стремлении юноши к тирании;

— выставление Сократа и его бога (даймона) как помощников в стремлении к высшей тиранической власти;

— умаление роли родственников в вопросе воспитания юношества (и даже роли великого Перикла);

— возвышение роли самого Сократа, от личности которого зависит судьба не только юноши, но и опосредованно Афин в целом.

В рамках данной главы мы не будем на этом останавливаться; социально опасные и идеологически чуждые для афинской демократии высказывания и идеи Сократа мы подробно разберем во втором разделе нашей работы. Сейчас же для нас главным является то, что в рамках образовательной концепции Сократа явно совпадали две тенденции: С одной стороны, мы видим, что в привычной для Сократа среде элитарных слоев общества юноши самым активным образом стремились подготовить себя к дальнейшей политической карьере и борьбе за влияние в полисе. С другой, — своими маевтическими беседами Сократ отбирал, сепарировал наиболее выдающихся из них. И, вводя их в свой круг наиболее талантливых, ссылаясь на прямое разрешение богов на выявление божественного дара, соответствующим образом психологически настраивая, Сократ, тем самым, только подстегивал их самолюбие и тщеславие, по сути дела благославлял их на дальнейшее политическое продвижение, вплоть до создания режимов личной власти. И можно совершенно не сомневаться: данная позиция Сократа опять–таки однозначно может оцениваться нами только как явно антидемократическая, противопоставленная господствующим в то время демократическим ценностям.

Безусловно, кружок Сократа нельзя оценивать как некий политический инкубатор по выращиванию будущих афинских тиранов — Алкивиада, Крития, Хармида. Как явно следует из пассажа Ксенофонта, все эти юноши вышли из своей аристократической среды и пришли к Сократу будучи уже психологически заряженными на политическое лидерство и борьбу за власть. Однако не следует и преуменьшать роль Сократа: этот философ–этик вселял в них уверенность в их божественной предрасположенности к власти, наделял презрением к тем, кто был ниже их умственно и интеллектуально, приучал не держаться за те общественные традиции, которые он оценивал как неразумные, не прислушиваться к родителям, не считаться с мнением того необразованного большинства, что выражало афинское Народное собрание.

О том, что это было именно так, а не иначе, свидетельствует сократический диалог «Разговор с Хармидом о государственных делах», созданный Ксенофонтом. По его словам, выяснив, что знатный юноша Хармид, будучи человеком достойным и по своим способностям стоящим гораздо выше государственных деятелей своего времени, тем не менее стесняется выступать на Народном собрании, Сократ заявляет ему буквально следующее: «Как же так, Хармид: ты, не чувствуя застенчивости перед самыми умными и страха перед самыми сильными людьми, стесняешься говорить перед самыми глупыми и слабыми людьми? Неужели ты стесняешься всех этих валяльщиков, башмачников, плотников, кузнецов, земледельцев, купцов, рыночных торговцев, думающих только о том, чтоб им купить что–нибудь подешевле и продать что–нибудь подороже? А ведь из всех их и состоит Народное собрание!» [29].

Значимость слов Сократа для тех, кто стремился в афинскую большую политику видна из множества диалогов Платона. Так, в диалоге «Менексен», где юный афинянин Менексен в ответ на шутливый вопрос Сократа о том, не собирается ли тот заняться государственной деятельностью, вполне серьезно отвечает, что если Сократ посоветует ему этим заниматься, то он с удовольствием этим займется, а если Сократ его так не оценит, то он этим заниматься не будет [30].

Когда Сократ в разговоре с Алкивиадом сказал, что его заботят дела Алкивиада, и если тот действительно стремится быть человеком значимым в государстве и Элладе, то ему необходимо беспрекословно слушаться Сократа и только это поможет юному Алкивиаду снять с души пелену мрака, и найти свой путь к познанию добра и зла. В ответ на это, Алкивиад заявляет, что готов не избегать ни одного из наставлений Сократа и клянется всегда быть с ним рядом. Но когда Алкивиад чересчур оптимистично заявляет, что готов измениться так, как это советует Сократ, буквально с завтрашнего дня Сократ, по своей привычке, укоряет его тем, что так говорить нельзя. Правильнее говорить: «Если захочет бог» [31].

Особую значимость при этом приобретали те высказывания Сократа, суть которых заключалась в том, что для тех его учеников, кто стремился познать добродетель управления полисом и людьми, совершенно бессмысленно прислушиваться к мнению их родителей и родственников, вообще всех вокруг. И все это просто потому, что (как мы уже отмечали выше) Сократ был убежден в непередаваемости знаний и умений по наследству.

В платоновском «Алкивиаде Первом» Сократ заявляет: «Мудрым может считаться тот, кто в состоянии сделать мудрым других». Пример — учитель грамоты, кифарист, учитель гимнастики. Но вот Сократ спрашивает: «Ну а можешь ли ты, Алкивиад, сказать, что великий стратег Афин Перикл сделал кого–то мудрым, например, своих сыновей? Алкивиад отвечает, что и оба сына Перикла являются глупцами, а сам Алкивиад, по мнению Сократа, вполне способен к восприятию мудрости как раз потому, что он… не прислушивался к Периклу, а общается с Сократом!» [32]. О неспособности правившего Афинами почти два десятилетия Перикла передать имеющиеся у него хорошие качества своим сыновьям говорится в «Протагоре»: «Взять, например, Перикла, отца вот этих юношей: во всем, что зависело от учителей, он дал им прекрасное и тонкое воспитание, а в чем сам он мудр, в том ни сам он их не воспитал, ни другим того не поручил, и бродят они тут вокруг, словно пасутся на воле — не набредут ли невзначай на добродетель» [33]. Еще раз неспособность Перикла научить своим имеющимся хорошим качествам своих сыновей говорится в «Меноне», причем там вместе с Периклом критикуются еще и стратеги Фемистокл, Аристид и Фукидид [34].

Блестящий ученик Сократа Ксенофонт, успешно реализовавший себя в политике, в специальной главе своего «Домостроя», которая так и называется «Умение обращаться с людьми и повелевать ими», писал: «Клянусь Зевсом, я уже не скажу, что этому (умению обращаться с людьми и повелевать ими) можно научиться, взглянувши или раз послушавши; нет, чтобы иметь эту силу, нужно и образование, и природные дарования, и, самое главное, милость богов. Да, это благо, как мне кажется, совершенно не зависит от воли человека, но от воли богов, — это искусство властвовать над людьми по их добровольному признанию; несомненно, оно даруется тому, кто поистине посвящен в тайны добродетели. А власть над людьми, помимо их воли, мне кажется, боги дают тому, кого заслуживает жизни Тантала, который, как рассказывают, пребывает в царстве Аида в вечном страхе умереть вторично» [35].

Что можно увидеть в этом пассаже? То, что Ксенофонт фактически говорит о богоизбранности тех людей, кому дано повелевать народами. По его мнению, просто образования мало, необходимо желание божества. Хотя, получив возможность благодаря хорошему образованию быть посвященным в тайны добродетели, человек может понравиться богам и они дадут ему возможность реализовать себя в сфере управления.

Несомненно, что во всей этой концепции слышны отголоски личного жизненного опыта самого Ксенофонта. Будучи посвященным в тайны добродетели самим Сократом,