им. Козицкого в Ленинграде сказал своим товарищам по работе: «Все их разговоры на собраниях — это пускание пыли в глаза. А потом они пишут в газетах о нашем активном участии». На машиностроительном заводе «Красное Сормово» в Нижегородской области член партии гневно выговаривал профсоюзному активисту ищущему поддержку среди рабочих: «Это ваш закон, ваша власть — вы делаете все, что хотите».{134} Голод, хаос, падение уровня зарплаты, страдания рабочих и крестьян — все это оказывало чудовищное давление на рядовых коммунистов. Для многих из них становилось невозможным оправдать политику которая была причиной таких трудностей. Колебания и разочарование рядовых членов партии не могли не влиять на настроения партийных руководителей. В 1932 году зарождавшееся недовольство переросло в острую критику политики Сталина в области промышленности и сельского хозяйства.
Обломки оппозиции
В 1920-е годы внутри партии сложились многочисленные группировки, отражающие существование в партийном руководстве различных подходов к определению внешне- и внутриполитического курса, экономики, профсоюзов, культуры, права и семейных отношений. Обсуждение любого вопроса сразу вызывало горячую полемику. Члены партии объединялись в группы, перегруппировывались внутри временных блоков, гибко приспосабливаясь к изменениям партийной политики.{135} В то же время более глубокие противоречия, вызывающие разногласия по вопросам основного курса и власти, раздирали партию на части. В 1923 году многие члены партии примкнули к Троцкому, который критиковал бюрократизацию государственного аппарата и эрозию партийной демократии.{136} В 1925 году аналогичные взгляды высказывали лидеры партии Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев — в ответ на усиление личной власти Сталина. В 1926 году Троцкий присоединился к «объединенной оппозиции» Зиновьева и Каменева, которая нашла широкую поддержку на предприятиях, среди студентов, и особенно в Ленинграде, где позиции Зиновьева были особенно сильными. Но в 1927 году Сталин и его сторонники взяли верх в руководстве ВКП(б). Троцкий был исключен из партии и в итоге выслан за границу Зиновьев и Каменев лишились своих постов. Их сторонники хранили молчание. Одни смирились, другие были высланы из страны или отправлены в ссылку.
В 1929 году с принятием первого пятилетнего плана многие из тех, кто ранее поддерживал Троцкого, отреклись от него, заявив о поддержке курса правящего партийного большинства. Ими двигало страстное желание работать в промышленности, где они получили видные должности. В то же время партийных лидеров — Бухарина, Рыкова и Томского, не согласных с новой политикой партии, в частности, с конфискациями зерна и коллективизацией, считали «правыми уклонистами», и принудили их публично отказаться от своего мнения. Председателя ВЦСПС Томского уволили и провели тщательную чистку среди его сторонников. Многие из этих «правых» нашли работу в Народном комиссариате труда, возвратились в ряды профсоюзов, а затем, когда в 1933 году НКТ был ликвидирован, и в ВЦСПС.
В 1932 году оживились мелкие оппозиционные группы «левых» и «правых». Некоторые бывшие «левые», занявшие ведущие посты в промышленности, встречались с Троцким и его сыном в Берлине. Представитель «правых» М. Н. Рютин, исключенный из партии в 1930 году, организовал тайную оппозиционную группу в знак протеста против политики Сталина и методов его руководства. Многочисленные копии его 194-х страничного манифеста, известного как «платформа Рютина», распространялись среди членов партии в различных городах страны. Группа Рютина была изгнана из партии, ее члены арестованы. «Платформа Рютина» привела в ужас сталинское руководство и сыграла значительную роль в последующих обвинениях против партийных лидеров. Другие члены партии правого и левого толка, включая Томского, Рыкова, В. В. Шмидта и И. Н. Смирнова, были понижены в должности, подвергнуты порицанию, изгнаны из рядов партии или арестованы. Однако на видных постах в профсоюзах, промышленности, органах управления экономикой и прочих государственных учреждениях бывшие оппозиционеры все еще удерживали свои позиции. В январе 1933 года на пленуме Центрального Комитета ВКП(б) один из делегатов отметил, что в партийных и государственных организациях полно критики и недовольства. «Если вы хотите услышать отвратительные анекдоты о работе партии, — сказал он, — посидите в столовой Совета Народных Комиссаров».{137}
Из всех этих групп только троцкисты сформировали среди рабочих базу поддержки. При всем этом они отдалялись от молодых активных рабочих. Хотя они и разделяли недовольство последних, но были шокированы антисоветскими, даже антисоциалистическими, взглядами новых выходцев из крестьянского сословия. Испугавшись иметь дело с такими людьми, троцкисты все больше изолировались от своей потенциальной базы.{138} К 1934 году не осталось ни правой, ни левой активной и организованной оппозиции политике Сталина. Бывшие оппозиционеры продолжали обмениваться информацией, поддерживать контакты, делиться сомнениями. Некоторые из них заняли высокие посты, другие остались работать на заводах. Это было небольшое количество искушенных политикой товарищей, имевших сложное прошлое, хорошую память и глубокую сдержанность по отношению к Сталину и его политике.
В 1934 году партия преодолела социальный и экономический кризис и обеспечила надежную базу для дальнейшего развития. Этот успех был свидетельством глубокой приверженности рабочего класса великим идеалам социализма. Информаторы сообщали о повсеместном проявлении недовольства и горечи, но нигде в архивах не было найдено их отчетов, в которых бы говорилось, что рабочие надеются вернуть к власти знать и капиталистов. Но победа партии досталась стране высокой ценой. Поставленные первым пятилетним планом цели — снижение цен и повышение уровня оплаты труда — основывались на далеких от реальности производственных планах, реализация этих спровоцировала дестабилизацию в обществе и вызвала яростное сопротивление коллективизации. Хотя в 1934 году экономика начала стабилизироваться, рабочие все более критично воспринимали лозунги индустриализации, которая доставалась им слишком дорогой ценой. Рабочие — члены партии и профсоюзные активисты — не одобряли линию партии. Вынужденные выбирать между рабочим классом и политикой партии, многие из них испытывали кризис доверия. Как могли они одобрять коллективные договоры, которые не давали никаких преимуществ рабочим, а займы уменьшали их скудные зарплаты? Даже убежденных поборников социализма ужасала настойчивая и лживая демонстрация партией массовой поддержки рабочих. Профсоюзные завкомы, которые когда-то действенно и энергично отстаивали интересы рабочих, теперь занимались только тем, что принимали в профсоюз новых членов, организовывали собрания с заранее утвержденными повестками дня и ожидаемым результатом.
Партийные лидеры были осведомлены о глубоком недовольстве в рабочей среде. Официальные представители и информаторы (добровольные и состоявшие на службе), а также профсоюзные и партийные активисты регулярно проводили обследование настроений рабочих по различным вопросам.[14] Одни отчеты не содержали персональных сведений и служили в основном для информирования партийного руководства об отношении рабочих к новой политике. Однако в других случаях информаторы заботливо указывали имена рабочих, выражавших свое мнение, род занятий, цех, в котором они работали, и завод. Так называемые антисоветские высказывания служили поводом для изучения прошлого рабочего, что иногда вело к потере работы, исключению из профсоюзов, лишению жилья и даже аресту.[15] В начале 1930-х годов рабочие говорили довольно открыто, но, несомненно, они становились более осторожными, поскольку знали, какие последствия могут их ждать. Не имевшие паспортов или те, у кого было сомнительное прошлое, находились в особой опасности. Безусловно, они молчали из чувства страха.
На местах рабочие-партийцы и профсоюзные активисты переживали мучительные для них сомнения в правильности политики партии, они отдалялись от более привилегированного, лучше оплачиваемого и обеспеченного руководства. Бывшие оппозиционеры, занимавшие руководящие посты, недовольно роптали, однако они не имели поддержки в рабочей среде. Все еще работавшие на предприятиях бывшие оппозиционеры критиковали политику партии, однако их пугали антисоветские настроения выходцев из деревни и других рабочих, они не предлагали рабочим организованной альтернативы сталинской политике. Руководители партии, озабоченные реализацией планов индустриализации и недовольством рабочих, осознавали, что поддержка партийного курса со стороны рабочего класса ослабляется, а в рядах партии растут сомнения, распространяются, пока еще скрываемые и глухие, критические настроения. Хотя рабочие широко поддерживали социализм, партийное руководство не было уверено в этой поддержке. Партия с трудом пережила бурную социальную и экономическую трансформацию. В ВКП(б) — как в руководстве, так и среди рядовых членов — было много скептиков. Ее социальная основа была разрушена. И что важнее всего — напряженность и трудности в промышленности все еще не были преодолены.
От рабочих поступало большое количество жалоб, но они не удовлетворялись.
Михаил Александрович Панин горняк шахты Донецкого рудоуправления с двадцатидевятилетним стажем работы, доброволец Красной армии в 1933 году в разгар голода описал свое положение в письме в Народный комиссариат труда. Он рассказал, что рабочие не получали зарплату более двух месяцев, и что это было обычным явлением для руководства, которое искусственно создавало голод. Продовольственный паек был сокращен, и за последний месяц многие семьи не получили ничего, кроме хлеба. Несмотря на многочисленные предложения горняков руководству просеивать муку, хлеб был с мякиной. Шахтеры начали пухнуть от голода. Двенадцать его товарищей, шахтеров, лежали в больнице. Лошади, слишком оголодавшие, чтобы тащить нагруженные вагоны, пали на ходу. Откатка угля в самых глубоких отсеках шахты прекратилась, в результате сократилось производство. Доведенные до отчаянного положения шахтеры, изрубили и съели мертвых лошадей. Панин спрашивал: «Неужели мы, рабочие, добивались того, чтобы влачить такое существование и растаскивать падаль, выброшенную из рудничных конюшен, которая была тоже ни чем иным как умышленной незаготовкой фуража»? Он писал: «Стало невтерпеж смотреть на всю проводимую узурпаторщину местными работниками. Я решил написать это заявление. Надеюсь, товарищи члены бюро, вы рассмотрите это заявление и пришлете людей проверить факты и вместе с ними ликвидируете ненормальности».{139}
Фото 1. Завод «Серп и молот», 1935 г. (по разрешению РГАКФД)
Фото 2. Завод «Серп и молот», 1935 г. (по разрешению РГАКФД)
Фото 3. Завод «Красный пролетарий», 1935 г. (по разрешению РГАКФД)
ГЛАВА 2. ОТ УБИЙСТВА К МАССОВОМУ ЗАГОВОРУ
Ужасна и чудовищна вина этих преступников и убийц, которые подняли руки против лидеров нашей партии, против товарищей Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева.
Из обвинительной речи А. Я. Вышинского, Генерального прокурора СССР на первом Московском судебном процессе{140}
Это событие (убийство С. М. Кирова) было роковым для страны и для партии.
Г. С. Люшков, руководящий сотрудник НКВД{141}
Вечером первого декабря 1934 года бывший сотрудник Института истории партии Леонид Николаев проник в здание Ленинградского горкома и обкома ВКП(б) и выстрелом в затылок убил С. М. Кирова, главу Ленинградского комитета партии. Киров, известный организатор и верный сторонник Сталина, в 1926 году был направлен в Ленинград, где возглавил Ленинградскую организацию ВКП(б), бывшую оплотом Г. Е. Зиновьева и левой оппозиции. Киров сменил сторонника левой оппозиции Г. Е. Евдокимова на посту первого секретаря Ленинградского комитета партии в феврале 1926 года. Позднее вместе с другими пятнадцатью подсудимыми Евдокимов был обвинен в причастности к убийству Кирова, признан виновным и расстрелян. Убийство этого политического деятеля до сих пор покрыто тайной и является предметом многочисленных теорий заговора. Некоторые доказывают, что
