тех софистов, кто, как Евфидем и Дионисодор, вообще не пытался анализировать теоретические основы своей педагогической деятельности по научению искусствам спора и управления общиной. Ведь совершенно так же, не задумываясь над этим и не требуя от учителей добродетели управления специальных знаний, говорили о возможности обучения афинской молодежи гражданским доблестям обвинители Сократа Анит и Мелет!

Подчеркнем еще раз: говоря о самой возможности обучения молодежи добродетели абсолютно любым среднестатистическим афинянином, ни Анит, ни Мелет, ни большинство тех судей, что в итоге и осудили Сократа, о том, возможно ли это в принципе, даже не задумывались! И потому Сократ, который как раз об этом–то не только задумывался, но и даже считал, что передать добродетель управления от одного человека к другому практически невозможно, был одновременно чужд и софистам, и демосу. А между собой, и софисты, и демос в вопросе о воспитании молодежи по существу являлись практически тождественны и потому… вполне демократичны.

Судя по всему, осознание этого факта присутствовало уже непосредственно в эпоху самого Сократа. Так, однажды, еще в начале тридцатых годов V века до н. э., в беседе с Сократом его друг и ученик Алкивиад так выразил мнение обычных афинских граждан: «Я думаю, мой Сократ, что афиняне, да и все остальные эллины редко задаются вопросом, что справедливо, а что несправедливо, они считают, что это само собой ясно. Поэтому, отложив попечение о справедливости, они заботятся лишь о пользе дела. Ведь справедливое и полезное, как я полагаю — это не одно и то же: скольким людям, чинившим величайшую несправедливость, это принесло выгоду, в то время как другим, хоть и вершившим справедливые дела, по- моему, не повезло» [10].

И примерно об этом же, то есть о малой осмысленности отношения демоса ко всему тому, что имеет значение для управления обществом, говорится у Платона в диалоге «Гиппий Больший», где Сократ так разговаривает со знаменитым софистом Гиппием:

«Что ты скажешь, Гиппий, вред ли или польза для государства закон?

Гиппий. Устанавливается закон, я думаю, ради пользы; иногда же он приносит и вред, когда его плохо установили.

Сократ. Так что же, разве те, кто устанавливает закон, не устанавливают его как наибольшее благо для государства? И без этого разве можно жить по закону? Получается, что когда те, кто пытается устанавливать законы, погрешают против блага, они погрешают против того, что законно, и против закона. Что ты скажешь про это?

Гиппий. Строго говоря, Сократ, это так; однако обычно люди этого так не называют.

Сократ. Какие люди, Гиппий? Знающие или не знающие?

Гиппий. Большинство.

Сократ. А знает ли это большинство истину?

Гипий. Нет, конечно» [11].

Таким образом, отвечая на первую часть поставленного нами вопроса № 1: «В чем сходство и различие взглядов Сократа и взглядов софистов на вопрос о сущности власти и на то, следует или не следует учить искусству управления специально и можно ли научить этому в принципе?», мы видим, что применительно к вопросу о том, кто, как и почему имел право учить молодежь искусству управления государством, софисты выступали приблизительно на тех же позициях, что и большинство афинского демоса.

Как и демос, софисты считали, что:

— искусство гражданского общежития и управления государством присуще от рождения совершенно всякому человеку;

— непосредственно участвовать в процессе принятия решений на Народном собрании мог даже такой гражданин, который никогда не получал специальных управленческий знаний и навыков;

— в случае наличия желания, имеющиеся у каждого человека некие прирожденные базисные возможности управлять государством можно развить посредством получения дополнительных знаний, ведь гражданская добродетель управления своим домом и общиной — суть разновидность знания вообще, причем разновидность ни в коем случае не качественная, а лишь количественная, не принципиальная;

— учить каким–то приемам и закономерностям управления государства могут в принципе совершенно любые более или менее законопослушные граждане, а тем, у кого в политике или в любых других сферах деятельности, что–то получается, учить молодежь можно тем более. В том числе, как мы имеем в случае с софистами, даже за деньги;

— отсутствие управленческого опыта, равно как и желания учиться искусству управления общиной, не являлось обстоятельством, дискриминирующим гражданина в политике, не мешало ему активно в ней участвовать.

А вот Сократ принципиально разнился и от софистов и от демоса тем, что он:

во–первых, принципиально отказывал людям в возможности передавать друг от друга гражданскую добродетель, причем как посредством обучения, так и посредством передачи этих навыков управления общиной по наследству (и именно по этому поводу и полемизировал с софистами, упрекая их в том, что на самом деле они не способны сделать кого–то опытнее в управлении);

во–вторых, считал, что умение управлять и хозяйством и обществом является особым даром немногих, даром по сути дела божественным. Причем, проявившись в любой сфере управления, никак не связанной с управлением полисом (хором, своими рабами, своей женой, в торговле или воинском искусстве), сам этот дар впоследствии мог быть применен уже в собственно политической сфере;

исходя из этого, в-третьих, Сократ считал, что всякому человеку, желающему заняться политикой, следовало для начала добиться заметных успехов на каком–то своем собственном частном поприще, пообщаться с теми, у кого много опыта именно в управлении, и только после этого попытаться реализовать свои управленческие способности в масштабе всего полиса;

в-четвертых, по мнению Сократа, все те граждане, которые ничего не добились в своей собственной частной жизни — совершенно не имели право претендовать на руководство общиной. Более того, такие невежественные и явно не одаренные божеством граждане должны были активно способствовать выдвижению граждан, именно наделенных божественным даром управления, и ни в коем случае не конкурировать с ними и не подвергать их преследованиям;

в-пятых, сами невежественные среднестатистические граждане были обязаны контролировать тех, кто же стремится руководить ими, и своевременно изгонять из власти тех, кто сами были такими же, как они; кто ничего не добился в своей частной жизни, не доказал наличие у себя божественного дара управления и потому представляет колоссальную опасность для своей общины. Таких граждан, которые претендовали на управление общиной, но при этом не имели специального дара, Сократ определял как вредных и опасных обманщиков.

В платоновском «Феаге» Сократ критикует мнение о том, что искусству управления общиной можно учиться у кого угодно (в том числе у софистов, не имеющих опыта в управлении общиной), и спрашивает у собеседника: Скажи же мне: если ты желаешь стать искусным в делах государственного управления, разве, по твоему разумению, тебе надо отправиться в поисках этой мудрости к кому–то другому, а не к тем государственным мужам, что искушены в политике и привыкли управлять и своим городом, и многими другими, имея связи как с эллинскими, так и с варварскими государствами? Неужели ты станешь мудрым в их искусстве, общаясь не с ними самими, а с какими–то другими людьми? [12].

В ксенофонтовском «Разговоре с Евфидемом о необходимости учиться» Сократ заявляет юноше Евфидему, который рвался в Народное собрание, следующее: «Нельзя сделаться хорошим мастером в пустых ремеслах без порядочного учителя, поэтому было бы наивно воображать, будто способность к делу такой первостепенной важности, как управление государством, приходит к человеку сама собой.

…Странное дело, кто выбирает своей профессией игру на кифаре или флейте, верховую езду и тому подобное, тот старается как можно чаще практиковаться в области избранной им профессии, и притом не в одиночку, а в присутствии лучших специалистов; он прилагает все усилия и не жалеет трудов, лишь бы не нарушить их советов, находя, что иным путем не сможет стать крупной величиной. А некоторые претенденты на роль оратора и государственного деятеля думают, что у них без подготовки и старания сама собою вдруг явится способность к этому. Между тем, работа в области государственной деятельности гораздо труднее, чем в области иных профессий, — настолько труднее, что хотя число работающих в этой сфере больше, число достигающих успеха — меньше: отсюда видно, что будущему государственному деятелю нужны и занятия более продолжительные и более интенсивные, чем будущему специалисту в других профессиях [13].

В платоновском «Алкивиаде Первом» Сократ стыдит Алкивиада за то, что тот бросается очертя голову в политику раньше, чем успел обучиться этому делу. Впрочем, в этом, по оценке Сократа, Алкивиад не одинок: то же самое, по словам философа, происходит со многими берущимися за дела афинского государства, и есть только несколько исключений, типа Перикла. И то, Перикл — исключение только потому, что учился у Пифоклида, Анаксагора, Дамона и у других профессионалов в своей сфере [14].

Далее в этом же диалоге Сократ крайне низко оценивает уровень афинских политиков. Алкивиад соглашается с ним и заявляет, что те, кто вершат в Афинах государственные дела, за исключением немногих, — люди необразованные. А раз они столь неумело приступают к государственным делам, то это, по словам Алкивиада, совершенно лишает его стимула повышать свой собственный уровень государственных знаний, ведь он уверен, что весьма сильно превосходит имевшихся ораторов даже только своими природными свойствами. И Сократ стыдит его вовсе не за то, что он так низко оценивает своих политиков из народа, а за то, что он на них равняется и тем самым теряет мотивацию на повышение своего профессионального уровня в искусстве управления. И в итоге предлагает Алкивиаду равняться не на свою политическую элиту, а на элиту врагов — персов и лакедемонян! [15].

В этой книге мы уже много говорили о том, что, выясняя, почему же добродетели нельзя научить и нет в ней ни учеников, ни учителей, Сократ пришел в выводу о боговдохновленности тех, кто становился выдающимся политиком, оратором, философом или поэтом. Данная позиция Сократа, особенно часто фигурирующая у Платона, полностью подтверждается и Ксенофонтом. В специальной главе «Домостроя», которая так и называется «Умение обращаться с людьми и повелевать ими», афинянин Исхомах, пообщавшись с Сократом, говорит: «Клянусь Зевсом, я уже не скажу, что этому (умению обращаться с людьми и повелевать ими) можно научиться, взглянувши или раз послушавши; нет, чтобы иметь эту силу, нужно и образование, и природные дарования, и, самое главное, милость богов. Да, это благо, как мне кажется, совершенно не зависит от воли человека, но от воли богов, — это искусство властвовать над людьми по их добровольному признанию; несомненно, оно даруется тому, кто поистине посвящен в тайны добродетели. А власть над людьми, помимо их воли, мне кажется, боги дают тому, кто заслуживает жизни Тантала, который, как рассказывают, пребывает в царстве Аида в вечном страхе умереть вторично [16].

В общем, по мнению Сократа, способность владеть добродетелью управления даруется только немногим людям непосредственно от богов. Этот дар своевременно диагностируется по тому, что такие граждане