функциональная кооперация с целью решения жизненных задач противостояния внешним возмущениям, как в случае государственно-этнических социумов, а идейно-мистическая совокупность догм. К тому же религиозная, мистическая основа мотивационного самопричисления является лишь внешней стороной конгломерации людей, по сути объединяющихся для противостояния либо внешним социумам, либо внутрисоциальным группировкам (субсоциумам), либо объективным внешним возмущениям произвольной природы. Мистическая основа, разнящаяся в конкрециях религии, в данном случае не играет роли.
Эволюция рклигии проходит те же этапы и характеризуется теми же аспектами, что и эволюция государственных формаций. Все они зарождаются на позитивно-мотивационной основе, с имманентной высокой эффективностью подавления, эволюционируют в соответствии со стратегическими детерминантами, (130) имеют принципиальную тенденцию редукции эффективности подавления и роста интенсивности подавления. На стадии зарождения религии глобального характера имеют столь высокую имманентную эффективность подавления, т.е., позитивно-мотивационного вовлечения,(131) что уровень внешнего, негативного подавления крайне низок; оно вообще отсутствует.
____________________________________________________________
(130) — Сущность этих детерминантов в данном случае отлична от государственно-социальных (этногенетического и технологического). Последние включают те, что здесь рассматриваются, — как непосредственно, так и опосредственно через иные, социальные сущности, но главным компонентом является конгломерат идей — онтологических, экзистенциальных, взаимодействие которых со структурами сознания и определяет эволюцию.
(131) — Примеры массового религиозного подвижничества и добровольного мучинечиства, отрешения от стратегического гедонизма Оно есть во всех религиях на начальных стадиях эволюции.
Эволюция диктата с ее имманентными законами определяет социальную (в данном случае диктатно-религиозную, имея в виду, что религия для нашего анализа не идейно-мистическая сущность, а социальный конгломерат) необходимость усиления внешнего подавления, что приводит к появлению и гипертрофии как собственных институтов подавления (инквизиция, соборы, суды шариата и т.д.,) так и использование традиционных государственных структур подавления; кроме того, религиозные догмы и институты включаются как в идеологическое основание государства, так и в структуры сопутствующего слоя.
Появление собственных, специфических структур подавления детерминирует и специфику права, свойственную религиозному диктату. Специфика собственных институтов подавления религиозных форм диктата в том, что формально они не направлены на защиту непосредственно религиозных доктрин, институтов, идей от внешних возмущений: идейных, доктринальных, институтов, идей от внешних возмущений: идейных, доктринальных, материальных (произвольной природы). Поскольку религиозный диктата полностью базиреутся на приятии (структурами супер-Я индивидов) идей и догм данной конкретной религии, то право ориентировано на защиту именно этих сущностей. Но объективное рассмотрение эволюции глобальных религиозных форм, таких как христианство или ислам, показывает, что начиная с фазы расцвета идейно-мистическая основа превращается лишь в идеологическую основу внегосударственной формы диктата, т.е., лишь в ширму гедонизма иерархов (по отношению к подавляемым, чья искренняя вера в догматы имеен место и в государственных формах). Иначе говоря, правовая защита догм и идей по сути охраняет то же, что и государственное право — интересы диктата, но именно специфичность ориентации подавления определяет и рпаво религиозного диктата.
Основные черты религии, детерминирующие устойчивость этой формы диктата: мистическая трансцендентность догматических сущностей, ортодоксальность доктрин, метафизичность, недоступность рациональному анализу, схоластичночть, социально-отраженная иерархичность, необходимое наличие среди высших адептов мистических персонификаций, отраженно-ассоциированное с мистической волей религиозного иерарха, базирование на объективных этнических ценностях людей и т.д.(132)
____________________________________________________________
(132) — Образованный читатель может продолжить этот ряд характерных черт идеологии на примере христианства.
Даже первичный анализ этих сторон идеологии приводит к логичному выводу о принципиальном сходстве их с характерными чертами экстремистских форм диктата. Как и в случае государственных форм диктата, при наличии соответствующих объективных внешних и эволютивно-диктатных детерминаций она приобретает характер экстремистской формы (средневековое христианство, исмаилиты, православные секты и т.д.). Более того, как только религиозная форма смыкается с государством и приобретает возможности внешнего подавления, имманентно присущие государственному диктату, это является предвестием появления экстремизма. Смыкание этих форм, конечно, должно быть органичным, а не эклектичным симбиозом, т.е., когда религия становится органичной основой государства (маздакизмб ислам, исмаилиты и т.д.).
Черты идейного основания, указанные выше и являющиеся аспектами базовой, защищаемой правом сущности, непосредственно определяют и суть права. Ортодоксальность догматизма и схоластика порождают правовые нормы, отрицающие любые деформации доктрины, и пенитеициарные структуры, осуществляющие это правовое отрицание: соборы, духовный суд, инквизиция, воинствующие ордены. При этом правовые нормы прямо и непосредственно определяют неприкосновенность, инвариантность и неподвластность анализу религиозных догм; правовому преследованию подлежит любая попытка реформации основополагающих догм. И если на начальных стадиях эволюции религиозной формы диктата наказанием попыток реформации является отчуждение индивида от религии, то в дальнейшем наказательные функции все больше становятся прерогативной пенитенциарной системы и все больше приобретают характер внешнего подавления, т.е., общая эволюция права та же, что и в случае государственной формы диктата.
Идеологические конгломераты индивидов: союзы, партии и т.д., имеющие целью функциональное противодействие произвольным внешним возмущениям, демонстрируют те же диктатные детерминации права и сопутствующих систем, что и любые другие формы диктата (религиозные, в частности), так как сущность их в значительной мере сходна. Все они базируются не на гедонизме подовляемых, как государственный диктат, а на структуре супер — Я, причем на его онтологических, астрально-человеческих сущностях бытия индивида, эго экзистенции.
Несколько слов о характере диктатных детерминаций права на примере весьма специфичном — конгломератах негативных пассионариев. Сюда относимы все их виды: от античных пиратов и триад Китая до современных криминальных синдикатов. Объединение негативных пассионариев происходит на основе взаимосвязи особенностей их психотипа и телеглогии конгломерата. Криминальное объединение требует наличия своего рода права, так как в противном случае военизированная автократия объединения, необходимая для перманентного антагонизма с государством, неизбежно приведет к авсолютному произволу автократов, к присвоению всех гедонистских благ, являющихся целью индивида, вступающего в объединение. Когда право в этих объединениях не сформировано или не имеет место неписанное право внешнего превалирования (133), возникает антагонизм между гедонизмом индивидов-членов и внешним (отраженным в Я) воздействием автократа, что в соответствии с психотипом индивидов этого слоя приводит к быстрому развалу объединения.
____________________________________________________________
(133) — Примитивные уголовные банды, шайки.
И обратный пример — криминальные объединения, имеющие ортодоксальное универсальное право: китайские триады, сицилийская мафия и т.д., — демонстрируют длительность существования, сравнимую длительностью существования государственных форм. Отсутствие писаного права и структур обеспечения делает необходимым его базирование на сущностях общечеловеческого, этнического плана (разумеется, утилизированных для конкретных целей формы) и сущностях, детерминируемых гедонизмом. Это такие категории, как этический телеологизм и конгломерации негативных пассионариев, верность клану, дающему блага и защиту, самопожертвование во имя клана и т.д., т.е., сущности, идентичные лежащим в основе государственной идеологии и права. И это несмотря на перманентный антагонизм данных форм диктата. Другими словами, это еще одно объективное подтверждение универсальности диктата и того, что он детерминирует (в эволюции) все аспекты социума.
Неписанность права и централизация структуры иерархии подразумевают универсальное и всеобщее принятие права не только как аспекты структуры, но и как этико-морального детерминанта супер — Я всеми членами негативно-диктатного конгломерата, поскольку в противном случае имеет место силовой произвол иерарха, что, как и в случае государственных форм, приводит к нестабильности и быстрому распаду конгломерата. Это и имеет место в мелких бандах и разбойничьих шайках. И антитеза, указанная выше — китайские триады и мафия.
Следующий (и последний) пример диктатной детерминации права рассмотрим на анализе семьи. Семья представляет собой минимальный социум со всеми присущими чертами: телеологизмом, жизненными задачами выживания и размножения, противостояния внешним возмущениям, диктатным, а следовательно, и внутренним правом.(134) Как и в случае государственного плава, частично детерминируемое им (косвенная диктатная детерминация) внутренее право семьи определяется сутью диктата, т.е., в данном случае характером функционального соподчинения и дифференциации гедонистских прав между членами семьи. Право, точнее, конкреции права определяются как декларативной структурой диктата в семье, так и соответствием диктату психотипов индивидов, составляющих его, соответствием объективным, телеологическим.
Возьмем примеры: матриархат, пунаула, парно-патриархальная семья. Иерархическое доминирование женщины, противоречащее структуре ее психотипа, приводит к тому, что эволюция, если это не регресс, идет крайне медленно, социум являет собой пример неустойчевого к внешним возмущениям диктата с соответственной гипертрофией всех кошмаров внешнего подавления. История дает множество примеров, аргументирующих это положение.(135)
____________________________________________________________
(134) — Разумеется, здесь речь не идет о семейном праве как разделе государственного права, хотя последнее влияет на внутренее право в семье.
(135) — Взгляды на эту сущность (Энгельс «Происхлждение семьи, частной собственности и государства»), аргументирующие ее эволюции экономическими причинами, имеют те же недостатки, которые присутствуют и в анализе других аспектов социума.
Групповой брак, нивелирующий диктатные взаимоотношения и являющийся одной из конкреций социального эгалитаризма, также представляет неустойчивую структуру и существует лишь в этносах, где внешняя репрессивность имеет низкий уровень и деформация формы вследствие этого незначительна (например, Гавайи).
Парный брак (а также полигамия) при условии мужского доминирования представляет собой логичную социальную сущность с адекватным соответствием телеологизма диктата (в данном случае семейного) и психотипов индивидов, состовляющих его, с соответственным развитием, эволюцией этой диктатной формы, отвечающим стратегическим законам. Соответственно и право этих семейных форм отвечает характеру диктата. Если в случае матриархата диктат принимает черты ортодоксального силового подавления в крайнем выражении, что является следствием неадекватности сути диктата и психотипов индивидов, состовляющих его иерархию, то и право приобретает все черты, соответствующие этой форме (см. выше). Это отсутствие интроспективных, позитивно-гедонистских компонентов, крайний уровень произвола, дифференциация правовых норм, в том числе и регулирующих потенции гедонизма и т.д.
Групповой брак, имманентно апплициирующий индивидам обоих полов эгалитарные семейные и сексуальные права, несет все недостатки ортодоксального социального эгалитаризма как категории и социальной сущности; соответственно аморфность диктатной иерархии и отсутствие целесообразной направленности правовой защиты, правового телеологизма ведут и к аморфности права и пенитенции, приобретающих черты спорадических социальных акцинденций. Парный и полигамный патриархальный брак в силу адекватности телеологии диктата и психотипов состовляющих его индивидов, а также вследствие оформленной иерархии, как функциональной, так и гедонистской, определяет наличие оформленного права, соответствующего данной форме диктата и защищающего интересы конкретного иерарха. Это в силу вышеуказанных причин имеет интроспективное основание, позитивно-гедонистские сущности, объективную телеологию, сравнительно высокую универсальность и часто смыкается с государственным правом в целом.
В отличие от матриархата, нивелирующего основную черту диктата — мотивационное самопричисление подавляемых, патриархальный брак реализует эту сущность на базе высокого уровня позитивного гедонизма, давая женщине и детям защищенность от внешних воздействий, пищу, кров и т.д. Эта сущность и определяет интроспективную преемственность правовых норм именно подавляемыми, что и является основой устойчивости права этой формы. Конкретное право семейной формы диктата в конкретный исторический отрезок времени и в конкретном этносе имеет специфические черты, определяемые особенностями эволюции диктата, этногенезом и т.д. В данном случае не ставится задача конкретного анализа семейного права во всех существовавших формах брака, а искушенный читатель, используя предлагаемую теорию, сможет сам проанализировать интересующие его конкреции. Приведенный анализ дает еще одно подтверждение всеобщности, глобальной социальности диктатной детерминации права.
Частные выводы
Соответствие права и детерминирующей его формы диктата проанализированно и аргументировано выше. В процессе
