рану облегчить возможно нам известну;
Но слабы все бальзамы суть
Целить и утолять душевную в нас грусть,
Сердечны скрыты раны,
Терзающие тайны,—
Приди ж, раскаянье, он рек, скорей с небес,
О ты, что тусклый взор возводишь к милосердью твердью,
Приди, к святыне вождь, в лице печали, слез,
И милость приведи Творца со умиленьем,
Чтоб сердце царское пред ним с благоговеньем
Соделалось тобой способным к чувству благ
И от него б ушли уныние и страх!
Раскаянье приходит:
Внемли его, монарх;
Оно покой приводит
И сладость во слезах;
Печаль им радостью бывает,
Коль все желанье обитает
И мысль твоя на небесах:
Оно к блаженству первый шаг.
И се раскаянье прогнало уже ярость.
Царь смотрит на кинжал, являя трепет, жалость,
И тихий на певцов кидает с вздохом взгляд.
Зеницы, пламенно вращаясь, не горят,
В которых перед сим отчаянность грозила,
Небесная печаль грусть ада заступила.
Всех она славней доброт!
Плачет царь — и струйка слезна
По ланите его льет.
Ее Ангел принимает
Не пустя упасть во тму;
Милосердью посвящает,
Жертв приятней всех ему.
Еще, еще,— но ах! болезнь приходит снова,
Биенье сердца, грусть видна в очах царя сурова.
Возвысьте, пастыри, ваш выспреннее глас,
Покудова недуг в нем в корне не погас,
Поколь обильный ток с очей не устремился
И мук с души его ярем не низложился.
Всемогущий! приими
Вздох раскаянья царева,
Искушения изми
И надежду среди гнева
Брось ему твоим лучом,
Чтоб он, сердца сокрушенье
Слез излив тебе дождем,
Зрел в тебе свое целенье.
Спустись теперь в юдоль с холмов, парящий хор,
И к пенью вышнему не напрягайтесь струны:
Триумф явили свой гармонии перуны.
Монарх их чувствует, его светлеет взор,
Ланиты бледные румянятся зарею.
Блажен! — уж от него бежит унынье прочь;
Не мучится уже он совестью своею.
Раскаянной душе спешит сам Бог помочь,
И черна скорбь к нему уж вспять не возвратится.
Песнь ваша, пастыри, ему да усладится,
И арфы тихие приятный сердцу звук
Надеждою небес его да тешат дух,
Забавы сельские, невинность и свобода,
Да обольстит его ваш пением предел,
Чтоб гордость позабыл, чтоб нравилась свобода
И он богатству бы спокойство предпочел.
Поля, леса, пустыни дики,
Сквозь дебрь журчащие ручьи,
Пастушьи громки слышьте клики,
Поющи светлы дни свои.
Меж скал от резвых стад брыканья
Хохочет эхо вкруг его,
И он, священна полн вниманья,
Под тихие вечерни сени
Идет к нему покой с небес,
Любовь, невинность в восхищеньи
В цветах сидят с ним меж древес.
Вокруг чела его довольна
Звезд зрится блеск, льет с ризы свет;
Вся жизнь его покрова пальм достойна,
Шалаш его покой дает.
Твою беседу грудь моя;
Спесь, зависть при дворах блистает;
Пастушья хижина твоя.
Тише, о песни! теперь вы звучите,
Скорбному духу дремоту внушите;
Лей на него свой аромат, сон, вкруг;
Сладко спокойство, лелей его дух.
Слетайте на него, о воины небесны,
Стрегущи Божий град,— и манием своим его
Владеющие сном, чем вы, мечты прелестны,
Грядуща время вид являете того,
Где приготовлена душам благим награда,
А злобы Извергам грозящи страхи ада,
Слетите и, его восхитя дух с собой,
Представя перед ним небесный сад златой, звездной,
Где о бессмертьи лишь звучит бессмертный хор;
Где, кроме радости, ничто не существует,
И новой вечностью жизнь вечна торжествует.
Арф своих тоном,
Божественным звоном,
Стрясите с него
Скорбь люту его;
И се уже его гармония живит;
Потоком сладких слез кропит отрадный вид,
Бежит уныние, проходит беспокойство.
Согласье новое, яви свое устройство,
Созвучно с голосами,
Подвигни небесами,
Какая сильна мощь томит души волненье?
Какая возбуждать в ней может бурну страсть?
Твое, Гармония, волшебное веленье
И над природой всей твоя чудесна власть.
Ты, дщерь небес,
Вселенной зримой сей с тех пор известна стала,
Как с трона вечного Премудрость глас снислала,
Который мир вознес.
Явилась ты,— и твердь усеялась звездами,
По звуку твоему потек сей красный, светлый строй!
Полк ангельск, поразясь согласием его, красой,—
Велик, воспел, велик Творец наш чудесами!
И в изумлении с тех пор с высот глядит
На сей лучистый сонм, в его заряся токе.
И совокупно с ним гласит
Песнь первую звезды, возникшей на востоке,
Котору сферы все и вблизь и вдаль твердят
Едиными усты: Осанна! свят, свят, свят!
1Фортепиано. (Здесь и далее подстрочные примечания принадлежат Г. Р. Державину.)
1809
ИДОЛОПОКЛОНСТВО
да не будут тебе бози ини…
Творцу я поклоняюсь мира,
В лице Его служу царю.
И не творил и не творю.
Почто ж мне идолы бесчестны,
Шумихой, мишурой прелестны,
Почто,— коль в хижине безвестной
Доволен под рукой небесной
Я долею моей?
Богатств, чинов стяжатель, власти,
Пусть лучшей достигает части,—
Стоит в воде и — хочет пить;
Но пастырь добрый, верный стаду,
Не перелазит чрез ограду,
За посохом нейдет без зва
И пастырства не вымоляет;
А взяв овец, их соблюдает
От расхищенья льва;
Кладет за них в час лютый душу,
Не бегав, как наемник, прочь;
Не знав, что Тот, Кто море, сушу
Так дланью бдит над ним своею,
Как предначертанной стезею
Катит и мира колесо:
То полн сих чувств и не крушится,
А под каким зубцом случится,—
Смиренно сносит все,
И чтет терпенье в добродетель,
Что смертным нужно всем оно;
Что чрез него лишь нас Содетель
Вчиняет звезд своих в звено;
Что персть Его за правду царства
Возносит,— низит за коварства
До предназначенна конца;
Царям вельмож здесь в возвышенье,
А там дает во униженье
Их власти и венца.
Так Вышний таинства сердечны
И мысль всех видит с горних мест,
И солнечных пучины гнезд.
В Его — снежинка в море пенном,
И искра в пламени возжженном,
И черна мравья путь во тьме,
И в небе след орла паряща,
И туча стрел, с луков летяща,
Различены уме.
Различены,— но нет изъятья;
Мир в общей колее течет;
Хоть в том звене, хоть в том участье
Несчастьем тот, сей счастьем чтет.
К чему ж гордыней надыматься,
Когда случиться возвышаться?
Мы можем завтра вниз упасть.
Но ползть почто и бедств в юдоле?
Учиться лучше в низкой доле:
Тщетна кумиров власть.
Ах, нет! — кумиры сильны в мире,
Здесь роскошь усыпляет в пире,
Здесь злато ослепляет блеском,
Там слава оглушает треском.
Все, все сочли за бога мы!
Бесчисленны суть наши страсти,
Крамольники мы вышней власти.
О Росс! беги сей тьмы.
27 июня 1810
ТОСКА ДУШИ
Что так смущаешься, волнуешь,
Бессмертная душа моя?
Отколе пламенны желанья?
Се холмы синие мерцаньем,
Луг запахом спокойство льют;
Но, ах! ничто не утоляет
Унынья томна твоего!
Иль дел, иль подвигов вновь жаждешь,
Чтоб имя прозвучать свое?
Восстань, опрепояшься, действуй!
Обширно поприще твое!
Иль жжет алчба ничтожна злата?
Прости! — не ведал я того,
Бессмертная, сему кумиру
Чтоб била ты когда челом.
Снедаешься, крушишься кем,
Чем нощью спящие в сне грезят
И грезят спящие чем днем?
Нет, слабо праха воспаленье
Наполнить пустоту твою.—
Но что ж? — скажи скорей мне средство,
Внутри чем жажду утолить?
Так вскликнув я,— повергся долу,
Заглохнул стон болотна дна,
Замолкло леса бушеванье,
Затихла тише тишина.
Лежал простерт я, чуть дыхая,
В цветах на берегу ручья,
Над коим месяц серпозлатый
Блистал, бледнел, темнел,— исчез.
Ночная тма темнее стала;
Вкруг в гибком камыше, в кустах
Чуть слышимо погод шептанье
Во слух мой доходили звуки
Так нежны, сладки, как свирель.
Отколь они ко мне неслися?
Но в сердце так вещали мне:
«Не драгоценностей алканье,
И не предмет, тобой избранный,
Волнуют во груди твоей;
Но Тот… Прочь от очей повязка!
Запона и от уха прочь!
Воззри, о робкий! маловерный!
Вокруг себя и в небеса.
Не зришь ли чернордяный пламень,
Не обоняешь ли цветущих
Ты благовоние цветов?
Не внял ли крастелина треска,
И радостна в траве, во мху
И в воздухе жужжанья, шума
Больших и малых жизней толп?
О мрачный и оглохлый смертный!
Не образованны ль рукой
Они одной, из той же глины,
Не облачен ли плащаницей
Непроницаемой ты вкруг?
Сотри скорей плену от взора
И с слуха перепонку сбрось.
Тот, сердцем кто не познаваем
Твоим, но пламенно иском,
Вблизи тебя неподалеку
Его душой кто прямо ищет.
Он носится вокруг тебя
В зарях и ранних и вечерних
И на морях и на земли.
Так, Им ты, Им щедротодарным,
Вся вспламененна Им одним;
По нем твоя тоска, томленье,
Зовешь Его, грустишь ты Им;
Твой к току своему дух рвется,
Страданья небрежа земны
И наслажденья презирая,
Свое блаженство в Нем лишь чтит.
Он жажд твоих всех утоленье,
Он чуден именем своим,
Любовь и свет — Его есть сущность;
Его где — здесь и повсеместно;
Его отсвет в тебе блистает:
Гордись мой брат, величьем сим».
С меня ниспали, Я прозрел
Трепещущи, чуть с места сшел,
И в ужасе не смел быть дерзким
Еще раз на него взглянуть;
Но только глас его я слышал,
В вечернем веющ ветерке.
Склоня колена, вслед молился
Ему и радостен я был,
Пылал восторгом несказанным,
Дрожал, не познавал себя;
Вся млела кровь. Опомнясь, вскликнул:
Нашел, о Чудный, я Тебя!
Нашел, не выпущу из сердца! —
Благослови меня с высот!
27 июня 1810
Орудье благости и сил,
Господня дщерь, Его подобье,
В которой мудро совместил
Он твердость, кротость, ум, незлобье
И к благу общему любовь,
О доблесть смертных! Добродетель!
О соль земли! — хоть сонм духов,
Разврату нравственну радетель,
И смеет звать тебя мечтой;
Но Бог, я мню, ты воплощенный.
Так,— ты наместница Творца,
Его зиждительница воли
В Его селеньях без конца,
И в сей борения юдоли
Добра и зла ты вождь един,
К высокой той чреде ведущий,
К которой избран Света сын.
О человек, лицом, душой
На небеса взирать рожденный!
Ты, доблесть,— мужества пример,
Ты — целомудрия зерцало,
Незыблема подпора вер,
Несокрушимо стран забрало.
Ты в узах, в бедствах присный друг,
Клеврет в трудах, товарищ в бденьи,
Вождям и пастырям ты дух
Даешь, их паств и царств в храненьи,
Венец — всех нужд превозможеньям.
Ты, Добродетель, образец
Благодеяньев всех возможных,
Гармония благих сердец,
Источник сладостей неложных.
Ты,— если царствуешь с царем,—
С судом он милость сочетает,
Зло облистав своим лицом;
От сильных слабых защищает;
Мать сирых, врач изнеможеньям.
Кто раз узрел твои черты,
Твоей пленился красотою,
Вкусил священных уст соты
И весь слился с тобой душою,
Тому других красот уж нет:
Прах — без тебя ему богатство,
Корона — в терниях цветет;
Но где узрить тебя,— препятство
Летит тобою насладиться.
И все его прещенья, муки,—
Как будто знак к победе дан;
Все ужасы — торжеств как звуки
На пир, на брак как бы с невестой,
С улыбкою идет под меч.
Так Михаил шел в гроб отверзтой1,
Чтя ханску ярость ни во что,
Чтоб идолам не поклониться.
Тогда,— как страстны мы тобой,
Каких свойств милосердья чужды?
Смягчаемся сирот слезой,
Не сносим хладно нищих нужды,
Воспитывать детей рачим,
Цвет целомудрия храним,
Ум слепо верою пленяем.
Любя тебя, чем дом богатый.
Тогда в судилищах и суд
Дают бояры беспристрастно,
Отечество, царя блюдут
И правду говорить бесстрашно.
Тогда, о сладостный восторг!
Царицы — верных жен примеры:
Вершит свой Евпраксия рок!1
Лилеей став царевна веры,
Сама дев сонму председит2
И в души льет их нравы святы!
Но льзя ль исчислить лепоты
Твои, о доблесть всеблаженна!
Ты все вчиняешь в красоты,
Что тронет длань твоя священна:
Как соль творит вкусней все яства;
Тобой геройством — храбрость чтут,
Щедротою — урон богатства,
Прощеньем ты караешь месть,
Ты ненавидима, а любишь.
И, Добродетель, посему
Добротой Богу ты подобна,
Что, доброхотствуя всему,
Ты благородством превосходна:
Твой правда труд, твой польза плод;
Ты не себе, но всем радеешь,
Ко всем добра ты — для доброт,
Просить награды — не умеешь;
Всему предпочитаешь — честь
И о делах своих не трубишь.
Величия и
