становятся безгласным и бесправным элементом всеобщей машины, исполняющими сексуальные прихоти иерархов именно в силу включенности в структуру функционального социума и диктата,с некоторой гедонистской компенсацией сексуальной лояльности (примеры: исмаилиты или Китай эпохи Мао; суть сексуального компонента социального бытия соответствует именно этому стереотипу). И если женщины при этой форме диктата весьма органично включаются в структуру диктата(103), то слойные градации морали, в частности сексуальной, ведут к появлению интроспективных коллизий сексуального характера, детерминирующих контрдиктатные мотивации.
____________________________________________________________
(103) — Принуждение внешнее, с одной стороны, в той или иной степени адекватно мазохистской доминанте большинства женщин, с другой стороны, его негативные стороны компенсируются материальным гедонизмом и гарантией защищенности.
Стр. 133
С одной стороны, навязываемый диктатом сексуальный аскетизм (ортодоксальная моногамия, принижение и оплевывание сексуальных радостей и т.д.) — сами по себе неприемлемы для подсознания Оно; с другой стороны, отраженное в сознании наличие в объективном мире роскоши, шикарных самок, проституированного секса в красивой упаковке, но доступного только иерархии — вот чем характеризуются все экстремистские государственные формы диктата — от государства зинджей, исмаилитов, Сауделеров до Франции после 1793г., России и Китая ХХв. и т.д. Многосторонний интроспективный конфликт на почве секса вызывает появление разнородной сексуальной морали: сексуального гедонизма иерархов и проводников с компонентом садистского принуждения женщин, камуфлируемого разгула женского гедонизма на базе примитивного, прагматического материализма, декларативного аскетизма и объективного исповедуемого гедонизма подавляемых, лишенного лояльно-диктатной мотивированности, точнее, негативного диктату.
Мощь секса как доминанты Оно в этой ситуации становится одним из факторов, разрушающих лояльную интроспекцию диктата и в конечном итоге саму форму диктата.
Диктатные детерминации: формальное и неформальное право и произвол подавления
В этом разделе анализируется стратегический характер диктатной детерминации права, т.е., каузальная связь эволюции диктата и сущности правовых форм. Разнообразие временных и региональных правовых структур крайне велико, поэтому проанализированы будут только те вариации, которые представляют интерес с точки зрения общего, стратегического процесса.
Стр. 134
Поэтапный хронологический анализ этого процесса в каждом конкретном этносе также невозможен из-за объема материала, поэтому будут исследованы узловые точки эволюции диктата и соответствующие им правовые кодексы, структуры, законы, характер произвола и пенитенциарной системы.
Используя предложенную теорию и методологию, эрудированный читатель найдет подтверждение приводимым ниже стратегическим детерминациям диктатом сущностей и форм права в любом конкретном случае: законодательстве, пенитенциарной системе, уровне произвола любого государства в любую эпоху. Наиболее простой для диктата способ подавления — это ничем не ограниченная внешняя и интроспективная репрессия любых потенций и конкреций нелояльности. Но этот метод наталкивается на сопротивление разума человека и всего подавляемого социума, так как ассоциирование негативных аспектов подавления: наказаний, убийств и т.д. — с конкретной волей конкретных индивидов приводит к негативизации в сознании подавляемых отражения этих индивидов, а затем по ассоциации и самой системы подавления, формы и конкреций диктата, а затем и к акциям, негативным диктату. Подавление нуждается (континуально-интроспективно) в освящении своих кошмаров, в присвоении категорий предустановленности, имманентно-органичной необходимости, квинтэссенции человеческой мудрости, благого телеологизма и в совокупности — категории блага для всего (или для большей части) социума. Говорить об истинности этих сущностей столь же бессмысленно, как рассуждать о благостности или негативизме диктата вообще.
Право является столь же имманентной стороной социального бытия, как диктат, как вариативные психотипы слоев, как смертный индивид, в конце концов.
Стр. 135
Некоторая аналогия — констатация экзистенциального антагонизма индивида и универсума — является не попыткой присвоения этой сущности характера негативной или позитивной категории. Это лишь констатация сути, как не могут быть позитивным математическое уравнение или негативной атомарная структура вещества.
Силовой диктат не нуждается ни в праве, ни в пенитенциарной системе, так как обе эти сущности концентрировались в индивиде-гегемоне, в его воле и поступках, сугубо субъективных и базировавшихся на его физических и психологических конкрециях. Неразвитость этических компонентов супер-Я определяла отсутствие необходимости интроспективного оправдания подавления, мотивированного исключительно гедонизмом (гипертрофированным) Оно.
Появление первичных аспектов интроспективного, мотивационного подавления определяет и появление права — от обычаев, общинных табу до строго оформленных кодексов законов. Обычаи и табу общины и племени, направленные на интроспективное подавление мотиваций, отличных от лояльного стереотипа, в конечном итоге служат целям диктатного подавления и имеют объективный статус внутренне-социального права, освященного высшей мудростью геронтократии и ассоциируемого с совокупной мудростью старейших данного и предыдущих поколений.
Появление государственных формаций с оформленной структурой диктата, т.е. разделением функциональных и, главное, гедонистских возможностей индивидов, подразумевает наличие интроспективных компонентов подавления, а это определяет необходимость оформленного права как средства узаконения внешнего подавления и отраженно-сознательного — интроспективного подавления.
Стр. 136
Являясь отражением конкретных необходимостей диктата, право — формальное (законы и обычаи, табу) и неформальное (произвол иерархов, субъективная воля высших слоев диктата) есть каузальное производное сущности данной конкретной формы диктата; его компоненты — формализованное воплощение средств эффективного решения жизненных задач диктата.
Теоретические построения гигантов ума предыдущих эпох: Платона («Государство»), Аристотеля («Политика»), Макиавелли («Государь», «Князь»), Руссо («Общественный договор») и некоторых других(104) при всем остроумии и интуитивных догадках есть не более чем искусственные образования, социальные артефакты, лишенные той основы объективно-социального и индивидуального плана, которая сообщала бы им характер теории, отражающей объективные сущности и отношения человеческого сообщества, и вследствие этого обладала бы чертами экстраполяции, предвосхищения будущего. В основе этих трактатов лежит одна общая черта — отсутствие тех объективных сущностей, которые определяют наличие и необходимость государства и законов и эволюцию этих структур. Законодатели — иногда это иерархи, иногда проводники или сопутствующие — никогда никаких «общественных договоров» не заключали, они лишь оформляли конкретные необходимости эффективного подавления в свод уложений, законов, используя самый различный камуфляж: богоданность, волеизъявление персонифицированного высшего разума, волю высшей расы (инки): самые различные вариации на тему воли народа и демократии и т.д.
____________________________________________________________
(104) — Включая и плоды фантазии, лишенные философской основы (Мор, Оуэн, Фурье).
Стр. 137
Иногда законы направлены на ограничение воли и произвола высших слоев социума, но это противоречие с предыдущим тезисом кажущееся, так как произвол и волеизъявление автократа или олигархов отнюдь не всегда отвечают задачам эффективного подавления; более того, анализ в предыдущих главах показывает, что субъективное волеизъявление иерархов как основа подавления есть наиболее неэффективная на достаточном длительном отрезке времени форма подавления. Именно диктат, как он трактуется в данной работе, есть та объективная суть которая детерминирует право и его эволюцию.
Здесь нужно отметить, что право тесно связано с идеологией государственной формы в ее эволюции, так как оба эти компонента функционирования социума направлены на реализацию, инъекцию сходных или идентичных интроспективных сущностей. Если идеология опирается на категории, относящиеся к общечеловеческим добродетелям, на проституирование онтологических истин, этики и т.д. для инъекции в супер-Я лояльных догм и установок, то право служит для инъекции в ту же структуру разума лояльных идей надмирности, извечной предустановленности, имманентности социального блага подавления. Суть сходна, соответственно сходны и детерминация права, его адекватность практическим нуждам подавления.
Начнем с анализа диктатных детерминаций древнейших из дошедших до нас сводов законов Шумера, Аккада, Ура, так как структура предшествующих этим государствам социальных образований в значительной степени гипотетична(105). Зарождение оформленных государственных структур, а следовательно, и права известны нам с раннего шумерского государства протописьменного периода.
____________________________________________________________
(105) — Имеются в виду предшествующие культуры Китая, Индонезии, Ближнего Востока, Южной Европы и Африки.
Стр. 138
Характерные черты диктата (начало силовой формы) этой эпохи следующие(106): низкий уровень технологии, а следовательно, и средств подавления; отсутствие или низкий уровень развития государственной структуры, а значит, и интроспективных структур подавления; общинный характер бытия; выделение специализированных групп социума — производителей, воинов и т.д.; появление отчужденной от производства администрации — иерархов социума и культа. Право в оформленном виде, в том, какой имеется у более поздних и развитых социумов — наследуемые, при наличии системы коллективной памяти, правовые нормы, догмы, установки, — в эту эпоху лишь зарождается и включает в основном этнические обычаи, структуры геронтократии и т.д. Незначительные возможности внешнего, физического подавления(107) в рамках зарождающегося силового диктата, как было показано в гл. 1-3, делают объектом подавления в основном женщин и детей(108).
____________________________________________________________
(106) — Более подробный анализ см. в гл. 1-3.
(107) — Военное искусство в зачатке, оружие — тяпки, дротики, кинжалы, булавы, отсутствие организованного войска — все это по эффективности не выше толпы производителей с орудиями труда.
(108) — В гл. 1-3 показано, что причина этого не только в физическом превосходстве мужчин, но и в структурах психотипов.
Стр. 139
В силу этого неписанное право (в виде общепринятых обычаев) считает приемлемым, необходимым и целесообразным убийство почти поголовно всех пленных мужчин и насилие над женщинами-пленницами(109). Это интроспективно приемлется и теми, кто является объектом насилия, т.е. это явление принимает черты общепринятого внутреннего права(110). Общинный характер производства контрастирует с выделением слоя иерархов, и это определяет правовые основы собственности на землю, продукты, металл. Появляются иерархи в городах-храмах и инъективные категории, ассоциирующие общинную собственность, общинное право на гедонистские блага, причем право, уже оформленное в общепринятые структуры. Все эти аспекты диктатно-детерминированной государственности становятся все более конкретными, оформленными в соответствии с эволюцией этой формы диктата.
Эволюция стратегического детерминанта диктата — технологии приводит, как было показано ранее, в частности, и к развитию средств подавления, что, в свою очередь, определяет изменение и права — сущностно и формально. Создаются правительственные (храмовые) профессиональные военные дружины, включающие в себя тяжелую и легкую пехоту и колесничих. Эти дружины имели организационную структуру, были хорошо обучены воинскому мастерству и снабжены защитным снаряжением (плащи с медными бляхами, щиты) и единообразным вооружением.
____________________________________________________________
(109) — Что абсолютно неприемлемо для права иных форм диктата и считается там криминалом.
(110) — Поскольку конкретное право приемлется, учитывается всеми членами социума (за исключением, возможно, контрдиктатных пассионариев), даже теми, кто живет, нарушая его, так как негативный пассионарий учитывает вероятность наказания, т.е. действия права.
Стр. 140
Усиление военных структур подавления, появление государственной иерархии — военного правителя со слоем проводников (дружина и клиенты), с одной стороны, и подавляемых (община), с другой стороны, приводит к диктатной необходимости включения в континуум сущностей подавления интроспективных инструментов и методов. Интроспекция подавления (в позитивно-мотивационном аспекте) подразумевает наличие в структуре государственности элементов, отличных от воли иерарха, от негативно-мотивационных способов силового подавления, а именно — форм права.
Иллюстрацией может служить эволюция диктата и права в Лагаше, начиная приблизительно с XXIV в. до н.э. В эту эпоху появляется право на землепользование — сначала в виде этнических обычаев и уклада, затем в формально-правовом: храмовая или жреческая (государственная) земля (аша/г-пиг-эна) возделывалась храмовыми наемными работниками, и продукты использовались на нужды храма (государства, диктата); земля, отдаваемая в пользование производителям (аша/г-кур, аша/г-шукум), проводникам, воинам; земля, отдаваемая в наем за долю получаемых с нее продуктов (аша/г-нам-уру-лаль). В отличие от силового присвоения материальных благ здесь уже видны сущности интроспективного позитивно-гедонистского подавления, стимулирование мотивационных
