восстановлением ушедшего в небытие после поражения в Пелопоннесской войне Афинского морского союза. Внешне все вернулось на круги своя…
С точки зрения социально–политического анализа данной ситуации, борьба против навязанного иноземными захватчиками тиранического режима явно оказала положительное воздействие на афинское общество, так или иначе, но все–таки снова сплотив социальные низы, средний класс и элиту афинского полиса. Очевидно и то, что афинские политики сделали определенные выводы из всего случившегося за период Пелопоннесской войны и попытались хоть частично снизить политическое влияние социальных низов. Однако, как сообщает нам Аристотель, ничего из этого не вышло. Процитируем его «Афинскую политию»: «Плату за посещение Народных собраний
первоначально решили не вводить, но когда на собрания народ не стал собираться, народ и пританы должны были придумывать различные ухищрения, чтобы явилось число, достаточное для действительности голосования. Сперва Агиррий изыскал средства для платы по одному оболу, затем Гераклид Клазоменский по прозвищу Царь — по два обола, потом снова Агиррий — по три обола» [9].
Причин, из–за которых вернуться в эпоху до потакавших демосу Эфиальта и Перикла так и не удалось, оказалось довольно много: это и физическое истребление за время войны гоплитского среднего класса и сформировавшееся отчуждение от Народного собрания афинской элиты, но, самое главное, выявившаяся техническая невозможность функционирования афинской демократии без политически активного демоса. Из приведенного пассажа Аристотеля очевидно: не получая денег за участие в Народном собрании, демос на него уже не ходил и кворум попросту не собирался. А вот, получая деньги, те же самые люди тут же начинали на Народное собрание ходить.
Таким образом, мы одновременно видим как шантаж политиков демосом (если мы вам нужны — платите), так и отсутствие у демоса развитой социальной ответственности за судьбу страны в целом. Для афинского демоса конца V века до н. э. Народное собрание — уже не столько место принятия решения по важнейшим вопросам жизни страны, сколько корпоративное место зарабатывания денег для представителей социальных низов. И это доходное место многочисленная корпорация низов демоса, судя по всему, отдавать уже никому не собиралась.
Так, афинская демократия конца V — начала IV веков до н. э. по существу являлась уже формой политического компромисса между общественными классами, диктатурой демоса: формой получения заработной платы той социальной группой низов демоса, что сумела отжать от политического процесса другие группы, приватизировала свое право на получение дохода, отстояла его в жесткой социальной борьбе и продолжала ревниво защищать свои права на паразитическое существование за счет других социальных слоев и союзников по возрождающемуся уже Второму Афинскому морскому союзу [10].
Сохранившаяся отдаленность среднего и богатого класса от процесса принятия политических решений логично приводила к дальнейшему усилению их политической апатии. Специалисты по истории Афин этого периода впервые отмечают именно массовое стремление уклониться от эйсфоры — особого чрезвычайного налога для блага государства, налагаемого преимущественно на богатых [11]. Таким образом, мы можем с полным правом констатировать: «Разложение полисной системы включало в себя ослабление полисной солидарности, уз, соединявших граждан полиса как коллективных землевладельцев и рабовладельцев» [12].
Отсюда нам становится понятна дальнейшая печальная судьба Афин в IV веке до н. э.: политика, ассоциированная только с достижением материального блага всего одной из общественных групп, редко является длительной и жизнеспособной. Поэтому неудивительно, что гораздо более тесно спаянные коллективы других полисов — спартанский, фиванский, а затем и македонский, начинают с легкостью одерживать победы над тем полисом, под внешней оболочкой которого скрывалось социальное господство всего одного из многих социальных слоев.
Фиксируя свою позицию, что после свержения в 404 году до н. э. тирании Тридцати, формально восстановив демократию, правящие низы афинского демоса так ничему не научились и вновь откачнули социальный маятник «влево и до конца», мы констатируем, что афинский социум, таким образом, вошел в десятую фазу существования демократии, которая являлась уже фактической охлократией, политическим доминированием социальных низов.
И данное политическое доминирование может быть охарактеризовано нами как несущее в себе:
— желание демоса отомстить тем другим социальным силам, что в период тирании временно отстранили низы демоса от политического господства;
— желание недопустить повторения подобной ситуации своевременным реагированием на недоброжелательность или усиление иных социальных сил;
— желание исключить возникновения той оппозиционной идеологии, которая могла бы способствовать политическому ослаблению социальных низов и потери ими социальной и политической гегемонии.
Теперь, лучше понимая социальный подтекст того кризиса афинского полиса и того кризиса афинской демократии, на которую пришелся наивысший творческий расцвет Сократа как философа, социолога и этика, нам будет гораздо проще:
— обнаруживать тот или иной социальный характер различных концепций Сократа;
— понимать идеологическое значение формулируемых и постулируемых им ценностей и мировоззренческих принципов;
— выяснять степень конфликтности его идей и оценок с господствующей в Афинах второй половины V века до н. э. идеологией социального гегемона полиса — низов демоса, с характерными для него воззрениями на суть и природу политической деятельности, оценками роли и значения политиков и должностных лиц.
Таким образом, в последующих главах данного социально–философского раздела мы проанализируем те диалоги Сократа, в которых содержатся такие
оценки афинского общества, его общественной и политической системы и общих принципов человеческого бытия, которые могли иметь мировоззренчески–идеологическое значение для существования афинской демократии третьего, охлократического этапа, в том числе оказывались для нее оппозиционными.
И исходя из нашего анализа, в заключительных главах данной работы мы попытаемся еще раз понять и оценить как причины итогового конфликта между Сократом и его демократическим обществом, так и их социально–философский подтекст.
Глава 11. Конфликт сократовской идеи правления «лучших» с реальностью демократического общественного сознания
Указав в первом разделе, что социальным стержнем, социальной сутью учения Сократа по сути дела стал призыв сначала выделять из общества и увеличивать число тех богоизбранных и добродетельных людей, которых можно называть лучшими, а затем передавать им всю полноту власти в гражданском коллективе, мы должны понимать, что имеющаяся в эпоху Сократа античная демократия (в своем стремящемся к охлократии варианте), исторически как раз и складывалась методом «от противного», методом борьбы широких слоев демоса как раз с теми, кто причислял себя к «лучшим», и на этом основании требовал себе политической власти.
В этом смысле, совершенно ясно, что сократовский призыв к передаче власти «лучшим» и добродетельным, хотя и являлся по своей сути модернизаторским стремлением выйти из кризиса полиса путем создания умелой аристократической элиты или режимов личной власти (тех самых, к которым полисы чуть позже все–таки как раз и пришли), в эпоху самого Сократа должны были осмысливаться гражданами не иначе как… возврат к прошлому, возврат к тем временам сто–двести лет назад, когда Афины на самом деле управлялись аристократами и тиранами.
Априори понимая, что сам факт существования в Афинах конца V века демократии, насчитывающей, начиная от момента своего становления при Солоне вот уже почти два столетия своей истории, не мог бы иметь места без поддерживающего его определенного демократического общественного сознания, нам следует понимать и всю объективность того конфликта, что в конечном итоге и произошел между афинским демократическим обществом (настроенным на борьбу с «лучшими») и Сократом (выступающим за диктатуру и гегемонию как раз этих самых «лучших», но поданных теперь уже не с социальной, а с философской точки зрения). А для лучшего его понимания в данной главе предлагается показать следующее: породив такого
высокоинтеллектуального индивида, как Сократ, само афинское общество также являлось в определенном смысле этого слова интеллектуальным. Однако это был интеллект общественный, так сказать групповой, интеллект, часто ведущий себя правильно, но при этом не имеющий возможность обосновать правильность своего коллективного поведения разумно–логически, понимаемо для Сократа.
Общественное сознание афинского демоса, безусловно, можно определять только как обыденное, стихийное. Однако, говоря о том общественном сознании демоса, что создало когда–то афинскую демократию и было готово упорно защищать ее в том числе и от Сократа, нужно понимать изначальное, античное значение термина «демос», аналогичного римскому — «популюс», народ. То есть демос — первоначально это вовсе не только «охлос», не чернь, не социальные низы гражданских общин. Первоначально демос — это очень широкие общественные слои, включающие в себя собственно все полисное полноправное население — начиная от поденщиков на верфях и заканчивая богатыми торговцами, владельцами ремесленных мастерских и даже аристократами. И в этом общем слое полноправного населения, вне всякого сомнения, хватало и тех, кто достаточно разумно понимал суть демократии, аристократии и режимов личной власти, и в целом правильно угадывал то, каким образом следует противодействовать узурпации власти лучшими.
Отсюда понятно, что анализируя социальные (а потому и мировоззренческие и идеологические) причины конфликта Сократа с его демократическим социумом, нам следует четко понять, каким же являлся менталитет среднего афинского гражданина, каким образом он представлял себе власть и опасности, таящиеся во власти, что он думал о «лучших», аристократии и тирании, чего он боялся в политическом пространстве и с чем боролся. Поэтому в рамках этой довольно обширной главы из суммы различных высказываний современников Сократа, как из мозаики, мы попытаемся собрать ту самую картинку демократического менталитета, с которым неизбежно должны были взаимодействовать те оценки и взгляды Сократа, что могли быть приложены к социально–политическому пространству Афин. А уже в последующих главах данного раздела мы попытаемся увидеть, имелись ли между ними разночтения, и если имелись, то каков же был их характер.
Итак, даже самый общий анализ произведений Геродота, Фукидида и Ксенофонта показывает, что афинский демос явно отдавал себе отчет в двойственности, парадоксальности политической власти. Она виделась гражданами одновременно и как инструмент улучшения жизни социума, и как страшный антиобщественный механизм в руках возможного тирана, отчуждавшего власть от демоса. При этом сама многовековая историческая практика наглядно показывала: плюсы и минусы власти зависели от одного единственного фактора — от поведения человека(людей), к которому в руки попала значительная власть.
И все это хотя бы потому, что реализация демократической власти, несмотря на то, что абсолютно все решения в полисах принимались коллегиально и при непосредственном и прямом участии демоса, согласно общественной практике, она должна была все равно осуществляться через хоть и временных, но все–таки лидеров, посредством полисных магистратов. И природа самой власти виделась в античности все–таки в воле индивида, в его стремлении к самореализации в рамках того социума, к которому он принадлежит, в стремлении к лидерству и обладанию материальными богатствами и высоким социальным статусом.
Отсюда понятно, что демократические колективы были просто обязаны смягчить, размагнитить, разминировать эту потенциально опасную ситуацию хотя бы за счет закладывания в демократическую ментальность идеи принципиального равенства всех граждан как потенциальных лидеров, только с учетом того обстоятельства, что лидерские качества одного проявлялись в одних обстоятельствах, а другого — в других. Отсюда в полисах по сути принуждали всех граждан участвовать
