Во всех этих окраинах были оставлены их старые конституции, вольности и прочее. Польская конституция была ликвидирована только после польского восстания 1832 года, финская действовала до 1917-го. Взаимоотношения между завоеванной Финляндией и ее завоевательницей не имели, вероятно, прецедентов во всей мировой истории: все граждане Финляндии пользовались всеми правами на всей территории империи, и все остальные граждане всей остальной империи не пользовались всеми правами на территории Финляндии. Во всяком случае, ни в одном из всех завоеваний ни у одного из побежденных помещиков или мужиков не было отнято ни одного клочка земли, никто не переселялся и не перегонялся с места на место. Финн генерал Маннергейм был свиты Его Величества генерал-адъютантом, поляк генерал Клембовский был генерал-квартирмейстером всех русских армий в первую мировую войну.
Русская политика наделала много ошибок, промахов и даже преступлений: раздел и попытки русификации Польши были преступлением. Однако польские помещики около Харькова и польские помещики около Варшавы продолжали владеть своими поместьями (иногда гигантскими), а до 1861 года некая часть народа-завоевателя и народа-победителя, например, семья Солоневичей, оставалась в крепостных рабах помещиков, принадлежащих к побежденному и завоеванному народу. Особенно умно это не было. Но это характеризует завоевательную политику реакции.
Сейчас начали свою антимилитаристическую политику пролетарии всех стран. Мы сейчас можем сказать, что товарищ Сталин ведет политику откровенной экспансии. Но можем утверждать и нечто другое: все остальные социалистические правительства Европы вели бы точно такую же политику, если бы у них для этого было бы достаточно сил. Разницу между Сталиным и остальными социалистическими политиками Европы нужно искать не в потенциале желания, а в наличии сил. Совершенно очевидно, что если бы те пролетарии всех стран, которые нынче властвуют во Франции, были бы достаточно сильны, то они делали бы в Руре решительно то же самое, что делает товарищ Сталин в Берлине, и делали бы это безо всякой оглядки на интересы, желания, голосования или голод тех пролетариев всех стран, которым не повезло во второй мировой войне.
Дети немецких пролетариев всех стран голодают неистово — министры норвежских пролетариев налагают свое вето на немецкое рыболовство и китобойный промысел. Датские пролетарии пытаются оттяпать Шлезвиг, бельгийские и голландские — «исправить границы», чешские пролетарии выселили немецких и венгерских, венгерские — словацких и чешских, сербские и румынские — швабских и австрийских, австрийские — немецких и так далее.
Можно сказать, что Австро-Венгерская монархия была реакционной. Однако дюжина народностей все-таки как-то уживались друг с другом. Сейчас люди, жившие веками на территориях этой бывшей реакции, согнаны со своих веками насиженных мест, ограблены до нитки, выброшены в голодную неизвестность. И это все делается пролетариями в отношении пролетариев.
Немецкие национал-социалисты начали свою внешнеполитическую деятельность с полного уничтожения польских народных социалистов. Теперь польские социалисты занялись плохо организованным истреблением немецких трудящихся. Об обстановке выселения немцев из-за Одера-Нейсе «Таймс» писал: «Это было лучше Бельзена и Дахау, но это не намного лучше».
Около двухсот лет тому назад, в царствование той же Екатерины, князь Потемкин завоевал нынешний Юг России, в том числе Крым. В сознании среднего читающего европейского человека имя князя Потемкина неразрывно связано с выражением «потемкинские деревни». Так пишет история. История не пишет о том, что тогдашние «потемкинские деревни» сейчас называются Одессой, Севастополем, Днепропетровском и прочими такими бутафорскими названиями. Война на Юге России была зверской войной. Татары оказывали отчаянное сопротивление, и население северных районов Крыма было истреблено почти поголовно. Приблизительно в таком же стиле разыгрывались и кавказские войны. Так что Гаагские принципы в этих войнах не применялись. Крым же в предшествующую эпоху играл ту же роль, какую играли арабские торговцы черным деревом в Африке времен Стенли. Для демократических принципов ведения войны места там не было. Однако после капитуляции Крыма его населению был предоставлен выбор: остаться в России или эмигрировать в Турцию (Крым до того принадлежал Турции). Часть осталась, часть предпочла уехать. Уезжавшим был предоставлен тоннаж для них и для всего их имущества, были выданы деньги на проезд и деньги на обзаведение на новых местах. Это было двести лет тому назад, в одну из самых реакционных эпох России, по отношению к Разбойным племенам, профессионально промышлявшим торговлей живым человеческим мясом.
Оставшиеся крымские татары совершенно мирно прожили двести лет. Сейчас они все выселены на Север Сибири. Около двух с половиной миллионов поляков в течение примерно тех же двухсот лет также мирно жили на Юге России — все они выселены к линии Одер-Нейсе, где они решительно не знают, что именно с ними станет завтра.
Крымские татары специализировались на табаководстве — лучшем в России. Теперь на Севере Сибири они, вероятно, просто вымрут. Немецкие рабочие в Чехии веками специализировались на стекольной промышленности, кажется, лучшей в мире; теперь им деваться некуда и делать нечего. Финские пролетарии специализировались по водному транспорту в Петербурге и при царской реакции жили там сотню лет, работали, и никто их не трогал. С началом власти «пролетариев всех стран» они выселены все. Немецкие колонисты в России жили там почти двести лет и создали за Волгой очень высококвалифицированное сельское хозяйство — они выселены на тот же Север Сибири и с теми же шансами на жизнь. Правительство русских пролетариев уморило голодом два миллиона пленных немецких пролетариев, и правительство французских пролетариев пыталось также уморить тех же немецких пленных, пока в эту историю не вмешалось правительство антипролетарских США. За «пролетариев всех стран» сейчас вступается только антипролетарское, капиталистическое и плутократическое и прочее правительство США — только оно одно. Это оно кормит детей европейского пролетариата, которых грабят пролетарии всех стран. Это оно и только оно одно спасает отряды европейского пролетариата от места их последнего соединения — от виселицы, подвалов и братских могил голода. Чем и когда помогли одни пролетарии другим пролетариям? Кто из них положил кусок хлеба в протянутую руку своих голодающих товарищей по классу? Кто из них дал бы стакан молока голодающим детям капиталистических стран, если бы дети голодали в капиталистических и имели бы молоко в социалистических странах?
Позвольте нарисовать социалистическую утопию, не предусмотренную пока что никакой философией мира. Американцы из Европы ушли. Для простоты картины предложим, что большевики на их место не пришли. Что будет завтра в социалистической Европе «пролетариев всех стран»? Забудут ли немецкие трудящиеся свою землю по ту сторону Одера и Нейсе? Договорится ли товарищ Шумахер с товарищем Торезом? Согласятся ли немецкие рыбаки отказываться от рыбьего жира в пользу своих норвежских товарищей? Поделят ли венгры, словаки и чехи наследие ограбленных немецких и австрийских рабочих? Примирится ли мистер Тито с австрийской Каринтией? И что будут есть все они на другой день после прекращения капиталистической помощи невыразимо прекрасной Европе сегодняшнего дня?
…Если сегодня днем акулы американского капитализма из Европы уйдут, то сегодня вечером в Европе все начнут резать всех. Немцы вышибут поляков из Померании. Поляки вышибут русских из Кенигсберга. Французы постараются захватить Рур и датчане — Шлезвиг. Тито ринется на Австрию. Словакия восстанет против Чехии. Немецкий рабочий ринется грабить немецкого мужика. Немецкий мужик постарается вырезать немецких беженцев, не говоря уже об иностранных Ди-Пи. Даже старые, давно забытые кровавые распри между религиями примут социалистически модернизированный характер: православные сербы начнут резать католических хорватов, а в Западной Украине ликвидация унии, начатая Екатериной Великой, будет продолжаться методами Великого Сталина: мечом и виселицами.
Вы можете отвергнуть этот вариант социалистической утопии. Но совершенно невозможно отрицать социалистическую действительность сегодняшнего дня: все, что можно было использовать для ненависти, использовано для ненависти. Раньше нам все говорили только о ненависти к эксплуататорам. Сейчас культивируется ненависть к эксплуатируемым. «Пролетарии всех стран» добились одного: во всякую щель, где только затаились остатки вековых споров, вбиты новые клинья свежей ненависти классовой, групповой, национальной и даже религиозной. Кто мог себе представить товарища Сталина, выступающего в качестве «защитника православия» методами инквизиции семнадцатого века? Кто мог представить себе, что вожди русского и французского пролетариата станут сознательно убивать голодом миллионы немецких пролетариев, только что «освобожденных от власти кровавого фашизма». Кто мог представить себе русского социалистического «богоносца», насилующего берлинских пролетарок, или немецкого социалистического профессора, впрыскивающего бензин в вены пленных рабочих и крестьян? Фактическая история всех этих моральных достижений еще не написана вся. Сейчас мы знаем только немецкие зверства. То, что русские эмигранты мне говорили о чешских, даже и мне, человеку, видавшему всякие виды, кажется невероятным. Товарищ Шумахер есть социалист. Но ведь и товарищ Пик есть социалист. Товарищ Шумахер раздувает ненависть против России, Польши, славянства, против немецких помещиков и фабрикантов, против «христианской демократии» и капиталистического либерализма. Товарищ Пик раздувает ненависть против США и Англии — и против тех же демократов, либералов и капиталистов. Товарищ Торез раздувает ненависть против немецких пролетариев и американских капиталистов, и товарищ Сталин грабит немецких трудящихся точно так же, как ограбил и русских. Советский идеолог Илья Эренбург вопил: «Смерть немцам», и под этим лозунгом Красная Армия шла на Берлин — насиловала, грабила и убивала. До того почти под таким же лозунгом шла на Восток германская социалистическая армия и делала то же самое. При Романовых, Гогенцоллернах и прочих было, может быть, плохо. Но никто в мире, имеющий ум и совесть, не имеет никакого права оспаривать того факта, что при пролетариях всех стран все стало неизмеримо хуже.
Русский император Павел Первый, которого Бернард Шоу называет таким же чудовищем, каким был Нерон, взял в плен вождя польского восстания Тадеуша Костюшко. Костюшко был привезен в Петербург, принят Павлом, получил деньги и свободу и уехал в США.
Шамиль, организовавший на Кавказе одно из самых кровавых восстаний русской окраинной истории, был взят в плен, был принят царем Александром Вторым, получил имение на Волге, правда, с запретом возвращаться на Кавказ, и потом уехал в Мекку. Павел Первый и Александр Второй были «реакционерами», и оба были убиты: первый — за то, что начал освобождение русских рабов, второй — за то, что он его не кончил. Что сделали реакционеры, убившие «реакцию»? Кого помиловали они? Кого они освободили и из числа своих противников, и из числа своих друзей, и из числа тех трудящихся, во имя которых они подняли свои кровавые знамена?
Мы можем сказать, что Павел Первый в Польше и Александр Второй на Кавказе вели империалистическую политику, и это будет правильно. Но разве не тот же империализм проводят или пытаются проводить польские социалисты на линии Одер-Нейссе, французские — в Сааре и Индокитае, датские — где-то в Шлезвиге, русские — по всем своим границам
