достигают высоких результатов в частных делах и проявляют разумную умеренность во всем. Соответственно этому, по мнению Сократа, всех людей следует изначально разделять как бы на два класса: людей, воздержанных во всем, следует ставить в разряд годных к власти, а неспособных к воздержанию следует ставить в разряд тех, которые не должны даже мечтать о власти [17].
Таковы взгляды Сократа, взгляды, на основе которых, спустя тридцать лет после смерти великого философа–моралиста, возникнет стройная концепция Платона, который в своем «Государстве» доведет воззрения на власть своего учителя до логического конца и провозгласит, что править обществом должна только специальным образом выбираемая и подготовленная каста философов. И о популярности в определенной части эллинского общества именно тех взглядов Сократа, в которых провозглашалось, что:
— дар управления людьми является божественным даром;
— этот божественный дар дается очень немногим гражданам;
— только эти немногие имеют право на власть, а все остальные этого права не имеют;
— дар управления людьми и государствами не передается ни по наследству, ни благодаря научению. (Научение и общение с уже правящими может только помочь разбудить в человеке тот дар управления, который просто им до поры до времени не осознавался. Но только в том случае, если этот божественный дар на самом деле все–таки в нем был!);
…может служить еще и тематика тех философских работ, которые были написаны не столь известными учениками великого этика. По сообщению Диогена Лаэрция, среди таких работ ученика и друга Сократа Критона, как «Что же нужно человеку, или Политик», «О прекрасном», «О дурном поведении», «О благоустройстве», «О законе», «О божественном», «Об искусствах», «Об общежитии», «О мудрости», «Протагор, или Политик», был и диалог «О том, что люди не от ученья хороши» [18]. А еще один ученик Сократа Симон–кожевник, кроме работ «О богах», «О благе», «О прекрасном», «О предводительстве над народом», имел и такую, как «О том, что добродетели нельзя научить» [19].
Само же название очевидно сходных между собой по сути сократических диалога «О том, что люди не от ученья хороши» Критона и «О том, что добродетели нельзя научить» Симона явно свидетельствует, что в конце V века до н. э. господствующая идеология демоса, идеология, согласно которой власть в обществе представлялась не более чем разновидностью той совершенно банальной способности руководить своим хозяйством и семьей, что имелась совершенно у всякого гражданина, испытала на себе мощнейшее давление со стороны тех противоположных концепций, которые, не имея возможности для лобовой атаки, до поры до времени предпочли фланговые удары по ней со стороны доказательства невозможности научения этой способности.
И уже сама эта различным образом обосновываемая невозможность научения людей способности править родным полисом наносила удар в самое сердце демократической идеологии — по глубокому убеждению граждан в том, что для управления обществом вообще не нужны никакие особые навыки или способности, достаточно обыкновенного здравомыслия в житейских ситуациях!
Таким образом, антидемократический характер представлений Сократа (и его учеников) на власть сомнений не вызывает. И потому для полного понимания специфики именно демократических воззрений на власть, в ракурсе антитезы от взглядов антидемократических, нам следует ответить и на заявленный нами выше вопрос № 2: «Какова классовая сущность взглядов Сократа и взглядов софистов на власть и на то, можно ли и нужно ли специально обучать граждан искусству управления полисом?».
Как уже было отмечено выше, уверенность софистов в том, что искусство управления обществом — не более чем обыкновенное знание, присущее абсолютно любому человеку, и оно в любом объеме вполне может передаваться от одного гражданина к другому посредством научения, по существу являлось демократическим, и демократическому устройству многих античных полисов (тем более Афин) вовсе не противоречило. Во всяком случае, как бы они ни кичились своим превосходством над толпой обычных малообразованных граждан, софисты никогда не претендовали на то, чтобы власть доставалась узкой группе знающих, этаких «аристократов духа». А вот Сократ и его ученики и последователи на это уже претендовали. И именно это явно выраженное убеждение Сократа, что власть должна была доставаться:
— только тем, кого боги наградили особым даром — добродетелью управления;
— только тем, кто уже проявил себя каким–то выдающимся (или, по меньшей мере, заметным) образом в какой–то сфере творческой или хозяйственной деятельности;
— только тем, кто специально изучал сферу управления в личном общении с теми, кто эту сферу уже хорошо познал,
…совершенно однозначно следует относить к взглядам
антидемократическим, взглядам, диаметрально противоположным взглядам афинского демоса. Сам акцент на то, что государственными делами должны заниматься только те, кто проявил свой божественный дар тем, что этот гражданин уже чего–то достиг в собственном деле, состоялся прежде всего как крепкий хозяйственик, в контексте афинской жизни, по сути дела означал передачу власти олигархии — такому слою афинского гражданства, который как раз и состоял прежде всего из тех, кто очень хорошо разбирался в том, что происходило у них в хозяйстве.
А в традиционно–аристократический лозунг «власть — лучшим!» позиция Сократа не превращалась только потому, что Сократ принципиально боролся с мнением, что способности управлять обществом и государством могут передаваться по наследству. И требуя по существу не «власть — лучшим, как аристократическому сословию!», а «власть — лучшим индивидам», при учете допущения, что появление одаренных индивидов по воле богов не является неким массовым явлением, Сократ фактически подготавливал почву для идеологии тиранической, идеологии сильной личности, в случае появления которой все полисное гражданство должно было, не мешкая, передать ей всю полноту власти над собой.
Таким образом, присутствие среди учеников Сократа двух тиранов Крития и Хармида и явно склонного к тирании и монархии Алкивиада совершенно не должно нас удивлять. Не должна, таким образом, удивлять нас и оценка, данная Сократу афинским обществом на суде над ним.
И в этом смысле интересен и еще такой диалог Сократа на суде. Когда обвинитель Мелет заявил, что он лично знает тех молодых афинян, которых философ уговорил слушаться его больше, чем родителей, Сократ ответил так: «Согласен с этими словами по поводу вопроса о воспитании: вопрос этот, как все знают, меня интересует. Однако, ведь относительно здоровья люди больше слушаются врачей, а не родителей; в Народном собрании, как известно, все афиняне слушаются более разумных ораторов, чем родственников. Но ведь и при выборах в стратеги не отдаете ли вы предпочтение перед отцами и братьями и, клянусь Зевсом, даже перед самими собой тем, кого вы считаете специалистами в военном деле?
Да, — заметил Мелет, — потому что этого требуют общественный интерес и обычай (выделено автором).
В таком случае, — продолжил Сократ, — не кажется ли тебе странным, еще вот что: во всех действиях лучшие специалисты пользуются не только равноправием, но и предпочтением, а я за то, что меня считают некоторые специалистом в таком полезном для людей искусстве, как воспитание, подвергаюсь с твоей стороны преследованием в уголовном преступлении?» [20]
С нашей точки зрения, приговором Сократу стало именно заявление Мелета о том, что общественный интерес однозначно требует того, чтобы Сократ прекратил специализироваться на воспитании афинского юношества, так как эта внешне безобидная сама по себе специализация на воспитании будущих управленцев, на самом деле не только не подрывала веру в то, что передавать ценные управленческие навыки и знания могли все остальные афинские граждане, но и объективно создавала вокруг Сократа узкую группу такой молодежи, которая в дальнейшем могла бы начать претендовать на монополизацию власти, мотивируя это тем, что именно они обладают определенным божественным даром, определенными глубоко специальными навыками и потому являются по сути прослойкой «избранных», протоядром новой будущей социальной страты правящей аристократии. А о том, что это уже начинало воплощаться в жизнь, свидетельствуют сразу два донесенных до нас высказывания, принадлежащих Ксенофонту и Сократу.
Таким образом, мы ясно видим, что благодаря многим десятилетиям философствованиям на темы, актуальные для своего времени, Сократ со своими антидемократическими взглядами, на самом деле стал неким центром создания той группы молодежи, что уже явно осознавала, что именно общение с этим человеком позволит войти им в тот некий элитарный круг, который более чем рьяно рвался к управлению государством. И не считать это опасным афинское общество не могло, после почти трех столетий борьбы с тиранией оно просто не могло позволить себе такую политическую близорукость.
Кроме того, нет никаких оснований считать и то, что опасность такого вот противопоставления себя господствующей идеологии демоса не осознавалась и самим Сократом. Так, всего за сутки до начала судебного процесса, общаясь со своим старым знакомым Евтифроном, высмеивая подавшего на него жалобу Мелета как длинноволосого, жидкобородого и курносого афинянина из дема Питфа, Сократ тем не менее относится к самому обвинению очень серьезно и говорит следующее: «Милый Евтифрон, то, что они (афиняне) высмеивают меня — это пустяк. Афинян, как мне кажется, не слишком задевает, если кто–либо считается сильным в философии, лишь бы он не был способен передать свою мудрость другим. Но вот когда они думают, что кто–то делает и других подобным себе, они приходят в ярость — либо из зависти, либо по какой–то иной причине… Коли они начинают дело всерьез, то совсем не ясно, чем это может кончиться, — разве это только видно вам, прорицателям» [21].
Таким образом, очевидно, что сам Сократ прекрасно понимал всю идеологическую значимость своей деятельности, связанной с воспитанием афинского юношества и подготовкой его к управлению государством, отдавал отчет в том, что для расшатывания того государственного строя, который он считал неудачным и который критиковал, наиболее правильной была стратегия нанесения удара опосредованного, нанесения удара по мировоззрению именно того юношества, которое в дальнейшем должно было сменить радикальных демократов более взрослого поколения. Удара, который становился особенно опасным оттого, что Сократ не брал за свое общение никаких денег, и потому его взгляды легко проникали в среду молодежи из той небогатой среды, откуда собственно и происходил правящий афинский демос.
Так, Сократ снабжал юных политических честолюбцев из среды аристократов и богачей тем самым идеологическим оружием, с которым они в дальнейшем вели борьбу за ниспровержение афинской демократии, и даже дважды добивались устанавления режима тирании. Абстрактная этика Сократа объективно являлась мощным средством противодействия господствующему в Афинах демократическому строю, критикуя необразованный и небогатый демос, на антитезе Сократ по сути утверждал идеологию того класса богатых афинских собственников.
И то обстоятельство, что сам Сократ, будучи бедным, к этому классу не только не относился, но и даже не стремился к нему относиться, и по сути защищал идеологию чуждого себе социального слоя, могло только оттянуть, но не отменить принципиальный конфликт Сократа с политическим гегемоном- афинским демосом. Каждая власть обладает стремлением к самосохранению, и потому