что означало оплату профсоюзами больничных листов, но не влекло за собой политических последствий. В ряде профсоюзов уровень производственного травматизма снижался по мере того, как росло количество бытовых травм.: #c_372[50 — Дональд Фильтцер отмечает, что профсоюзы вступили в сговор с руководством предприятий, преуменьшая значение травматизма в послевоенный период. См.: Soviet Workers and Late Stalinism. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 203-213.]

Сталин и его сторонники в ВЦСПС и в ВКП(б) не считали, что кампания за демократию находится в противоречии с политикой репрессий в отношении бывших оппозиционеров. Они представляли рабочую демократию в ограниченных пределах, придавая особое значение контролю рабочих над потребительскими услугами, гражданской активности и широкому народному участию. Рабочим разрешалось — и это даже поощрялось — критиковать хозяйственников и руководителей, открыто выступать против злоупотребления властью, коррупции, плохих условий труда и жизни. От них настоятельно требовали публиковать свои обвинения в заводских стенгазетах, писать письма в газеты, а также руководителям государства и партии. Однако все имело свои пределы, демократия была ограниченной: критика не должна была выходить за четко очерченные границы. Например, на заводе им. Жданова во время обсуждения кампании за профсоюзную демократию четверо рабочих корпусного цеха вышли за дозволенные сверху пределы критики. Рабочий Черностин, упрямо возражая против новой кампании, возмущенно спрашивал: «Зачем нам эти рабочие собрания? Они ничего нам не дают». Его товарищ по цеху Деев заявил, что выборы и собрания фабкомов должны проводиться без участия членов партии. А Куликов и Малов, отметая призывы к бдительности и считая разговоры об этом чепухой, твердо заявили: «Среди рабочего класса нет врагов народа, искать их здесь — только тратить время и силы». Если коммунисты в правящих кругах хотят перерезать друг другу глотки, говорили между собой рабочие, пусть так и делают. Но они должны оставить рабочих в покое. Подобные разговоры считались «речами врагов». Нельзя было предполагать, что новая кампания является нецелесообразной, что проводить рабочие собрания желательно без участия коммунистов или, что охота на «врагов народа» не имеет смысла. Информаторы аккуратно записывали подобные высказывания и приводили в своих отчетах в ВЦСПС с указанием имен, цехов и предприятий.: #c_373

Несомненно, рабочие возлагали большие надежды на кампанию и на выборы. Но даже проголосовав против руководителей, которых считали разложившимися и некомпетентными, они не выдвинули на их место более честных и способных лидеров. Вновь избранные руководители Союзов рабочих стекольной, нефтеперегонной, угольной и сланцевой промышленности действовали точно так же, как предыдущие, назначенные руководители. Хотя вероятность того, что они связаны областной или районной семейственностью, была гораздо меньше, они в равной степени были склонны к пьянству, воровству и разложению. Многие из них были малограмотны. Повсеместная нехватка компетентных руководителей была фактически основной причиной широкого распространения кооптации. Партия оказалась связанной по рукам и ногам: в то время как она с конца 1920-х годов стремилась избавиться от окопавшихся в партийных рядах нежелательных элементов, люди, заменившие их, часто были плохо приспособлены к роли, которую им предложило партийное руководство.

Выборы так просто не могли обеспечить замену старых руководителей новыми, они инициировали продолжительную борьбу внутри профсоюзов. Старые руководители упорно боролись за сохранение своих постов и до некоторой степени преуспели в этом, особенно на высшем уровне. Вдобавок профсоюзы были дестабилизированы арестами в местных и областных партийных организациях, а также в своих отраслях промышленности. Чем больше людей попадало в тюрьму, тем сильнее профсоюзные руководители вовлекались в порочную и ужасную грызню. Новое руководство нападало на старое, и каждая из сторон яростно пыталась докопаться до кого-нибудь, чтобы обвинить в производственных трудностях. Все большее число профсоюзов вовлекалось в эту кампанию. В конечном счете, каждая из сторон использовала ее в своих интересах. Несмотря на то, что в результате стали обращать хоть какое-то внимание на условия труда и жизни рабочих, новые руководители не имели ни желания, ни возможности осуществлять реальные демократические реформы.

В конечном счете, с 1927 по 1937 годы роль профсоюзов существенно не изменилась. Рабочие не могли использовать кампанию за демократию для превращения профсоюзов в истинных защитников своих интересов. Альтернативные выборы на основе тайного голосования мало что значили, если избранные представители не имели власти, чтобы добиться реальных преимуществ для своих избирателей. Представители профсоюзов, независимо от того, насколько они были честны и действенны, были неспособны ставить под сомнение ставки заработной платы, инвестиционную политику или производственные нормы. Единственным доступным языком для рабочих, хозяйственников и профсоюзных работников для выражения и защиты своих интересов были, провозглашенные Ждановым на пленуме ЦК ВКП(б) и растиражированные в ВЦСПС с подачи Шверника фразы: «вредительство», «ослабление связей с массами», «нарушение демократии», «самонадеянность», «подхалимство», «отсутствие бдительности» и «подавление критики снизу». Это был язык террора, и поскольку это был единственный официально разрешенный способ выражения, он получил широкое распространение. Этот язык мало помогал в решении реальных проблем, порожденных ускоряющей темпы индустриализацией. Несчастные случаи на производстве, неудовлетворительное распределение продуктов, плохое качество жилья, отставание строительства, задолженности по заработной плате и низкая производительность труда были объявлены результатом умышленного «вредительства». В этом смысле террор и демократия были двумя сторонами одной медали: демократия дала рабочим возможность избирать новых руководителей, террор позволял устранять старых, но не решали базисных, структурных проблем страны.

ГЛАВА 5.

ЖЕРТВЫ И ПРЕСТУПНИКИ

Здесь людей буквально выкидывают за борт.

Из выступления Н. В. Ворониной — заведующей Бюро жалоб при ВЦСПС на дискуссии по поводу чистки в Союзе рабочих железных дорог. 1938 г.

Разбросанность, безответственность и такая расшатанность создали нам такой расшатанный авторитет. Из-за этого у нас и внутренние взаимоотношения плохие. У нас в системе профсоюзов друг друга обидеть крепким словом — это раз плюнуть….Мы расшатаны вне и не закреплены внутри с точки зрения уважения друг к другу и взаимопонимания. Это продукт собственных отношений, которые мы сами по своей вине создали.

Из речи С. О. Котляр — председателя Союза работников госучреждений. 1937 г.

Кампания за профсоюзную демократию была с самого начала связана с репрессиями по отношению к бывшим оппортунистам. Выборы в профсоюзах сопровождались широкомасштабными арестами руководителей профсоюзов и ВЦСПС и превратились в жестокую борьбу, породившую поток предательств и открытых обвинений. ВЦСПС, стремясь доказать свою преданность, начал собственные расследования, которые привлекли внимание партии и органов НКВД, что в результате привело к многочисленным арестам. Рабочие и профсоюзные работники быстро обнаружили, что выражения «враг народа» и «вредитель» имеют магическую силу и гарантируют привлечение внимания к самым запущенным проблемам. В такой атмосфере по мере того как люди, обвиняя друг друга, прибегали к этой лексике надежды рабочих на улучшение условий труда и жизни, преодоление коррупции тонули в пучине надвигающегося хаоса. В череде обвинений и арестов преступники отправляли своих жертв в лагеря только для того, чтобы затем самим стать жертвами новых преступников и испытать ту же участь.

Историки долго пытались распутать клубок событий, в которые было втянуто и затем уничтожено такое большое количество людей. Было ли активное участие ВЦСПС и профсоюзов в репрессиях их самостоятельной позицией, или они просто выполняли приказы сверху? Каковы были взаимоотношения между партией, НКВД, ВЦСПС и профсоюзами? Какую роль сыграли персональные обвинения? В этой главе прослеживается осуществление политики террора по отношению к ВЦСПС и в профсоюзах. Начиная с первой целенаправленной чистки оппозиционеров до всеобщих взаимных обвинений, представлена динамика организационного развития профсоюзов и поведение людей, которое способствовало распространению репрессий в профсоюзном движении.

Первые аресты

Первые аресты в профсоюзах были связаны с нападками на бывших левых оппозиционеров и августовским процессом «объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Профсоюзные руководители, когда-то бывшие активными оппозиционерами, были исключены из партии и арестованы. В Ростове трое членов руководства Союза почтовых работников: Кукуевский, Иванов и Бабуркин были разоблачены как троцкисты, исключены из партии и уволены со своих профсоюзных должностей. Расследование дела Кукуевского затронуло руководителей, рекомендовавших его в партию и назначивших его на должность в профсоюзе. Эти аресты позволили раскрыть «гнездо троцкистов», в которое входили директор Центрального телеграфа Ростова и члены Азово-Черноморского областного комитета партии. Секретарь Союза почтовых работников заменил Кукуевского другим руководителем — Пивановым, которого также быстро «разоблачили» как троцкиста.: #c_376 Впоследствии такая схема «разоблачений» и арестов повторялась по всей стране многократно. Кукуевский сыграл роль ступицы в колесе со спицами. При приеме кандидата в члены партии должен был рекомендовать член партии — благодаря этой практике каждый член партии должен был быть обязанным по крайней мере одному наставнику. Аналогичным образом кооптация означала, что многие назначаемые руководители были связаны узами «семейственности» с каким-либо покровителем, занимавшим видную должность. Соответственно, любое расследование неизбежно выводило на многочисленные «спицы» — покровителей, становившихся следующими жертвами. Например, председатель Союза рабочих консервных заводов в Ростове попал в незавидное положение за то, что выдвигал в члены партии кандидатуру профсоюзного работника, который впоследствии был разоблачен как троцкист. В газете «Труд» — главном печатном органе профсоюзов Центральный комитет профсоюза был всенародно предупрежден о том, что рекомендация или выдвижение лица, которое впоследствии может оказаться троцкистом будут истолкованы как «преступное» действие. Таким образом, в категорию «врагов» немедленно попали сотни, если не тысячи членов партии, которые написали рекомендации или способствовали чьему-то продвижению.: #c_377

Первая большая волна арестов накрыла профсоюзы осенью 1936 года. Секретариат ВЦСПС регулярно проводил заседания, на которых рассматривались просьбы руководителей профсоюзов и утверждались решения ЦК профсоюзов по сотрудникам. В течение лета они занимались скучной однообразной работой: рассмотрением заявлений профсоюзных руководителей о выдаче больничных листов, средств и путевок в дома отдыха для поправки здоровья жен. В октябре рутинная работа оказалась убийственной. Секретариат начал одобрение и оформление увольнений исключенных из партии профсоюзных руководителей. В. А. Дорохов — председатель ЦК Союза рабочих леса и сплава Центральных и Южных районов был исключен из партии за участие в троцкистской оппозиции в 1923 году. В обвинении говорилось, что в течение тринадцати лет он скрывал свою активность в оппозиционной деятельности, но сейчас «разоблачен». По решению пленума ЦК Союза рабочих леса и сплава Центральных и Южных районов он был выведен из состава пленума и президиума ЦК Союза. Секретариат ВЦСПС одобрил это увольнение. В ноябре и декабре секретариат подтвердил увольнения еще нескольких профсоюзных работников, также исключенных из партии за принадлежность к троцкистам. Среди них были руководители ЦК Союза рабочих нефтеперегонной промышленности Восточных районов, ЦК союза рабочих металлических изделий, ЦК Союза рабочих каменноугольной промышленности Востока.: #c_378 За троцкизм были арестованы председатель ЦК Союза рабочих коксохимической промышленности Гильбург и Жариков — помощник первого секретаря ВЦСПС Шверника, помогавшие партии в проверке ВЦСПС в 1935 году.: #c_379

В ВЦСПС шли аресты и бывших правых. К декабрю 1936 года органы