и т.д. Это так же естественно, как и отличия в конкретной историографии эволюции диктата, вызванные теми же причинами, плюс стратегической — технологией. Но основа процесса эволюции диктата, его фазы и, следовательно, детерминация права стратегически неизменны, являют собой те же инвариантные сущности. История Китая от царства Цзинь до эпохи Цинь (Цинь ши Хуанди, Хань Уди, Ван Ман и далее) демонстрирует все те же диктатно-детерминированные сущности правовой эволюции, которые проанализированы выше. Период от первого известного писаного права (513 г. до н.э.) до восстания «Красных бровей» охватывает все фазы и сущности эволюции права, характерные для эволюции римского права. То же справедливо и для других регионов, этносов, эпох, соответствующих логичному, стратегическому характеру эволюции диктата, без учета тупиковых флуктуаций типа экстремистских форм.
Любое право, формальное и неформальное, а также волевой произвол (взаимосвязанные и взаимозависимые сущности) нуждаются в институтах обеспечения — пенитенциарной системе и органах тайного подавления. При этом как формальное право и уровень произвола, так и пенитенциарная система, да и сама суть наказаний эволюционируют вместе и детерминированы эволюцией диктата. Безусловно казнь, лишение жизни во все времена и эпохи является высшим наказанием, ибо нельзя лишить человека большего, чем жизнь.
Стр. 149
Но наряду с ними существуют такие наказания, как лишение свободы, остракизм, бичевание, материальные изъятия и т.д. Эти наказания лишены апплицируемых им более поздними формами диктата функций перевоспитания, социальной изоляции, трансформации психостереотипа, мотиваций и акциденций. Низкий уровень развития структур и сущностей супер-Я вообще (исключая контрдиктатных) определяет доминантность в активациях структур психотипа, и суть наказаний преследует лишь выработку негативных барьеров для прорывов Оно.
Этим объясняется существовавшее у многих народов право, связанное с адекватным воздаянием, наказанием: за убийство — смерть, за насилие над женщиной — насилие над родственницей насильника, а при отсутствии таких — заколачивание редьки в задний проход насильника, за материальный ущерб — выплата штрафа и т.д. Но такие формы наказания нестабильны и существуют в социумах со слабо развитыми формами диктата, т.е. на низком уровне развития иерархической структуры диктата, поскольку, как было показано выше, право в его пенитенциарном аспекте имеет стабильную тенденцию дифференциации в соответствии с диктатно-эволютивной детерминацией. Иначе говоря, строгость наказаний, связанная как с эволюционным усилением интенсивности подавления, так и с дифференциацией права, обусловлена формированием пирамиды диктатной иерархии и является каузальной производной эволюции диктата в целом, его интересов и интересов иерархов. В эпоху становления и расцвета рассматриваемой формы диктата, когда мотивации самопричисления к диктату имеют превалирующий характер и подавление максимально эффективно (города-храмы Востока: Шумер, Элам, Ур, Аккад, Вавилон; ранний Рим, полисы Греции), остракизм, изгнание, лишение гражданских прав были наказанием ничуть не менее действенным, чем лишение жизни.
Стр. 150
Лишения свободы как наказания не могло быть по той причине, что производитель охотнее готов был стать рабом в городе-храме, чем свободным вне его, так как отлучение почти наверняка означало смерть. Кроме того, уровень технологии этой эпохи низок, а лишение свободы подразумевает необходимость содержания как заключенного, так и охраны, т.е. уровень развития диктатно-эволюционного детерминанта определяет частично суть пенитенциарной системы впрямую, без опосредования диктатом. Другими словами, внешние детерминанты диктата и мотивационное его основание, соответствующее форме и этапу эволюции, определяют характер наказания и суть его реализации.
Один из главных факторов, сопровождающих эволюцию диктата, — снижение эффективности подавления с синхронным усилением интенсивности. В рассматриваемой форме диктата этот процесс проявляется крайне зримо и ярко. Радикальное расслоение, иерархизация структуры социума(115) приводят к одному важному следствию — разделению формально-правовых, законодательных аспектов и пенитенциарной системы, т.е. системы, провозглашающей догмы права (ограничивающие произвол диктата) и инъецируемые сопутствующим слоем в общую структуру лояльных детерминантов супер-Я, и системы, реализующей это право на основе функционирования слоя проводников и исполнителей, составляющих один из высших слоев иерархии диктата и поэтому обладающих значительной субъективной свободой воли и активности.
____________________________________________________________
(115) — Императорская автократия цезарей и солдатских императоров есть наиболее выраженная пирамидальная структура (аналог — фараоны, инки).
Стр. 151
Оба эти фактора: усиление интенсивности подавления (т.е., активности проводников) и отчуждение пенитенциарной системы — определяют одну сущность — превращение пенитенциарной системы в автономную мощную структуру, активность которой с течением эволюции (с приближением к эпохе обскурации и развала) все больше определяется и инициируется непосредственно волей иерарха(116). Существовавшие до этой эпохи институты пенитенциарной системы дополняются структурами, непосредственно осуществляющими волевой произвол: тайные службы, доносчики, элитарные формирования проводников (личные когорты Суллы, преторианцы и т.д.). Превращение (в той или иной степени определяемой этапом эволюции диктата) пенитенциарной системы из компонента правовых структур государства в орудие воли и произвола иерархов лишает эту систему ореола справедливого наказания, общественного блага, инструмента социальной гармонии и присваивает ей свойства чуждой (производителям) негативной силы подавления.
Снижение интроспективного компонента функционирования пенитенциарной системы неизбежно увеличивает взаимосвязанный с ней внешний, силовой компонент — наказательную сторону пенитенциарной системы. Сожжение заживо, бичевание, рубка голов, пытки становятся в цезаристскую эпоху нормой не только единоличной воли иерарха, но и государственной пенитенциарной системы. Публичное пожирание дикими зверями осужденных во времена Суллы вряд ли гуманнее бассейна с муренами Калигулы.
____________________________________________________________
(116) — Это явление имеет столь же стратегические характер и детерминанты, как и сама эволюция диктата, и исторически подтверждается на соответствующих этапах эволюции всех социумов и во всех регионах.
Стр. 152
Это следствие эволюции пенитенциарной системы — изменение соотношения интроспективного и силового компонентов — ускоряет процесс развала диктата, в силу усиления негативно-диктатных мотивационных детерминантов в общем континууме социальной интроспекции. Преступность, восстания, отчуждение интересов структур подавления от интересов диктата и ряд других социальных явлений того же порядка, негативных диктату, усиливаются, в частности, и характером эволюции пенитенциарной системы. На некотором уровне интенсивности подавления и отчуждения пенитенциарной системы от правовых структур эта система становится самозавершенной сущностью с собственным телеологизмом существования и функционирования, противостоящим интересам диктата, в структуре которой она существовала. И происходит преобразование, как было показано в предыдущих главах, проводников в иерархов. Солдатские императоры, мамелюкские султаны, серые кафтаны маздакизма, а также ряд примеров современности показывают, что и пенитенциарная система является имманентной и стратегической чертой процесса эволюции диктата; с одной стороны, она демонстрирует адекватную каузальность эволюции права от диктата, с другой, — является как бы признаком, реагентом наличия экстремального подавления в социуме.
Рассмотрим другую форму диктата, хронологически следующую за интроспективно-силовой, — внушенно-интроспективную и ее конкретную стадию, которая традиционно называется абсолютизмом(117).
____________________________________________________________
(117) — Все промежуточные формы и формации диктата совместно с каузально детерминированными ими формами права в данном случае опускаются, так как вся работа и данная глава посвящены анализу стратегических диктатных сущностей, а не конкреций.
Стр. 153
Эта стадия эволюции диктата присутствует во всех регионах в соответствующие хронологические эпохи: короли и императоры Европы, цари России, императоры Китая, майя, инков, каганы монголов, сегуны Японии, зулусские короли и т.д. — все эти ярлыки, при внешнем различии носителей и конкреций социума, являют одну и ту же диктатную сущность(118), а соответственно и стереотип сущности (но не формы) права, пенитенциарной системы, произвола. Эта форма диктата включает в свою структуру такие имманентные компоненты, как иерарх (он же высший законодатель, пенитенциарий и вершина бюрократии исполнителей), формальные законодательные структуры с самыми различными названиями в различных регионах, развитая бюрократическая система проведения подавления(119), мощные идеологические структуры, как государственные, так и религиозно-онтологические, а также и лояльное творчество сопутствующих; последнее в рассматриваемую эпоху имеет уже значительный вес в общем континууме идейного основания государства.
Совокупность, функциональный конгломерат этих социально-диктатных компонентов, их взаимосвязь и взаимовлияние, характерные для данной ступени эволюции диктата, определяют сущность и форму тех правовых аспектов, о которых говорилось выше: формального права, пенитенциарной системы, произвола. Включение в структуру подавления значительных интроспективных компонентов, связанных с внушением, верой, причем верой, базирующейся на мистико-онтологической основе и оперирующей с сущностями глобально-человеческого плана, определяет тот факт, что эти сущности переносятся и на правовые аспекты, структуры как на реалии оформленного подавления.
____________________________________________________________
(118) — См. гл. 2.
(119) — Поскольку абсолютизм есть одна из форм автократии, то он несет в себе все ее отличительные черты. Бюрократизм в проведении интересов иерарха (т.е. бюрократизм слоя проводников) — одна из них.
Стр. 154
А вследствие этого и иерарх как высший законодатель и пенитенциарий обретает ассоциированный статус олицетворенного, приземленного, воплощенного в человеческую оболочку мистического начала.
Разумеется, все это инвестируется в сознание и приемлется только подавляемыми — производителями, отделенными от иерарха, так как остальные слои, контактирующие с ним, вряд ли могут быть эффективно инъективными. Богоданность, божье помазание, божье наместничество — это те идейные догмы, которые инъецируются в сознание подавляемых идеологией этой формы, в том числе и служителями мистических культов(120). «Бог на небе — царь на земле». Это придает активациям иерарха, в том числе законодательным, наказательным, волевым, характер ассоциированных проявлений высшей, надчеловеческой воли, божественно-мистических реалий в социуме.
С другой стороны, персонификация негативных аспектов подавления, свойственная автократии в любой форме (и являющаяся одной из причин ее неэффективности), редуцирующая как эффективность подавления, так и преемственность, апплицируемость подавляемыми правовых норм, диктует необходимость включения в структуру государственности (диктата) законодательных институтов. Они должны не только реализовывать волю иерарха в конкретных актах права и пенитенции, но и отделять конкреции правового подавления от иерарха — по крайней мере, в сознании подавляемых; это снижает воздействие редуктивных факторов, упомянутых выше.
____________________________________________________________
(120) — Сын неба, божий помазанник, наместник Христа и т.д. — эти ярлыки присвоены иерархам диктата в различных регионах.
Стр. 155
Но формальное законодательство в этом случае осуществляется людьми, индивидами из других слоев диктата — не иерархами, т.е. людьми с иным стереотипом психогенотипа, иными структурами мотивационных доминант. При некоторых субъективных условиях, как-то: ослабление абсолютизма, низкий уровень личных качеств иерархов, совокупность внешних возмущений — уровень детерминации права этими законодателями увеличивается и оно становится результатом активности различных сил, приобретает двойственную, эклектическую природу. Право становится выражением, конкретизацией двух тенденций: воли иерарха, стремящейся к абсолютному произволу и деспотии, и воли формальных законодателей с их эгоистическими мотивациями и стремлением ограничить произвол иерарха, по крайней мере по отношению к себе и подобным, т.е. к индивидам своего слоя.
Это подспудное стремление в стадии абсолютизма редко переходит в реалии права, антагонириующего, противопоставляющего себя интересам подавления иерарха-автократа. «Королева царствует, но не управляет» — этот лозунг в данную эпоху недействителен. Король и царствует, и управляет, а буферная структура формальных законодателей является лишь ширмой воли иерарха. Примеры: Генеральные штаты, английский парламент эпохи до Карла I, испанские кортесы и т.д.
Такое положение вещей приводит к тому, что право становится продуктом субъективной воли иерарха или, другими словами, мотивационные детерминанты и вся структура активационных детерминантов иерарха определяют как характер права, так и уровень произвола. Подтверждений этому положению много и в истории