герой храпит во весь геройский дух.
О, богатырский сон! Едва ль он перервется,
Хоть гром из тучи грянь, обрушься неба твердь.
Великолепный сон! Он глубже, мне сдается,
Чем тот, которому дано названье: смерть.
Там спишь, а душу всё подталкивает совесть,
А над ухом ее нашептывает повесть
Минувших дней твоих — а тут… но барабан
Вдруг грянул — и восстал, воспрянул ратный стан.
Николай Алексеевич Некрасов
(1821–1878)
14 июня 1854 года
Великих зрелищ, мировых суде́б
Поставлены мы зрителями ныне;
Исконные, кровавые враги,
Соединясь, идут против России;
Пожар войны полмира обхватил,
И заревом зловещим осветились
Деяния держав миролюбивых…
Обращены в позорище вражды
Моря и суша… Медленно и глухо
К нам двинулись громады кораблей,
Хвастливо предрекая нашу гибель,
И наконец приблизились — стоят
Пред укрепленной русскою твердыней…
Два жребия… и наступает время,
Когда решитель мира и войны
Исторгнет их всесильною рукой
И свету потрясенному покажет.
………………………….
………………………….
Внимая ужасам войны…
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слезы —
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
Афанасий Афанасьевич Фет
(1820–1892)
Севастопольское братское кладбище
Какой тут дышит мир! Какая славы тризна
Средь кипарисов, мирт и каменных гробов!
Рукою набожной сложила здесь Отчизна
Они и под землей отвагой прежней дышат…
Боюсь, мои стопы покой их возмутят,
И мнится, все они шаги живого слышат,
Но лишь молитвенно молчат.
Счастливцы! Высшею пылали вы любовью:
Тут что ни мавзолей, ни надпись — всё боец,
И рядом улеглись, своей залиты кровью,
И дед со внуком, и отец.
Из каменных гробов их голос вечно слышен,
Им внуков поучать навеки суждено,
Их слава так чиста, их жребий так возвышен,
Что им завидовать грешно…
Аполлон Николаевич Майков
(1821–1897)
Сказание о 1812 годе
Ветер гонит от востока
С воем снежные метели…
Дикой песнью злая вьюга
Заливается в пустыне…
По безлюдному простору,
Без ночлега, без привала,
Точно сонм теней, проходят
Славной армии остатки,
Егеря и гренадеры,
Кто окутан дамской шалью,
Кто церковною завесой, —
То в сугробах снежных вязнут,
То скользят, вразброд взбираясь
На подъем оледенелый…
Где пройдут — по всей дороге
Пушки брошены, лафеты;
Снег заносит трупы ко́ней,
И людей, и колымаги,
Нагружённые добычей
Из святых московских храмов…
Посреди разбитой рати
Едет вождь ее, привыкший
К торжествам лишь да победам…
В по́шевнях на жалких клячах,
Едет той же он дорогой,
Где прошел еще недавно
Полный гордости и славы,
К той загадочной столице
С золотыми куполами,
Где, казалось, совершится
Повелителя вселенной,
Сокрушителя империй…
Где ж вы, пышные мечтанья!
И глубокие расчеты
Прахом стали, и упорно
Ищет он всему разгадки,
Где и в чем его ошибка?
Всё напрасно!..
И поник он, и, в дремоте,
Видит, как в приемном зале —
Незадолго до похода —
В Тюльери стоит он, гневный;
Венценосцев всей Европы
Перед ним послы: все внемлют
С трепетом его угрозам…
Не склонив покорно взгляда,
С затаенною улыбкой…
И, вспыливши, император:
«Князь, вы видите, — воскликнул, —
Мне никто во всей Европе
Не дерзает поперечить:
Император ваш — на что же
Он надеется, на что же?»
«Государь! — в ответ посланник. —
Взять в расчет вы позабыли,
Что за русским государем
Он тогда расхохотался,
А теперь — теперь он вздрогнул…
И глядит: утихла вьюга,
На морозном небе звезды,
А кругом на горизонте
Всюду зарева пожаров…
Вспомнил он дворец Петровский,
Где бояр он ждал с поклоном
И ключами от столицы…
Вдруг со всех сторон объятый
Морем пламени… А мира —
Мира нет!.. И днем и ночью
Неустанная погоня
Вслед за ним врагов незримых…
Там, в лесах… «Так вот что значит —
И безнадежно
Вдаль он взоры устремляет:
Что-то грозное таится
Там, за синими лесами,
В необъятной этой дали…
Алексей Константинович Толстой
(1817–1875)
В колокол, мирно дремавший…
В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба
Грянула. С треском кругом от нее разлетелись осколки,
Он же вздрогну́л — и к народу могучие медные звуки
Вдаль потекли, негодуя, гудя и на бой созывая.
Иван Саввич Никитин
(1824–1861)
Русь*
Под большим шатром
Голубых небес —
Вижу — даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг:
Нивы зрелые,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу:
Там, в глуши пустынь,
Быстро кружится;
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную…
Это ты, моя
Русь державная,
Моя Родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
У тебя ли нет
Поля чистого,
Где б разгул нашла
Воля смелая?
У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей стола,
Меча недругу?
У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?..
Когда с Запада
Облегла тебя
Туча темная?
Под грозой ее
Леса падали,
Колебалася.
И зловещий дым
От горевших сел
Высоко вставал
Черным облаком!
Но лишь кликнул царь
Вдруг со всех концов
Поднялася Русь.
Собрала детей,
Стариков и жен,
Приняла гостей
На кровавый пир.
И в глухих степях,
Под сугробами,
Улеглися спать
Гости на́веки.
Хоронили их
Вьюги снежные,
Бури Севера
О них плакали!..
И теперь среди
Городов твоих
Муравьем кишит
Православный люд.
По седым морям,
Из далеких стран,
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
Уж и есть за что́,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
На взятие Карса
Таков удел твой, Русь святая, —
Величье кровью покупать;
На грудах пепла, вырастая,
В борьбе с чужими племенами
Ты возмужала, развилась,
И над мятежными волнами
Скалой громадной поднялась.
Опять стоишь ты под грозой!
Но чую я, как крепнут наши силы,
И вижу я, как дети рвутся в бой…
За Русь! — гремит народный голос,
За Русь! — по ратям клик идет,
За Русь! — душа и тело вопиет…
Василий Иванович Богданов
(1837–1886)
Привет товарищам врачам по возвращении их с Балканского полуострова*
В семье врачей, присутствующих тут,
Мы с гордостью жмем крепко ваши руки.
Истории не лицемерный суд
Прославит лиц, под знаменем науки
Минувшая кровавая война
Героев ряд повсюду создавала,
И доблесть их молвой оценена…
Но труд врачей вполне ль молва узнала?
Узнала ль ваши имена?
Под грохот битв, идя с мечом в руках,
Нетрудно впасть в экстаз ожесточенья:
Задор борьбы прогонит смерти страх,
Ряд павших жертв пробудит жажду мщенья
И злоба заблестит в глазах.
Ряд подвигов герой тут совершит…
А в этот миг безвестный, незаметный
Врач трудится… В нем злоба не кипит, —
И холодно, с отвагой беззаветной
Он смерти тут в глаза глядит.
Смерть не щадит… Да, много свежих сил
Из вас легло на поле брани грозной, —
И длинный ряд безвременных могил,
Могил борцов с заразою тифозной
Гром славы вас за подвиги не ждал.
На поле битв смерть храброго солдата
Встречала ряд восторженных похвал,
Собой безмолвно заменял.
На кладбище прах падшего несли
Без звука труб, без почести военной,
На гроб его бросали горсть земли —
И кончено!.. Что ж! факт обыкновенный —
От тифа умер… Погребли.
Лишь изредка в безмолвии палат
Страдальцев сонм труды врача вспомянет…
Алексей Николаевич Апухтин
(1840–1893)
Солдатская песня о Севастополе
Не веселую, братцы, вам песню спою,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
А и так победили, что долго потом
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
И с разбитым отчалили носом.
Я спою, как, покинув и дом и семью,
Шел в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабенку свою,
Выходил ополченцем из хаты.
Я спою, как росла богатырская рать,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как свято они умирали!
Как красавицы наши сиделками шли
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей Русской земли
Нам платили враги своей кровью;
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Грозной тенью росли бастионы.
И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Хоронила сынов ее смелых…
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов
(1848–1913)
Плевна
I
В ожидании
Каким-то медленным огнем
Душа усталая томима.
Не торопясь, проходят мимо.
Ненастье, желтые листы,
Осенней вьюги завыванье,
В уме недвижные мечты,
В груди немолчное страданье!
Кругом запахнет кровью братской,
Покой — ужасней муки адской!
И вновь надежды и мечты,
Желанной вести ожиданье,
Осенней вьюги завыванье
И дождь, и желтые листы!..
Пусть мрак сдвигается кругом,
Пусть льется дождь на нас сердитый,
Пусть буря стонет — переждем!
Не одолеет нас невзгода.
Стряслась беда — снесем беду!
Сыны великого народа,
Мы в нашу веруем звезду.
И проклят будь, чей дух смутится,
Чей в страхе побледнеет лик,
Кто малодушно усомнится
И дрогнет хоть единый миг!
II
После победы
Победа! На душе как будто легче стало.
Уж «завтра» не грозит стыдом или бедой.
Что ж медлим сбросить мы печали покрывало
И в шумной радости затеять пир горой?
Победа! Как давно и жадно этой вести
Мы ждали! День настал; что ж сердце не кипит
Ни страстным торжеством, ни упоеньем мести?
Какая тягота его еще томит?
Иль нам не верится? Иль жалко нам чего-то?
Иль душу возмутил борьбы кровавый след?
Иль обуяла нас безвременно дремота?
Иль славы ждем иной, иных хотим побед?
Кто скажет? Кто решит — то мудрость иль безумье?
Грядущее для нас светло или темно?
Народа русского глубокое раздумье,
Как моря тишину, постигнуть мудрено.
Родная*
Покинув Родину и дом, она пошла
Туда, куда текли все русския дружины.
Под ветхим рубищем в душе она несла
Бесценный клад любви, участья и кручины…
Уж скрылся позади рубеж земли родной.
Чу! слышен битвы гром, холмов дымятся склоны:
Восторг отчаянной и дикой обороны
С редутов Гривицы и Плевны роковой
На русские полки огнем и смертью дышит;
Но чуткая любовь не грохот в битве слышит,
Не ей твердыни брать, не ей смирять врагов.
Мужичке-страннице иные внятны звуки,
Иной с побоищ к ней несется громкий зов —
Томящий жажды клик и вопли смертной муки.
И вот она в огне: визжит над ней картечь,
Рои летают пуль, гранаты с треском рвутся,
Увечья, раны, смерть! Но ей ли жизнь беречь?
Кругом мольбы и стон — и реки крови льются!
Страдальцев из огня, из схватки боевой,
Она уносит прочь, полна чудесной силы,
И жаждущих поит студеною водой,
И роет мертвецам с молитвою могилы.
Как звать ее? Бог весть, да и не всё ль равно?
Луч славы над ее не блещет головою,
Одно ей прозвище негромкое дано:
Герои русские зовут ее «родною».
Александр Александрович Блок
(1880–1921)
На поле Куликовом*
1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной.
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
4
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня
