председателя ВЦСПС. Борьба обострилась весной, когда Центральный Комитет партии подверг критике деятельность М. П. Томского, Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова за «настраивание профсоюзов против партии» и умалчивание о «тред-юнионистских» тенденциях. В июне 1929 года Томский был отстранен от работы в ВЦСПС. Смещение его с должности и принятие первого пятилетнего плана, ознаменовали конец ограниченной независимости профсоюзов, которую они имели в 1920-е годы. Впоследствии Сталин и Каганович контролировали чистки в рядах ВЦСПС и профсоюзов. По словам Томского «все руководство» было уволено, включая более чем две трети членов Центрального комитета профсоюзов, а также членов заводских комитетов. Чистка в рядах профсоюзов продолжалась в течение всего 1931 года. Старые профсоюзные чиновники и активисты были заменены молодыми ударниками.{101} Сталин и его сторонники клеймили бывших лидеров профсоюзов словами «недемократичные, безнравственные личности, бюрократы», а рядовые члены профсоюзов никак не возражали против этих нападок.{102}

Бурное развитие экономики в 1930-е годы еще больше ослабило профсоюзы, которые часто делились по территориальному и профессиональному принципу. В 1931 году ВЦСПС разделил профсоюз горняков на четыре отдельных профсоюза, а когда-то могущественный профсоюз металлургов — на шесть профсоюзов, включая отдельные профсоюзы в металлургической промышленности и машиностроении. В 1934 году профсоюз металлургов снова разделился на три региональных профсоюза, а профсоюз рабочих машиностроительной промышленности был раздроблен на шесть новых союзов — в зависимости от вида машиностроения. В период с 1934 по 1935 годы общее количество профсоюзов увеличилось с 47 до 159 и насчитывало 19 млн. 41 тыс. членов, что составляло 81% занятых в промышленности, строительстве, на транспорте, в общественном питании, в области образования, в совхозах и прочих сферах экономики. Было создано семьдесят семь отдельных промышленных профсоюзов, в которые входила самая многочисленная группа рабочих (42%).{103} Каждый союз имел центральные, региональные и местные комитеты (фаб-, зав- или месткомы — аббревиатуры для комитетов профсоюза предприятия, цеха или местного комитета). Увеличение количества профсоюзов порождало рост бюрократии. В каждом из центральных комитетов работало около двадцати оплачиваемых штатных работников, на местном уровне работали инструкторы по культуре, физической культуре и политике. В 1936 году в аппарате профсоюзов было занято 71 тыс. 500 оплачиваемых работников. 79% членских взносов расходовалось на административные нужды, что составляло 402 млн. рублей. В 1937 году штат профсоюзных работников был сокращен вдвое и насчитывал 35 тыс. человек. Административные расходы были сокращены на 42% и составили 221 млн. рублей. Однако штаты снова быстро раздувались, в 1939 году в профсоюзных структурах работало 213 тыс. 568 человек. В 1940 году численность работников профсоюзов была сокращена до 79 тыс. 341 человека (вдвое больше, чем в 1937 году). На нужды профсоюзов было выделено 1 трлн. 363 млн. рублей. Оказалось, что почти невозможно сдержать рост числа профсоюзных работников и расходы на содержание аппарата.{104}

ВЦСПС был главным органом профсоюзных организаций, который определял стратегию, реагировал на жалобы, выделял средства и контролировал условия труда. В июне 1933 года Народный Комиссариат Труда был упразднен. Весь персонал и осуществляемые им функции предоставления социальных услуг, включая управление компенсационными фондами для рабочих, были переданы ВЦСПС. В 1936 году штат ВЦСПС насчитывал более 340 человек. Возглавлял ВЦСПС Н. М. Шверник. Управление осуществлялось секретариатом — выборным профсоюзным органом, куда входили Н. М. Шверник, А. К. Аболин, Г. Д. Вейнберг, В. И. Полонский, Н. Н. Евреинов. Президиум ВЦСПС состоял из пяти секретарей и еще десяти членов. В структуру аппарата ВЦСПС входили: инспекция труда и культурно-клубная инспекция; отделы трудовой статистики, иностранных рабочих, планирования и регулирования заработной платы, финансов. Имелся свой журнал «Вопросы профдвижения»; научная библиотека; бюро соцстраха и физической культуры, а также научно-исследовательский институт профдвижения; особый отдел, занимавшийся внутренней политикой и секретной информацией о забастовках, нарушениях порядка, несчастных случаях и условиях труда рабочих.{105}

После устранения Томского и чистки среди «правых» партия определила место профсоюзов в ходе индустриализации — им была отведена вспомогательная роль. В январе 1933 года совместный пленум Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии ВКП(б) определил задачи профорганизаций: укреплять трудовую дисциплину, предотвращать перерасход фонда заработной платы, поддерживать высокие производственные нормы и поощрять рабочих к улучшению своих профессиональных навыков и овладению новыми технологиями. Не было ощутимых различий между выполняемыми ими функциями и функциями капиталистического управления. Заводские комитеты, завладевшие заводами в 1917 году, получили указание контролировать зарплаты рабочих, чтобы они не увеличивались из-за нелегальных переработок или сдельной работы.{106} По существу профсоюзы представляли собой группу поддержки производства и являлись «сторожевыми псами» фонда заработной платы.

ВЦСПС и ЦК Союзов официально придерживались предписанных им ролей, но активистам заводских комитетов трудно было пропагандировать политику, противоречащую текущим интересам их членов. Например, когда в 1932 году государство повысило цены на продукты, многие профсоюзные активисты задавали вопросы: «Сохраняется ли реальная зарплата рабочих? Проводимое повышение зарплаты отразится ли на повышении цен? Почему мы нарушаем Постановление XVI съезда партии (1930), когда XVI съезд постановил бороться за повышение реальной зарплаты?»{107} Вместо того чтобы добиваться увеличения заработной платы, партийные активисты обучали продавцов розничной торговли, как следует отвечать рабочим на их гневные вопросы о ценах. Они были призваны проводить разъяснительную работу в отношении линии партии, а именно: повышение цен позволит продолжать развитие экономики.{108} Активисты плохо справлялись с разъяснительной работой среди работников прилавка. Когда сердитые покупатели спрашивали, почему поднялись цены, продавцы отвечали: «Причина одна: циркуляр ТПО. Вероятно, темпы строительства виноваты». Другие уныло отвечали: «Плохо идет сбор продовольствия». Профсоюзный активист из Ленинграда спросил директора магазина: «Вы провели обучение персонала, как отвечать на вопрос о повышении цен?» Директор пожал плечами: «Пусть Сталин их информирует». Когда рабочий в столовой типографии «Правда» спросил подавальщицу, почему цена на чай поднялась с двух до пяти копеек, та раздраженно ответила: «Скажи спасибо, что вода есть, а то и этого не будет».{109}

Кроме разъяснительной работы о причине роста цен профсоюзных активистов мобилизовали на проведение национальной кампании по превращению нового коллективного договора «в инструмент повышения производительности труда». Не удивительно, что рабочие гневно реагировали на кампанию. Профсоюзные активисты были смущены и подавлены своими новыми полномочиями и мало что делали. Секретарь ВЦСПС Вейнберг сообщил в ЦК, что многие заводские комитеты игнорировали кампанию, не проводили дискуссий в трудовых коллективах, а просто подписывали договор от имени профорганизации. И рядовые члены профсоюза, и активисты уже не относились всерьез к коллективным договорам, которые когда-то открыто обсуждались в заводских комитетах, представлявших интересы рабочих. Один рабочий презрительно бросил: «Колдоговор — это филькина грамота».{110} Профсоюзные активисты также сопротивлялись уменьшению «перерасхода» фонда заработной платы. Они закрывали глаза, когда начальство присваивало рабочим звание «фиктивных ударников» с целью сохранить заработную плату и без всякого энтузиазма относились к ударничеству и другим формам «социалистического соревнования». Вейнберг обвинял их в неспособности агитировать за высокую производительность труда и трудовую дисциплину.{111} Профсоюзные активисты чувствовали себя неловко, пропагандируя политику, которая уменьшала и без того скудный заработок рядовых членов. Они не знали, как отвечать на вопросы рабочих. На цеховом собрании завода им. Марти один из рабочих передал в президиум анонимную записку: «Почему профорганизация крепко борется за технически обоснованные нормы и крепко греет за перерасход фондов зарплаты, и почему не борется, когда повышают цены на продукты и промтовары?»{112} Рабочие не понимали целей профсоюзов, которые поддерживали усилия государства в извлечении максимальных дивидендов от индустриализации, и противодействовали стараниям руководства сохранить шкалу заработной платы на прежнем уровне. Они возмущались, когда их в принудительном порядке созывали на собрания, чтобы подписать договор, подрывающий их интересы. Один бригадир объяснил, что незачем идти на собрание, так как колдоговор ничего не дает.{113}

В 1935 году роль профсоюзов в переговорах, касающихся коллективных договоров, норм выработки, шкалы заработной платы, вообще сошла на нет. Все эти вопросы оказались в компетенции ВСНХ.{114} Лишенные возможности вести переговоры об условиях найма и неспособные защитить своих членов, профсоюзы старались облегчить вопиющее положение рабочих, способствуя ускорению поставок продовольствия и рабочей одежды, улучшая распределение продуктов и жилищ, а также разбирая их жалобы.{115} Они вели учет новых членов, курировали культурную, политическую, спортивную и образовательную сферу предприятия, распределяли денежную компенсацию за несчастные случаи и болезни, занимались вопросами отпуска и санаториями. Являясь горячими сторонниками экономического развития, профсоюзы занимались облегчением условий, созданных политикой, которую они не могли подвергать сомнению или выступать против нее.

Рабочие протесты

Трансформация профсоюзов привела к тому, что рабочим стало трудно добиваться удовлетворения коллективных жалоб. Поэтому они стремились выражать недовольство зарплатами, дефицитом, своим положением в обход профсоюзов; их новые индивидуальные и коллективные стратегии заключались в жалобах, увольнениях, в пассивном сопротивлении и кратковременных коллективных протестах. В некоторых случаях стратегия отдельного человека превращалась в коллективную: увольнение по собственному желанию было настолько распространенным явлением, что создавало «текучесть рабочей силы», которая подрывала производство. Коллективные протесты выражались в срыве собраний, замедлении темпов работы, забастовках и бунтах. Протесты были стихийными, непродолжительными, ограниченными и быстро нейтрализовались, редко выходя за пределы одного цеха или завода. ВЦСПС успешно подавлял недовольство обещаниями удовлетворить жалобы, принять компромиссное решение и поставить продовольствие. Возможно, именно эти меры способствовали тому, что рабочие так упорно поддерживали социализм, и даже глубокое социальное напряжение, вызванное индустриализацией, не вызывало у них продолжительного протеста. Однако отсутствие широкомасштабных протестов вряд ли можно было считать признаком удовлетворенности. Трудности, сомнения, недоверие и отвращение медленно ослабляли связь, которая существовала когда-то между партийными лидерами и рабочим классом. Партия теряла контакт с классом, который привел ее к власти, и от чьего имени она правила.

Рабочие, занятые в легкой промышленности, проявляли серьезное недовольство. Наиболее массовые, координированные и продолжительные протесты происходили на предприятиях текстильной промышленности. Чтобы снизить текучесть рабочей силы и мотивировать рабочих к улучшению профессиональных навыков, государство повысило зарплаты в тяжелой промышленности до максимально возможного уровня. Разница в оплате труда ставила рабочих в неравноправное положение, особенно женщин, большинство из которых работало в легкой промышленности и на менее квалифицированных работах. Легкая промышленность вообще плохо финансировалась. Устаревшее оборудование часто ломалось, что сказывалось на заработках рабочих. Наиболее резкие протесты высказывали работницы текстильных фабрик. В апреле 1932 года в забастовках приняли участие более 16 тыс. текстильщиков Ивановской области.{116},[12] После того как в конце 1932 года государство уменьшило норму пайка для детей, на текстильных фабриках снова поднялась волна протестов. Когда на Лежневской фабрике партийные и профсоюзные работники пытались обсудить новую политику, работницы стали настаивать на проведении общефабричного собрания или собраний в цехах, протестуя против намерения руководства проводить собрания небольших групп работниц, где их легко можно было заставить замолчать. Получив отказ от профсоюзных работников, работницы заявили: «Тогда мы