— Нет». Она рассказала, что директор завода обещал выделить 180 коек для детей, но ни одной детской кроватки так и не нашлось. «Работницы говорят, что было постановление партии и правительства, чтобы мы рожали, чтобы построили учреждения, куда девать детей». Миллионы крестьян работали в городах и новых поселках, но жилищное строительство сильно отставало. «Работницы зачастую ночуют на заводе. Дома стоят на столбиках. Столбики подгнили. Хлопнешь дверью — дом качается». Рабочие были лишены законных компенсаций по страхованию, что было попыткой «сэкономить» фонды социального страхования, которые, в конце концов, никогда не тратились для этих целей. Воронина воскликнула: «Между тем у нас есть рабочие туберкулезные, нервно-расстроенные, люди, которые по пять лет ходят по разным комиссиям, не могут никуда поехать, чтобы поправить свое здоровье, а миллионы денег лежат мертвым капиталом. Это безобразное состояние». Критический накал выступления Ворониной стремительно нарастал. Старые рабочие, проработавшие на производстве более сорока лет, боялись уйти на пенсию с пособием в 75 рублей в месяц. Они потеряли трудоспособность, и хозяйственники считали их «накладными расходами». Однако они заслуживали лучшей участи. В цехах не было вентиляции, часто стояла жара более пятидесяти градусов. Воронина сокрушенно воскликнула: «О прохладительной вентиляции говорим уже пять лет, но никакого улучшения нет», — внезапно все участники пленума зааплодировали.{328}

Реакция на речь Ворониной показала, что профсоюзных руководителей все же тронул искренний призыв обратить внимание на интересы рабочих. Однако после аплодисментов посыпались вопросы: кто, как не профсоюзные работники и руководители ВЦСПС несут ответственность за отсутствие вентиляции? Например, Воронина сама была членом Президиума ВЦСПС — высшего профсоюзного органа. Она пожаловалась, что никто не подсказал ей, что делать. Она пыталась добиться приема у Шверника, Евреинова и других руководителей ВЦСПС, но «ни с одним секретарем не имела чести разговаривать». Только однажды, в 1931 году, она встретилась на своем заводе со Шверником. «Ежемесячно присылают протоколы, прочитаю и положу, — сказала она. — У меня их целая кипа. Что с ними делать?»{329} Стремление снять с себя ответственность и предстать наряду с рабочими жертвами других руководителей — эта тема постоянно звучала в выступлениях делегатов пленума. Многие повторяли слова Ворониной: «Никто не сказал нам, что делать». Делегаты пленума, многие из которых занимали руководящие должности в ЦК Союзов и в ВЦСПС, обрушились с яростной критикой на секретарей ВЦСПС. Порой казалось, что каждый делегат специально искал кого-то выше по чину, чтобы предъявить ему обвинения. Председатель ЦК Союза рабочих хлопчатобумажной промышленности Москвы и Ленинграда А. В. Артюхина обвинила Шверника, председателя ВЦСПС, его секретаря Евреинова и всех тринадцать членов Президиума (в составе которого была и Воронина) в неспособности обеспечить руководство центральных комитетов профсоюзов.[42] «У нас очень много вопросов больных, требующих немедленного решения», — воскликнула Артюхина. Бывший секретарь ВЦСПС В. И. Полонский был недавно смещен со своего поста. «Я не имею в виду его, — сказала она. — А как насчет оставшихся товарищей? С каким бы я вопросом не пришла к т. Евреинову, всегда получала один ответ: “Решай сама”». Она возмущенно спросила участников пленума: «Где тт. Аболин, Евреинов и другие секретари?» Артюхина отметила, что она представляет профсоюз рабочих, насчитывающих 350 тыс. членов и 42 штатных профработников. Повторяя жалобы Ворониной, она заявила: «Нам нужна помощь, а не бумаги». Она также была в ярости от декрета против абортов и нехватки детских учреждений: «Кто должен проверять в действии этот декрет? — Конечно, ВЦСПС».{330}

Председатель ЦК Союза рабочих обувной промышленности С. Л. Брегман также переложил вину с Президиума и Центральных комитетов на секретарей ВЦСПС. Он долго и нудно перечислял проблемы, существующие на местном уровне: «У нас нет помощи, нет проверки, нет контроля». Он так много жаловался на руководителей высшего звена, что кто-то раздраженно выкрикнул из зала: «Но вы же являетесь членом Президиума!» Брегман отказался признать свою ответственность и резко возразил: «Секретариат и Президиум напоминают плохо сыгранный оркестр без дирижера». Он избрал распространенную тактику: покорно признавать все неудач, чтобы обвинить в них своих собственных руководителей. Критикуя руководство ВЦСПС, он справедливо заметил: «Гораздо лучше сидеть в кабинете, давать указания, ограждаясь бумажными баррикадами». Особенно остро Брегман нападал на Евреинова — секретаря ВЦСПС. «Для секретарей большое событие, когда они бывают на предприятиях, — усмехнулся Брегман. — За два года т. Евреинов один раз выехал на Урал. Какое же здесь руководство?»{331} Пока Брегман старался показать себя отважным и открытым борцом против «бюрократов», его собственное положение в Президиуме ВЦСПС и председателя ЦК Союза рабочих обувной промышленности свело на нет героический порыв.

Некоторые делегаты, озадаченные и напуганные призывом к чистке бюрократов и одновременной охоте на врагов, всячески стремились отстраниться от своих бывших арестованных коллег. Радянский — председатель ЦК Союза рабочих свеклосовхозов совхозов сообщил, что секретарь ЦК Союза был арестован за принадлежность к троцкистам. Раньше он был исключен из партии за участие в левой оппозиции, но скрыл свое политическое прошлое от профсоюза. Узнав о его прошлой оппозиционной деятельности. Президиум ЦК Союза рабочих свеклосовхозов уволил его с работы и обратился в ВЦСПС с просьбой подтвердить это решение. После этого секретарь «сбежал в Москву» и обратился в Комиссию партийного контроля с ходатайством о восстановлении. Комиссия удовлетворила его просьбу и приказала ЦК Союза снова принять его на работу. Радянский настаивал на дальнейшем расследовании, но Евреинов ему отказал. В итоге Евреинов принял бывшего секретаря на работу, а затем тот был арестован «в стенах ВЦСПС». Эта история об увольнении, ходатайстве, аннулировании решения, восстановлении на работе и аресте была типичной. Радянский хотел заявить о себе как об обиженном участнике кампании, который многократно пытался обратить внимание ВЦСПС на врага. Его выступление в какой-то степени была попыткой защитить и себя самого, так как, будучи руководителем, он тесно работал с секретарем ЦК Союза. Радянский также озвучил дилемму, с которой пришлось столкнуться профсоюзным руководителям: человек, бывший на прошлой неделе коллегой, вчера стал врагом, сегодня восстановлен в правах как жертва, но завтра снова мог стать врагом. В конечном итоге, в процессе драматических изменений судеб НКВД являлся последним арбитром. Арест, являвшийся бесспорным доказательством вины, показывал, разделят ли в этой драме актеры второго плана судьбу врага. К моменту, когда коллега уже арестован, было слишком поздно демонстрировать «бдительность», обличая его. Таким образом, Радянский пытался переложить вину на ВЦСПС: «Я был бдительным, товарищи. Теперь это ваша вина».{332} Многие делегаты начали осознавать преимущество упреждающих открытых обвинений. В свою очередь, эта форма самозащиты обеспечивала органов НКВД большим количеством кандидатов для арестов.

В заключительном отчете пленума было сказано, что кооптация является главным недостатком профсоюзов, она подрывает демократию и создает рай для «врагов». В отчете отмечалось: «Сплошь и рядом работники подбирались в профорганы не по политическим и деловым качествам, а по принципу “личных связей”, удобств, сработанности, приятельских отношений». На крупном Московском машиностроительном заводе «Динамо» сменилось без выборов четыре председателя завкома. На Красноуральском медеплавильном заводе за два года путем кооптации сменилось шесть председателей завкомов. Многие ЦК профсоюзов не имели Президиума. Председатели и секретари единолично решали важные вопросы. Общие собрания членов профсоюзов собирались крайне редко и носили «формально-декларативный характер»: руководители произносили лозунги перед угрюмыми и скучающими членами. Исполнение решений собраний не контролировалось, зачастую эти решения не проводились в жизнь. В отчете был подвергнут критике Президиум ВЦСПС за «бюрократические методы» работы, «отсутствие инициативы» и слабое руководство центральными комитетами союзов, которые в свою очередь неумело руководили заводскими комитетами. Изобилие «бюрократических извращений, нарушение финансовой дисциплины, бесхозяйственное неправильное расходование государственных и профсоюзных фондов» делало заводские комитеты безучастными к условиям труда и жизни своих членов. Организационная структура нуждалась в серьезном реформировании сверху донизу. В заключение отчет призывал руководителей профсоюзов «разоблачать» бывших сторонников Томского, Шмидта и Угланова в профсоюзах и в более несуществующем Наркомате труда. Он призывал к созданию новых, перестроенных профсоюзов, очищенных от врагов, замене штатных, закостеневших на своих должностях работников. Секретариат и Президиум ВЦСПС были реорганизованы. Из всех секретарей остались только Шверник и Николаева; П. Г. Москатов, Е. Н. Егорова и Брегман заменили Аболина, Вейнберга и Евреинова.{333}

Устав профсоюзной демократии

Резолюции, принятые на VI пленуме, требовали, чтобы в профсоюзах была проведена реорганизация сверху донизу Новые выборы, основанные на тайном голосовании, должны были быть проведены во всех профсоюзных организациях, начиная с центральных и заканчивая фабричными комитетами. У членов Союзов появилось «неограниченное право отклонять и критиковать» отдельные кандидатуры. Голосование списком было запрещено. Пленум поручал провести выборы в заводских и цеховых комитетах в период с 1 июня по 15 июля, затем провести областные конференции и съезды союзов с выборами руководящих профорганов с 15 июля до 15 сентября. Кульминацией стал Всесоюзный съезд профсоюзов СССР 1 октября, на который были делегированы вновь избранные профсоюзные руководители. Каждый Союз ЦК и заводские комитеты должны были начать «критику и самокритику», активно вносить предложения и отчитываться перед своими членами перед выборами. Копии этих отчетов должны были распространяться для широкого обсуждения. Предложения рабочих должны были служить «приказами для вновь избранных руководителей». Газете «Труд» — центральному печатному органу профсоюзов было дано поручение провести проверку в различных профсоюзах для гарантирования соответствия. Контроль над фондами должен был быть демократизирован. Фабкомы крупных предприятий (300 рабочих и более) должны были организовать советы социального страхования в количестве 15-30 человек для изучения профессиональных заболеваний и несчастных случаев на производстве, контроля выплат страховых средств, обеспечения строгого соблюдения хозяйственниками законов о сверхурочной работе, выходных днях и праздниках. Фабричным комитетам и ЦК профсоюзов было приказано прекратить распространенную среди хозяйственников практику задержания выплат заработной платы рабочих для покрытия необходимых расходов и обеспечить своевременные выплаты зарплат рабочим. Постоянные комитеты, состоявшие из неоплачиваемых профсоюзных работников, должны были быть прикреплены к советам на каждом уровне для участия в решении вопросов жилищного строительства, потребления, условий жизни и труда.{334}

Для того чтобы приблизить рабочих к руководству и покончить с московской бюрократией, которая в значительной степени отстранилась от проблем в регионах, в ВЦСПС было принято решение перевести центральные органы профсоюзов, располагавшиеся в Москве, в соответствующие регионы. Например, головная организация Союза рабочих нефтеперерабатывающей промышленности была переведена в Баку, Союз рабочих стекольной промышленности — в Смоленск. Этот приказ вызвал много жалоб и нареканий со стороны московских руководителей профсоюзных организаций. Их вынудили оставить удобные квартиры в самом обеспеченном продовольствием городе страны и переселиться в сомнительное жилье в местах тотального дефицита, плохого обслуживания и недостатка культурно-бытовых объектов. Руководители профсоюзов отправляли многочисленные телеграммы и письма в ВЦСПС, подробно излагая, почему