и звезд лежит туман;

Под ним плывут дремучи рощи;[72]

Средь них как гор отломок льдян

Иль мужа нека тень седая

Сидит, очами озирая:

Как полный месяц щит его,

Как сосна рында обожженна[73],

Глава до облак вознесенна, —

Орел над шлемом у него.

За ним златая колесница

По розовым летит зарям;

Сидящая на ней царица,[74]

Великим равная мужам,

Рукою держит крест одною,

Возженный пламенник другою,

И сыплет блески на Босфор;

Уже от северного света

Лице бледнеет Магомета,

И мрачный отвратил он взор.

Не вновь ли то Олег[75] к Востоку

Под парусами флот ведет

И Ольга[76] к древнему потоку

Занятый ею свет лиет?

Иль россов и́дет дух военный,

Христовой верой провожденный,

Ахеян спасть, агарян стерть[77]? —

Я слышу, громы ударяют,

Пророки, камни возглашают[78]:

«То будет ныне или впредь!»

О! вы, что в мыслях суетитесь

Столь славный россу путь претить,[79]

Помочь врагу Христову тщитесь

И вере вашей изменить!

Чем столько поступать неправо,

Сперва исследуйте вы здраво

Свой путь, цель росса, суд небес;

Исследуйте и заключите:

Вы с кем и на кого хотите?

И что ваш року перевес?

Ничто; — коль росс рожден судьбою

От варварских хранить вас уз,

Темиров[80] попирать ногою,

Блюсть ваших от Омаров муз,[81]

Отмстить крестовые походы,

Очистить иордански воды,

Священный гроб освободить,

Афинам возвратить Афину,[82]

Град Константинов Константину[83]

И мир Афету водворить.[84]

Афету мир? — О труд избранный!

Достойнейший его детей,

Великими людьми желанный,

Свершишься ль ты средь наших дней?..

Доколь, Европа просвещенна,

С перуном будешь устремленна

На кровных братиев своих?

Не лучше ль внутрь раздор оставить

И с россом грудь одну составить

На общих супостат твоих?

Дай руку! — и пожди спокойно;

Сие и росс один свершит,

За беспрепятствие достойно

Тебя трофеем наградит.

Дай руку! дай залог любови!

Не лей твоей и нашей крови,

Да месть всем в грудь нам не взойдет;

Пусть только ум Екатерины,

Как Архимед, создаст машины;

А росс вселенной потрясет.

Чего не может род сей славный,

Любя царей своих, свершить?

Умейте лишь, главы венчанны!

Его бесценну кровь щадить.

Умейте дать ему вы льготу,

К делам великим дух, охоту

И правотой сердца пленить.

Вы можете его рукою

Всегда, войной и не войною,

Весь мир себя заставить чтить.

Война, как северно сиянье,

Лишь удивляет чернь одну:

Как светлой радуги блистанье,

Всяк мудрый любит тишину.

Что благовонней аромата?

Что слаще меда, краше злата

И драгоценнее порфир?

Не ты ль, которого всем взгляды

Лиют обилие, прохлады,

Прекрасный и полезный мир?

Приди, о кроткий житель неба,

Эдемской гражданин страны!

Приди! — и, как сопутник Феба,

Дух теплотворный, бог весны,

Дохни везде твоей душою!

Дохни, — да расцветет тобою

Рай сладости в домах, в сердцах!

Под сению Екатерины

Венчанны лавром исполины

Возлягут на своих громах.

Премудрость царствы управляет;

Крепит их вера, правый суд;

Их труд и мир обогащает,

Любовию они цветут.

О пол прекрасный и почтенный,

Кем россы рождены, кем пленны!

И вам днесь предлежат венцы.

Плоды побед суть звуки славы,

Побед основа — тверды нравы,

А добрых нравов вы творцы!

Когда на брани вы предметов

Лишилися любви своей,

И если без войны, наветов

Полна жизнь наша слез, скорбей, —

Утешьтесь! Ветры в ветры дуют,

Стихии меж собой воюют;

Сей свет — училище терпеть.

И брань коль восстает судьбою,

Сын россиянки среди бою

Со славой должен умереть.

А слава тех не умирает,

Кто за отечество умрет;

Она так в вечности сияет,

Как в море ночью лунный свет.

Времен в глубоком отдаленьи

Потомство тех увидит тени,

Которых мужествен был дух.

С гробов их в души огнь польется,

Когда по рощам разнесется

Бессмертной лирой дел их звук.

Конец 1790 или начало 1791

Водопад[85]

Алмазна сыплется гора

С высот четыремя скалами,[86]

Жемчугу бездна и сребра

Кипит внизу, бьет вверх буграми;

От брызгов синий холм стоит,

Далече рев в лесу гремит.

Шумит, и средь густого бора

Теряется в глуши потом;

Луч чрез поток сверкает скоро;

Под зыбким сводом древ, как сном

Покрыты, волны тихо льются,

Рекою млечною влекутся.

Седая пена по брегам

Лежит буграми в дебрях темных;

Стук слышен млатов по ветрам,[87]

Визг пил и стон мехов подъемных:

О водопад! в твоем жерле

Все утопает в бездне, в мгле!

Ветрами ль сосны пораженный? —

Ломаются в тебе в куски;

Громами ль камни отторженны? —

Стираются тобой в пески;

Сковать ли воду льды дерзают? —

Как пыль стеклянна ниспадают.

Волк рыщет вкруг тебя и, страх

В ничто вменяя, станови́тся;

Огонь горит в его глазах,

И шерсть на нем щетиной зрится;

Рожденный на кровавый бой,

Он воет, согласясь с тобой.

Лань и́дет робко, чуть ступает,

Вняв вод твоих падущих рев,

Рога на спину приклоняет

И быстро мчится меж дерев;

Ее страшит вкруг шум, бурь свист

И хрупкий под ногами лист.

Ретивый конь[88], осанку горду

Храня, к тебе порой идет;

Крутую гриву, жарку морду

Подняв, храпит, ушми прядет;

И, подстрекаем быв, бодрится,

Отважно в хлябь твою стремится.

Под наклоненным кедром вниз,

При страшной сей красе природы,

На утлом пне, который свис

С утеса гор на яры воды,

Я вижу — некий муж седой[89]

Склонился на руку главой.

Копье и меч, и щит великой,

Стена отечества всего,

И шлем, обвитый повиликой,

Лежат во мху у ног его.

В броне блистая златордяной,

Как вечер во заре румяной,[90]

Сидит — и, взор вперя к водам,

В глубокой думе рассуждает:

«Не жизнь ли человеков нам

Сей водопад изображает?

Он так же блеском струй своих

Поит надменных, кротких, злых.

Не так ли с неба время льется,

Кипит стремление страстей,

Честь блещет, слава раздается,

Мелькает счастье наших дней,

Которых красоту и радость

Мрачат печали, скорби, старость?

Не зрим ли всякой день гробов,

Седин дряхлеющей вселенной?

Не слышим ли в бою часов

Глас смерти, двери скрып подземной?

Не упадает ли в сей зев

С престола царь и друг царев?

Падут, — и вождь непобедимый,

В Сенате Цезарь средь похвал,[91]

В тот миг, желал как диадимы,

Закрыв лице плащом, упал;

Исчезли замыслы, надежды,

Сомкнулись алчны к трону вежды.

Падут, — и несравненный муж

Торжеств несметных с колесницы,

Пример великих в свете душ,

Презревший прелесть багряницы.

Пленивший Велизар[92] царей

В темнице пал, лишен очей.

Падут. — И не мечты прельщали,

Когда меня, в цветущий век,

Давно ли города встречали,

Как в лаврах я, в оливах тек?[93]

Давно ль? Но, ах! теперь во брани

Мои не мещут молний длани!

Ослабли силы, буря вдруг

Копье из рук моих схватила;[94]

Хотя и бодр еще мой дух,

Судьба побед меня лишила».

Он рек — и тихим позабылся сном,

Морфей покрыл его крылом.

Сошла октябрьска нощь на землю,

На лоно мрачной тишины;

Нигде я ничего не внемлю,

Кроме ревущия волны,

О камни с высоты дробимой

И снежною горою зримой.

Пустыня, взор насупя свой,

Утесы и скалы́ дремали;

Волнистой облака грядой

Тихонько мимо пробегали,

Из коих трепетна, бледна,

Проглядывала вниз луна.

Глядела и едва блистала,

Пред старцем преклонив рога,

Как бы с почтеньем познавала

В нем своего того врага,

Которого она страшилась,

Кому вселенная дивилась.

Он спал — и чудотворный сон

Мечты ему являл геройски:

Казалося ему, что он

Непобедимы водит войски;

Что вкруг его перун молчит,

Его лишь мановенья зрит.

Что огнедышущи за перстом

Ограды вслед его идут;[95]

Что в поле гладком, вкруг отверстом,

По слову одному растут

Полки его из скрытых станов,

Как холмы в море из туманов.

Что только по траве росистой

Ночные знать его шаги;

Что утром пыль, под твердью чистой,

Уж поздо зрят его враги;

Что остротой своих зениц

Блюдет он их, как ястреб птиц.

Что, положа чертеж и меры,

Как волхв невидимый, в шатре,

Тем кажет он в долу химеры[96],

Тем — в тиграх агнцев на горе,

И вдруг решительным умом

На тысячи бросает гром.

Что орлю дерзость, гордость лунну,

У черных и янтарных волн,

Смирил[97] Колхиду златорунну[98],

И белого царя урон

Рая́ вечерня пред границей

Отмстил[99] победами сторицей.

Что, как румяной луч зари,

Страну его покрыла слава;

Чужие во́жди и цари,

Своя владычица, держава,

И все везде его почли,

Триумфами превознесли.[100]

Что образ, имя и дела

Цветут его средь разных глянцев;

Что верх сребристого чела

В венце из молненных румянцев

Блистает в будущих родах,

Отсвечиваяся в сердцах.

Что зависть, от его сиянья

Свой бледный потупляя взор,

Среди безмолвного стенанья

Ползет и ищет токмо нор,

Куда бы от него сокрыться,

И что никто с ним не сравнится.

Он спит — и в сих мечтах веселых

Внимает завыванье псов,

Рев ветров, скрып дерев дебелых,

Стенанье филинов и сов,

И вещих глас вдали животных,

И тихий шорох вкруг бесплотных.

Он слышит: сокрушилась ель,

Станица вранов встрепетала,

Кремнистый холм дал страшну щель,

Гора с богатствами упала;

Грохочет эхо по горам,

Как гром гремящий по громам.

Он зрит одету в ризы черны

Крылату некую жену,

Власы имевшу распущенны,

Как смертну весть, или войну,

С косой в руках, с трубой стоящу,

И слышит он: «проснись!» гласящу.

На шлеме у нее орел

Сидел с перуном помраченным,

В нем герб отечества он зрел;

И, быв мечтой сей возбужденным,

Вздохнул и, испустя слез дождь,

Вещал: «Знать, умер некий вождь[101]!

Блажен, когда, стремясь за славой,

Он пользу общую хранил,

Был милосерд в войне кровавой

И самых жизнь врагов щадил:

Благословен средь поздных веков

Да будет друг сей человеков!

Благословенна похвала

Надгробная его да будет,

Когда всяк жизнь его, дела

По пользам только помнить будет;

Когда не блеск его прельщал

И славы ложной не искал!

О! слава, слава в свете сильных!

Ты точно есть сей водопад.

Он вод стремлением обильных

И шумом льющихся прохлад

Великолепен, светл, прекрасен,

Чудесен, силен, громок, ясен;

Дивиться вкруг себя людей

Всегда толпами собирает;

Но если он водой своей

Удобно всех не напояет,

Коль рвет брега и в быстрота́х

Его нет выгод смертным, — ах!

Не лучше ль менее известным,

А более полезным быть;

Подобясь ручейкам прелестным,

Поля, луга, сады кропить,

И тихим вдалеке журчаньем

Потомство привлекать с вниманьем?

Пусть на обросший дерном, холм

Приидет путник и воссядет

И, наклонясь своим челом

На подписанье гроба, скажет:

«Не только славный лишь войной,

Здесь скрыт великий муж душой».

О! будь бессмертен, витязь бранный,

Когда ты весь соблюл свой долг!» —

Вещал сединой муж венчанный

И, в небеса воззрев, умолк.

Умолк, — и глас его промчался,

Глас мудрый всюду раздавался.

Но кто там и́дет по холмам,

Глядясь, как месяц, в воды черны?

Чья тень спешит по облакам

В воздушные жилища горны?

На темном взоре и челе

Сидит глубока дума в мгле!

Какой чудесный дух крылами

От севера парит на юг?

Ветр медлен, течь его стезями,

Обозревает царствы вдруг;

Шумит, и как звезда блистает,

И искры в след свой рассыпает.

Чей труп, как на распутьи мгла,

Лежит на темном лоне нощи?

Простое рубище чресла,

Две лепта[102] покрывают очи,

Прижаты к хладной груди персты,

Уста безмолвствуют отверсты!

Чей одр — земля; кров — воздух, синь;[103]

Чертоги — вкруг пустынны виды?

Не ты ли счастья, славы сын,

Великолепный князь Тавриды[104]?

Не ты ли с высоты честей

Незапно пал среди степей?

Не ты ль наперсником близ трона

У северной Минервы[105] был;

Во храме муз друг Аполлона;

На поле Марса во́ждем слыл;

Решитель дум в войне и мире,

Могущ — хотя и не в порфире?

Не ты ль, который взвесить смел

Мощь росса, дух Екатерины

И, опершись на них, хотел

Вознесть твой гром на те стремнины,

На коих древний Рим[106] стоял

И всей вселенной колебал?

Не ты ль, который орды сильны

Соседей хищных истребил,[107]

Пространны области пустынны

Во грады, в нивы обратил,

Покрыл понт Черный кораблями,

Потряс среду земли громами?

Не ты ль, который знал избрать

Достойный подвиг росской силе,

Стихии самые попрать

В Очакове и в Измаиле,

И твердой дерзостью такой

Быть дивом храбрости самой?

Се ты, отважнейший из смертных!

Парящий замыслами ум!

Не шел ты средь путей известных,

Но проложил их сам — и шум

Оставил по себе в потомки;

Се ты, о чудный вождь Потемкин!

Се ты, которому врата

Торжественные[108] созидали;

Искусство, разум, красота

Недавно лавр и мирт сплетали;

Забавы, роскошь вкруг цвели,

И счастье с славой следом шли.

Се ты, небесного плод дара

Кому едва я посвятил,

В созвучность громкого Пиндара

Мою настроить лиру мнил,

Воспел победу Измаила,

Воспел, но смерть тебя скосила!

Увы! и хоров сладкий звук

Моих в стенанье превратился;

Свалилась лира с слабых рук,

И я там в слезы погрузился,

Где бездна разноцветных звезд

Чертог являли райских мест.[109]

Увы! и громы онемели,

Ревущие тебя вокруг;

Полки твои осиротели,

Наполнили рыданьем слух;

И все, что близ тебя блистало,

Уныло и печально стало.

Потух лавровый твой венок,[110]

Гранена булава[111] упала,

Меч в полножны войти чуть мог,[112]

Екатерина возрыдала!

Полсвета потряслось за ней

Незапной смертию твоей!

Оливы свежи и зелены

Принес и бросил Мир из рук;

Родства и дружбы вопли, стоны

И муз ахейских жалкий звук

Вокруг Перикла раздается[113]:

Марон по Меценате рвется,[114]

Который почестей в