Речь идет о повторяемости пары исчезновение/повторное явление, не только о повторном явлении в порядке, присущем этой паре, но и о повторном явлении пары, которая обязана вернуться. Необходимо вернуть повторение того, что возвращается, начиная со своего возвращения. Итак, это больше не то и не это. Не тот или иной объект, что обязан уходить/возвращаться, либо который будет возвращаться, это — сам уход — возвращение, иными словами, предъявление себя повторно, само возвращение возвращения. Это больше не объект, который будто бы предъявляется повторно, а воспроизведение, возврат самого возвращения, возврат к сути возвращения. Вот источник величайшего удовольствия и осуществления «завершенной игры», — утверждает он: пусть возвращение вернется, пусть это будет не только возвращение некоего объекта, но и себя самого, или пусть он явится его собственным объектом, пусть то, что способствует его возвращению, возвратится к самому себе. Вот что происходит с самим объектом, снова ставшим субъектом fort/da, исчезновение/повторное появлениесамого себя, вновь присвоенный объект самого себя, повторное появление, как будет сказано по-французски, собственной катушки со всеми нитями в руке. Таким образом, мы наталкиваемся на первое из двух высказываний внизу страницы. Оно касается «второго акта», с которым было бесспорно связано «величайшее удовольствие». О чем там идет речь? О том, что ребенок играет в полезности fort/da с чем-то, что более не является предметом-объектом, дополнительной катушкой, заменяющей что-то другое, а с дополнительной катушкой дополнительной катушки, со своей собственной «катушкой», с самим собой как объектом-субъектом в зеркале/без зеркала. Вот: «Дальнейшее наблюдение полностью подтвердило это мое толкование. Однажды, когда мать отлучилась из дома на несколько часов, мальчик встретил ее по возвращении (Wiederkommen)следующим возгласом экспансивного Веbi о-о-о-о/.Сначала это было непонятно, но потом оказалось (Es ergab sich aber bald), что во время своего долгого одиночества (Alleinsein)ребенок нашел способ, как исчезнуть самому (verschwinden zu lassen). Он обнаружил свое изображение в зеркале, которое доходило почти до пола, а затем опустился на корточки, так что его изображение сделало «fort»[ушло]».
На этот раз мы не знаем, ни в какой момент это обнаружилось, ни заставило призадуматься (Es ergab sich…), ни кого. Дедушку-наблюдателя, постоянно присутствующего во время отсутствия дочери (матери)? В момент возвращения дочери и опять совместно с ней? Нужно ли было «наблюдателю», чтобы она была там, чтобы убедиться в совпадении мнений? Не заставляет ли он сам ее вернуться, не нуждаясь в том, чтобы она была дома, чтобы ощущать ее присутствие? А если ребенок знал это, не испытывая нужды в таком знании?
Итак, он играет в то, чтобы своим исчезновением сделать себя сильным, своим «fort», в отсутствие матери, во время собственного отсутствия. Накопленное наслаждение, которое обходится без того, в чем нуждается, является идеальной капитализацией, самой капитализацией, проходящей через идеализацию. Мы подтруниваем над тем, в чем нуждаемся, и теряем голову в стремлении заполучить желаемое. Накопленное наслаждение заключается в том, что ребенок отождествляет себя с матерью, поскольку он исчезает, как и она, и заставляет ее вернуться вместе с собой, заставляя вернуться себя, и больше ничего. Только себя, ее в себе. Все это, оставаясь ближе всего к ПУ, который никогда не отлучается и доставляет (себе) наибольшее удовольствие. И наслаждение при этом достигает наивысшей степени. Ребенок заставляет себя исчезнуть, он символически распоряжается собой, он играет с неживым, как с самим собой, он заставляет себя появляться снова без зеркала в самом своем исчезновении, удерживая себя, как и мать, на конце нитки[36 — Нитка и провод на французском обозначаются одним словом Fil, отсюда игра слов. (Прим. ред.).]. Он разговаривает с собой по телефону, он зовет себя. Он перезванивает себе, «непроизвольно» огорчается из-за своего присутствия-отсутствия в присутствии-отсутствии своей матери. Он повторяет себя снова. Всегда по закону ПУ. При развернутой спекуляции ПУ, который, похоже, никогда не отлучается от себя самого. Ни от кого-либо другого. Телефонный или телетайпный звонок придает «движение», подписывая контракт с самим собой.
Сделаем паузу после первого высказывания внизу страницы.
Как бы долго это ни разыгрывалось, все еще только начинается.
«СЕАНС ПРОДОЛЖАЕТСЯ»(возвращение к отправителю, телеграмме и поколению детей)
Серьезная игра fort/da спаривает присутствие и отсутствие в повторении возвращения. Она их сопоставляет, она упреждает повторение, как и их соотношение, соотносит их одно с другим, налагает одно над или под другим. Таким образом, она играет с собой, не без пользы как со своим собственным объектом. С этого момента подтверждается ранее предложенное мной глубокое «соотношение» между объектом или содержанием По ту сторону…тем, что Фрейд, как полагают, написал, описал, проанализировал, рассмотрел, трактовал и так далее, и с другой стороны, системой его манеры письма, сцены написания, которую он разыгрывает или которая разыгрывается сама собойт С ним, без него, о нем или же одновременно и то, и другое, и третье. Это является все той же «завершенной игрой» fort/da,Фрейд проделывает со своим текстом (или без него) то же самое, что Эрнст со своей катушкой (или же без without нее). И если игра считается завершенной с одной и с другой стороны, необходимо принять во внимание в высшей степени символическую завершенность, которая бы формировалась из этих двух завершенностей, которая, очевидно, всякий раз оказывается незавершенной в каждом из ее эпизодов, следовательно, полностью незавершенной, пока обе незавершенности, наложенные одна на другую, приумножаются, дополняя друг друга без завершения. Согласимся с тем, что Фрейд пишет. Он пишет, что он пишет, он описывает то, что он описывает, но что также является тем, что он делает, он делает то, что он описывает, а именно то, что делает Эрнсг-./оП/аа со своей катушкой. И всякий раз, когда произносится слово делать, надо бы уточнять: позволить делать (lassen). Фрейд не с этим объектом, которым является ПУ, предается fort/da. Он проделывает это с самим собой, он возвращается к себе. Следуя по обходному пути тепе, на этот раз по всей цепочке. Так же, как Эрнст, возвращая к себе объект (мать, какую-нибудь штуку или что бы то ни было), сразу же доходит до возвращения к себе самому, непосредственно выполняя дополнительное действие, так же как возвращается к себе дедушка-спекулянт, описывая или возвращая то или другое. А заодно и то, что мы именуем его текстом, заключая договор с самим собой, чтобы сохранить все нити, связывающие его с последующим поколением. Не менее, чем с предыдущим. Неоспоримое предыдущее поколение. Неоспоримость является также тем, что обходится без свидетелей. И тем, что мы ко всему прочему не можем не рассмотреть, никакое контрсвидетельство не в состоянии уравновесить это телеологическое самоназначение. Сеть расставлена, за какую-либо нить ее можно потянуть, только впутавшись рукой, ногой или же всем остальным. Это лассо или петля. Фрейд ее не расставлял. Скажем, его угораздило впутаться. Но пока ничего не было сказано, мы ничего не знаем об этом, так как он сам оказался заведомо застигнут врасплох таким оборотом. Он не смог оценить ситуацию или предвидеть ее полностью, таковым было условие наложения.
Прежде всего это проявляется полностью формальным и общим образом. В некотором роде a priori.Сцена fort/da,каким бы ни было ее примерное содержание, всегда находится в процессе предварительного описания своего собственного описания в виде отсроченного наложения. Написание fort/da всегда является fort/da,и мы будем искать ПУ и его влечение к смерти в глубине этой бездны. Эта бездна вобрала в себя не одно поколение, как это звучало бы применительно к компьютеру Это, сказал бы я, полностью формальным и общим образом проявляется как бы a priori,но a priori по факту свершившегося. Действительно, поскольку предметы могут заменять друг друга вплоть до обнажения самой заменяющей структуры, формальная структура дает возможность прочесть себя: речь больше не идет об отдалении, выражающемся в отсутствии того или этого, о приближении, восстанавливающем присутствие того или этого, речь идет об отдалении далекого и о приближении близкого, об отсутствии отсутствующего и о присутствии присутствующего. Но отдаление не является далекоидущим, приближение сближающим, отсутствие недостатком присутствия либо присутствие явным. Fortsein,о котором буквально говорит Фрейд, — не более fort,нежели Dasein — da.Отсюда следует (так как это вовсе не одно и то же), что в результате Entfernung и шага, о которых речь шла ранее, fort не настолько уже и далеко, также, как и da так уж и рядом. Неэквивалентная пропорция, fort: da.
Фрейд вспоминает. Он возвращает свои воспоминания и самого себя. Как Эрнст в зеркале и без него. Но его спекулятивная работа также приводит к возврату чего-то другого и самой себя. Зеркальное отражение нисколько не является, как зачастую принято считать, просто повторным присвоением. А тем более da.
Спекулянт вспоминает самого себя. Он описывает то, что он делает. Конечно же, делая это без умысла, и все, что я излагаю при этом, обходится без полностью самоаналитического расчета, в чем и заключается интерес и необходимость того, что я делаю. Ведь спекуляция передается из поколения в поколение без того, чтобы расчет, из которого она исходит, подвергся самоанализу.
Он вспоминает. Кого и что? Кого? Безусловно его. Но нам не дано знать, можно ли это «его» обозначить «меня»; и даже если бы он говорил «меня», то тогда какое бы «я» взяло слово. Fort: da было бы уже достаточно для того, чтобы лишить нас какой бы то ни было уверенности по этому вопросу. А посему, если в этом месте возникает необходимость в автобиографическом экскурсе, причем широкомасштабном, то придется это делать с новыми издержками. Этот текст автобиографичен, но совсем не в том ключе, как это воспринималось до сих пор. Прежде всего автобиографическое не перекрывает в полной мере автоаналитическое. Затем он вынуждает пересмотреть все, что так или иначе касается этого авто-.Наконец, будучи далеким от того, чтобы поведать нам в доходчивом виде, что все-таки означает автобиография, он учреждает в силу своего собственного странного контракта новый теоретический и практический закон для какой угодно автобиографии.
По ту сторону… следовательно, не является примером того, что мы считали известным под названием автобиографии. Он пишет автобиографично, и из того, что один «автор» в ней немного рассказывает о своей жизни, мы не можем извлечь вывод, что документ не имеет правдивого, научного или философского значения. Открывается некая «сфера», где описание, как утверждается, какого-либо сюжета в его тексте (требуется пересмотреть столько понятий) является также и условием состоятельности и убедительности текста, того, что представляется «ценным» по ту сторону того, что именуется эмпирической субъективностью, если все-таки предположить, что нечто подобное действительно существует, учитывая то, как она сквозит в устных и письменных высказываниях, в подмене одного предмета другим, в подмене самой себя, в своем
