не было выборного руководства, и парткомы в полном составе состояли из кооптированных членов. Кооптация поощряла партийных работников культивировать личные связи для того, чтобы «упрочить свое положение».: #c_297 Не будучи зависимыми от избирателей, обладая авторитетом и влиянием, чтобы нанимать на работу и увольнять по своему усмотрению, они превратились в «князьков». А. И. Угаров, бывший секретарь Ленинградского горкома ВКП(б), заявил, что горком «заблокирован» контрреволюционерами, сторонниками Зиновьева и «правых уклонистов». Партийная организация окостенела, стала бесчувственной и самодовольной. Вместо честных прямолинейных отношений стали получать распространение «элементы парадности, шумихи, хвастовства, возвеличения руководителей, подхалимства». Угаров рассказал, что после выступления секретаря парткома на последнем собрании, где присутствовали тысячи рабочих, в местной газете появились хвалебные отзывы: «Рабочий класс с большой любовью слушал доклад секретаря парткома». Угаров заметил с отвращением: «Это уже элемент фальши, грубо искажающий отношение нашей партии к рабочему классу».: #c_298 Эйхе, Косиор и Угаров — все трое выступали за привлечение к активной деятельности рядовых коммунистов и разрушение «семейственности», которая мешала выявлению и уничтожению бывших оппозиционеров или «врагов». Тем не менее, будучи секретарями областных или городских комитетов партии, они сами были частью системы, которую критиковали. Как облеченные властью руководители они так же имели свое окружение, и их утверждения о демократии звучали довольно странно. Неужели они мобилизовывали рядовых членов партии против самих себя? В течение следующих двух лет они стали жертвами своих собственных высказываний, были арестованы и расстреляны органами НКВД.
Основой принятой пленумом резолюции стала речь Жданова, целью новой политики партии была отмена кооптации, ликвидация семейственности и восстановление демократической процедуры выборов — тайное голосование по отдельным кандидатам вместо открытого голосования по списку, — а также обеспечение неограниченного «права на критику», К 20 мая выборы должны были быть проведены на каждом уровне, начиная с первичной парторганизации до республиканских центральных комитетов. Сроки выборов парторганов должны были строго соблюдаться. Необходимо было категорически осудить и воспретить практику подмены общих партийных собраний цеховыми собраниями.: #c_299 В целом эти постановления должны были укрепить партию и воссоединить ее руководство с массами. Выступавшие не видели никакого противоречия между уничтожением врагов и оказанием поддержки рядовым членам. Фактически обе эти установки были частью одной цели: перестройка и объединение партии.
Начавшиеся в мае 1935 проверка и обмен партийных билетов, воспринимались делегатами пленума как деятельность, частично связанная с изменением приоритетов в направлении демократии. Результаты проверок были источником постоянных разногласий. В центральном руководстве партии были недовольны тем, что партийные комитеты увольняли простых рабочих за незначительные проступки и в то же время позволяли ускользнуть явным врагам народа. Ежов и Сталин выразили свое недовольство областными руководителями на пленумах ЦК в июне и в декабре 1936 года. В сентябре представители Московского горкома партии персонально упрекали районных партийных организаторов за беспорядочное ведение учета, дезорганизацию и бездеятельность. Раздраженность городских руководителей деятельностью районных парторганизаторов была прямой реакцией на недовольство Москвы ими самими.
Эйхе и первый заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Я. А. Яковлев снова подняли этот вопрос на февральско-мартовском пленуме. Эйхе утверждал, что большое число людей, исключенных из партии в Сибири, «не являлись врагами, а были верны партии и советской власти». Беспокойство вызывал тот факт, что количество исключенных из ВКП(б) в его регионе было вдвое больше, чем число вновь принятых: начиная с 1926 года 93 тыс. человек были исключены, в партии оставалось 43 тыс. членов. Я. Б. Гамарник — заместитель председателя Реввоенсовета СССР и первый заместитель наркома по военным и морским делам СССР удивленно спросил: «Сколько?». Эйхе ответил: «Девяносто три тысячи человек». «Ого!» — воскликнул Гамарник. Эйхе с полным основанием опасался, что многие люди, не одобрявшие массовое исключение из партии, будут голосовать против партийных кандидатов на предстоящих выборах в советы.: #c_300
Яковлев также был обеспокоен тем, как областные и городские руководители будут проводить чистку. Как председатель Комиссии партийного контроля он получал тысячи жалоб и обращений от исключенных с просьбой о восстановлении в партии. Он отметил особенно вопиющее поведение Н.С. Хрущева, первого секретаря Московского городского и областного комитета партии. Количество исключенных из партии на крупнейших Московских оборонных заводах было шокирующим: на заводе «Калибр» были исключены 110 из 198 членов и кандидатов в члены партии; на заводе «Спецавтомашина» — 53 человека из 56! Комиссия партийного контроля проверила 155 дел на трех заводах: в подавляющем большинстве случаев партийные организации исключили рабочих, имевших длительный трудовой стаж и отличные производственные показатели. Например, токарь завода «Калибр», бывший премированным стахановцем, политкомиссаром Красной армии и представителем местной профсоюзной организации был исключен из партии за «политическую неграмотность». Яковлев был в ярости. «В чем же дело? Почему он исключен?» — спросил он. Ему ответили, что исключенный «пропустил несколько занятий кружка». Работница завода «Калибр», имевшая большой трудовой стаж, возглавляла женскую бригаду, работавшая в профкоме, в детском саду, по своей инициативе сама проводившая читку газет была исключена из партии «как балласт». Она подала апелляцию, но не получив ответа, попросила партком позволить ей заниматься общественной работой в партии. Ей отказали, объяснив, что было бы опасно доверять ответственные задания не члену партии. Внимательно выслушав рассказ Яковлева, Сталин выпалил: «Это безобразие». Рабочих исключали за пассивность, политическую неграмотность и неуплату членских взносов. Яковлев наставлял: «…бубновый туз на спину приклеили» под графой «пассивности». Он резко критиковал Хрущева и Московскую партийную организацию за игнорирование троцкистов, действительных врагов, и исключение рабочих. Кроме того, в заводских парткомах Москвы с 1933 года не проводились выборы. Продиктованная личными интересами формулировка: «по инициативе Никиты Сергеевича Хрущева» предшествовала каждому постановлению и резолюции партбюро. Яковлев обвинял Московский горком партии в «самовосхвалении», в то время как троцкисты, занимающие руководящие должности, подрывают производство.: #c_301
Сталин также высмеивал партийных руководителей за плохо проведенную чистку. Он отметил, что 10 тыс. членов партии были исключены за «пассивность». Такая линия поведения «дает зацепку троцкистам, врагам нашим, дает им резерв, дает им армию». Сталин подготовил и представил в цифрах картину той опасности, которую являли собой оставшиеся враги. Он подсчитал, что из 30 тыс. бывших оппозиционеров 18 тыс. троцкистов и зиновьевцев уже арестовано, 12 тыс. оставалось на свободе.[38 — Сталин получил эти цифры следующим образом: в 1927 году состоялось открытое обсуждение, «настоящий референдум» по вопросам, поднятым объединенной оппозицией. За него проголосовали 730 тыс. из 854 тыс. членов партии. Из этого количества людей, по подсчетам Сталина, 4 тыс. голосовали за троцкистов и 2 тыс. 600 воздержались. В итоге 6 тыс. 600 человек одобрили программу троцкистов. Прибавив 11 тыс. человек из числа тех, кто не участвовал в выборах, он подсчитал, что максимальное количество троцкистов составляло 18 тыс. человек. Затем Сталин добавил еще 10 тыс., поддерживавших Зиновьева, и еще 2 тыс. «шептунов» — людей, сеявших сомнения, и правых уклонистов, что, в сумме составило 30 тыс. «антипартийных кадров».] Не все они были врагами; многие отказались от своих прошлых взглядов, и небольшое число людей уже вышло из рядов партии. «…Для того чтобы напакостить и нагадить, — предостерег Сталин, — для этого не требуется много сил». Сталин подсчитал, что с июня 1935 года количество потенциальных оппозиционеров, которых тогда насчитывалось 12 тыс. человек, значительно возросло. По его расчетам партия должна была бы исключить 600 бывших троцкистов и зиновьевцев. Несомненно, Сталин уделял особое внимание цифрам. Его новая оценка показала, что в период между июнем 1936 года и февралем 1937 года масштаб угрозы значительно вырос. За это время количество уволенных из партии людей также значительно увеличилось. Как подсчитал Сталин, теперь их общее количество составляло 300 тыс., т. е. на 100 тыс. человек больше, чем сообщил Ежов на пленуме в июне 1936 года. «Мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, — сказал Сталин. — Все эти безобразия, которые вы допустили, — все это вода на мельницу наших врагов».: #c_302 Проверка проводилась плохо: вместо того чтобы нацелиться на конкретных «троцкистов», она затронула более широкую группу «простых людей». И Сталин, и Яковлев подчеркивали, что «политически безграмотные» рабочие, нерегулярно платившие членские взносы или не посещавшие занятия в кружках, никогда не являлись целью чистки. Член партии был обязан принять программу партии, платить взносы и участвовать в деятельности партии. Не от каждого члена партии требовалось, чтобы он был марксистом или знатоком сложной политической теории. Сталин пошутил: «Я не знаю, многие ли члены ЦК усвоили марксизм».: #c_303
Сталин красноречиво представил новое понимание троцкизма, которое сложилось во время судебных процессов в Кемерово и Москве. Троцкизм не был альтернативным путем к социализму или «политическим течением среди рабочего класса», как «семь или восемь лет назад». Троцкисты являлись беспринципной бандой «вредителей, шпионов диверсантов, и убийц», действовавших по заданию разведывательных служб буржуазных государств» с целью восстановления капитализма. Они прикрывались «партбилетами в карманах».: #c_304 Подтекст был простым: Советскому Союзу угрожал фашизм, и страна не могла допустить внутренней борьбы за власть.: #c_305 Любой, кто рассматривал возможную альтернативу сталинскому руководству, кто выслушивал в частном порядке антигосударственные высказывания и не сообщал об этом в компетентные органы, фактически помогал внешним врагам. Сталин разъяснял, что наибольшую преданность член партии должен выказывать партии, которая для коммуниста важнее, чем семья и друзья, и требовал от членов партии докладывать о своих сомнениях и не держать их в секрете.[39 — См. рассказ Сталина о Ломинадзе, секретаре Магнитогорского горкома ВКП(б). Хотя Орджоникидзе выслушал сомнения Ломинадзе о проводимой партией политике, он отказался сообщить о нем в Центральный Комитет. Позже Орджоникидзе перешел в другую крайность и хотел застрелить его. Сталин считал, что его не надо расстреливать, арестовывать или даже исключать из партии, достаточно освободить Ломинадзе от обязанностей члена ЦК. Об этом см.: Материалы февральско-мартовского пленума // Вопросы истории. 1995. № 11-12. С. 16-17; Getty J. A., Naumov О. The Road to Terror. P. 218. Ломинадзе покончил жизнь самоубийством в 1935 году.] Высказывания Сталина о «тотальной честности», призывы к бдительности способствовали созданию культовой, почти религиозной, атмосферы в партии. Вскоре даже сомнение, о котором не было сообщено соответствующим органам, становилось доказательством причастности к террористам.
К тому же речь Сталина на пленуме, как и речь Молотова, содержала неоднозначный посыл. С одной стороны он настаивал на бдительности, а с другой стороны, рекомендовал проявлять сдержанность. Не каждый член партии, бывший в прошлом в оппозиции, являлся врагом. «Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, — предупреждал он, — хорошие работники, которые случайно
