Власть и демократия в XXI веке. А. В. Шубин
В поисках демократии: система координат.
Как историк по профессии и демократ по взглядам, я занят поисками реальной демократии в истории и в современной жизни. И должен сказать, что нахожу ее там нечасто и в небольших количествах.
В ХХ веке демократия стала общепризнанной ценностью, сакральным критерием, с помощью которого «мировое сообщество» судит миллиарды людей. Есть в стране демократия — поощрим, нет ее — можно и разбомбить эту «неправильную» страну. «Демократические» мировые элиты решают судьбы людей, живущих за тысячи километров от того кабинета, в котором ставится подпись под приговором. Это ли не повод задуматься о смысле слова «демократия»?
Термин «демократия» означает «власть народа» (демоса), то есть большинства граждан. Но по идее народ осуществляет свою власть через избранных представителей. Если представители действительно реализуют мнение общества, можно говорить о демократии. Если у «представителей» возникают собственные интересы, отличные от интересов их избирателей, это уже власть элиты, та или иная форма элитократии. Демократия и реальная система принятия решений в современных государствах — это совсем не одно и то же.
Собственно демократическая система в современном мире возможна либо в виде самоуправления — локальной непосредственной демократии, когда субъект и объект управления совпадают, либо в виде непосредственного определения решений управляющих волей управляемых (императивный мандат). Демократия в действии может проявляться и во время выборов, но только при условии, что на суд избирателей представлена вся полнота идеологического спектра в условиях широкой свободы агитации. Это тоже случается не часто. В остальное время элита сохраняет высокую степень свободы от избирателей.
Может, так и должно быть? Элитарное сознание относится к народу свысока. С точки зрения элиты, народ заведомо некомпетентен. Впрочем, компетентность властной элиты тоже оставляет желать лучшего. А вот провести властные решения в жизнь (независимо от их «разумности») можно лишь тогда, когда они не сталкиваются с активным саботажем низов, когда между властью и населением существует обратная связь понимания и поддержки. Демократические механизмы как раз и призваны обеспечить эту обратную связь.
Демократия предполагает, что выработка решений идет снизу вверх и начинается с людей, которые не являются профессиональными носителями власти — управленцами и политиками. Противоположный принцип авторитаризма предполагает самостоятельность правящей элиты от населения, ее автономность в принятии решений. Такое нарушение обратной связи в обществе может привести к его распаду. Поэтому авторитарные отношения не могут существовать без различных (репрессивных, идеологических и других) способов навязывания воли правящей элиты населению.
Элитократия разнообразна, и нам, конечно, не все равно, кто и как нами правит, раз уж мы сами (как часть народа) лишены власти. Чтобы дальнейшее было понятно, я должен привести определения трех различных форм элитократии.
Плюралистический режим — политическая система, при которой легально сосуществуют различные политические элиты с противостоящими интересами.
Авторитаризм — режим, при котором правящая группа обладает монополией на власть.
Тоталитаризм — крайняя степень авторитаризма, полный контроль со стороны правящей элиты над обществом.
Первый из этих режимов очевидно более благоприятен для развития элементов демократии, чем третий. Но и плюрализм без давления снизу не обеспечивает развитие процесса демократизации. Плюралистическая элита предпочитает демократии манипуляцию — подмену реальности муляжами, гибкий, скрытый контроль над сознанием населения.
Либерализм, многопартийность и демократия
Каждый из элитократических режимов имеет свое отношение к партиям. Тоталитаризм использует партийные структуры как машину мобилизации масс и контроля над их настроениями. Попытка создать оппозиционную партию в этих условиях приравнивается к государственному преступлению. Авторитарные режимы нередко (но и не всегда) используют форму партии для консолидации элиты и выстраивания пропагандистских фасадов, призванных удовлетворить зарубежных партнеров и наивных подданных. Для авторитарных режимов партии — инструмент, не имеющий отношения к демократии. Мы знаем это. Секрет современной «демократии» заключается в том, что и многопартийность — это тоже не демократия. Проблема многопартийности √ ее фасадность. Есть партийная витрина, а есть реальный процесс принятия решений.
В соответствии с либеральной идеологией демократическое политическое устройство должно обеспечить власть большинства при гарантиях прав меньшинств вплоть до отдельной личности; компетентность управления, осуществляющегося в интересах всего народа; мирное разрешение — в соответствии с заранее определенными правилами — противоречий между разными социальными группами, представленными в политической сфере партиями (многопартийная система), и экономическими интересами, представленными частными собственниками (капиталистическая рыночная экономика).
На практике каждый из принципов либерализма действует не полностью или с оговорками. Реализация этих принципов также может сильно расходиться с идеалом. Демократически избранный парламент времен Великой французской революции санкционировал массовый террор. Многопартийная политическая борьба в Европе и Америке в XIX веке то и дело сопровождалась баррикадными боями, казнями и зверствами, в которых «демократы» не уступали в жестокости сторонникам монархии и диктатуры. Я уже не говорю о коррупции, казнях невиновных по приговору суда присяжных и потоках черного пиара в отношении неугодных политиков. Все это можно объяснить неготовностью малокультурных масс к демократии. Необходимо длительное существование в условиях многопартийности, прежде чем массы научатся ею пользоваться. Но все дело в том, что демократия этим массам и не предназначалась.
Либеральная демократия предназначалась для политической элиты. Только по мере совершенствования избирательных технологий, позволяющих контролировать сознание избирателя, в странах Запада в конце XIX — первой половине ХХ века было введено всеобщее избирательное право, и широкие массы получили возможность участвовать в выборах руководителей страны.
Особенно опасным, с точки зрения либерализма, считается распространение демократии на производство, так как большинство трудящихся недостаточно компетентно для того, чтобы вмешиваться в вопросы управления предприятием. Вместе с тем либеральная доктрина предполагает, что на уровне всего государства люди имеют право выбирать руководство страны. Этот парадокс заставляет предположить, что широким массам предоставляется право на выборы лишь там, где они заведомо некомпетентны и потому могут быть легко манипулируемы группировками элиты. Там же, где демократия может быть реальной, она не допускается.
Существующий механизм прямых выборов не обеспечивает реальной демократии. Кандидат подбирается партийными или государственными группировками и независим от избирателей в выполнении своей предвыборной программы. Избиратель распылен, неорганизован и не имеет возможности поддержать людей, которые ему действительно известны, — последние не обладают достаточными для выдвижения организационными и финансовыми ресурсами, даже если их идеи могут быть поддержаны. Таким образом возникает явление «демократия для элиты».
В соревновании либеральных и коммунистических режимов в ХХ веке многопартийная манипулятивность одержала победу над однопартийной авторитарностью. Ее политика оказалась наиболее гибкой. Пусть спектр выносимых на суд избирателей вопросов и тем более ответов весьма ограничен, пусть СМИ навязывают населению иррациональные мифы. Но все же рациональная критика этих мифов хотя бы не запрещена, и избиратель во время выборов имеет возможность хотя бы намекнуть элитам, какой курс он считает меньшим из зол. Пусть кандидатов в депутаты выбираем не мы с вами, а партийные чиновники и их спонсоры. Но при широком наборе альтернатив мы можем хоть отчасти воздействовать на формирование власти: чиновники, опасаясь конкуренции, обращают внимание на наиболее острые проблемы «низов». Если в нарушение закона у вас под окнами строят дом, вы можете апеллировать к влиятельным конкурентам местных властей. Если такие конкуренты не боятся связываться с партией власти.
При этом технологии манипулирования массовым сознанием совершенствовались на протяжении всего ХХ века, особенно во второй его половине, когда решающую роль в избирательной кампании стали играть электронные средства массовой информации и связанные с ними информационные войны. Теперь фактор личного общения избирателей с кандидатом сведен к минимуму (когда избиратель нужен лишь в качестве массовки), а телевизионный образ связан с реальностью правилами, известными только специалистам. Судьбу выборов определяют денежные средства и власть, которые поставили под свой контроль более мощные и эффективные информационные средства. Сам кандидат может быть просто марионеткой выдвинувшей его олигархии и плохо разбираться в темах, о которых говорит. Его готовят, как актера, который получает текст перед выступлением. Возможно и выдвижение на выборы действительно выдающейся личности. Но это — не решение простых людей или народа, а воля специальных групп интересов.
Очевидно, что в таких условиях политические решения также принимаются практически без учета интересов избирателей, а «мнение общества» формируется средствами массовой информации в ключе, желательном для их хозяев. Это позволяет создавать опору политическому курсу среди населения. Характерно, что к таким же методам прибегают и тоталитарные режимы.
И КПСС, и Республиканская партия США, и Социал–демократическая партия Швеции, и «Единая Россия» управляются не обществом, и даже не массой своих членов, а партийной бюрократией и высшим партийным руководством. Сама по себе многопартийность не добавляет стране демократии. Даже партия с демократическим наименованием может быть организована авторитарно. Трудность в создании демократически организованных партий заключается в вечной нехватке ресурсов. Действительно, кто из представителей финансовой и бюрократической элиты будет вкладывать средства в партию, которую он не сможет контролировать?
Смысл партийных механизмов и в тоталитарных, и в плюралистических режимах — обеспечение контроля над социальной почвой. Формы контроля различны, а суть одна — элита внедряет в общество свои идеи и ценности и в то же время подстраивает их под вкусы самих масс. Соответственно, система тем эффективнее, чем теснее социально–психологическая связь общества и партийной идеологии (идеологий).
Другая функция партий — предварительная «обкатка» кадров. Если государственный чиновник стремится отгородиться от надоедливого населения, то партийный кадр идет к нему со своей агитацией. И здесь уже население отпихивается от надоедливых партийцев. Низовой партийный актив может быть безответственным (сильно не напортачит даже по неопытности), но учится общению с населением. Вышестоящие работники присматриваются к активу и вытаскивают наверх наиболее оборотистых и в то же время лояльных «комсомольцев» (в смысле — молодых партийцев). Впрочем, партийные каналы — далеко не единственная кузница кадров (свою роль играют хозяйственная и военная карьера, феодально–родственные связи). В принципе можно обойтись и без этого «партийно–комсомольского» канала. Партиец хорош как коммуникатор, прослойка между властью и населением. Но он мало в чем разбирается конкретно, и важное дело ему поручать опасно.
По мере роста значения электронных СМИ в управлении массовым сознанием партийцы становятся лишним звеном в системе современной плюралистической элитократии. И только сакральность ритуалов «демократии» позволяет им сохранять свою «жреческую» социальную нишу.
Россия: вперед в прошлое
Увы, демократия как отсутствие противоречия интересов избирающих и избираемых — это недолгие и локальные исключения из правила. Поиск реальной демократии сродни работе старателя. Одно утешает: в природе вообще мало что существует в чистом виде. Так и демократия — растворена в других общественных системах. Довольно много элементов демократии можно найти в Западной Европе, поменьше — в США, еще меньше — в России. Но если подходить к вопросу строго, то элементы демократии можно обнаружить и в СССР. Ведь и там люди, не входившие в номенклатуру, находили каналы воздействия на ее решения.
