войн, участие всех индивидов (мужчин), уничтожение побежденных. Эти внешние, объективные черты войны, отраженные в Я, детерминируют как прямо, так и опосредованно через гедонизм Оно мотивационную лояльность протодиктату очень высокого уровня и такое мотивационное самопричисление к непосредственным участникам военных действий, воинам, если и не умелым, то усердным и отважным, ибо поражение равно смерти. Диктат сильного, существующего во время подобной войны, все более гипертрофируется, так как сильнейшие приобретают ипостась наиболее действенной защиты — могучего и отважного бойца, чья активность, сила и т.д. могут спасти от гибели остальных членов социума. Вследствие этого та же совокупность отражений в Я с гедонизмом Оно приобретает значительно более высокий уровень детерминации поведенческих мотиваций, тем более мощных, что структуры супер-Я индивидов этой эпохи в силу объективно-эволюционных обстоятельств имеют низкий уровень влияния на сознательную активность.
Стр. 24
Персонификация иерарха с его имманентными прерогативами в лице мощных воинов с их чертами, позитивно отраженными сознанием подавляемых, в период войны сообщает диктату подавления черты позитивной сущности, социального блага, причем не в сознательных категориях, а опосредованно через гедонизм — самую мощную доминанту разума. По сути дела диктатная необходимость в войнах на этом этапе минимальна, войны в значительной степени имеет характер биологической борьбы за выживание, лишенной социально-диктатной окраски, и поэтому и диктатные детерминации, и соответственно характер и уровень внешнего подавления значительно, качественно редуцированы по сравнению с последующими формами и формациями диктата.
Следующий этап эволюции диктата — города-храмы Шумера, Египет, Греция и Рим античной эпохи. Эволюция технологии — базового детерминанта диктата — позволяет отчуждать часть индивидов социума от производства как для структур подавления, так и для военных, что обеспечивает удовлетворение немаловажного аспекта гедонизма иерархов — безопасности от внешних агрессоров и внутренних бунтов. Возникли и сформировались этносы, т.е. появился второй детерминант эволюции диктата — этногенетический. Диктат приобрел слойную структуру, оформленную и эволюционирующую под действием внешних детерминантов и сознательной активности индивидов социума. Гедонизм высших слоев и подавляемых получает дифференцированные уровни удовлетворения, или, иными словами, различные уровни репрессии гедонизма. Различны уровни репрессии гедонизма и при сходных отражениях объективных реалий войны. Сами войны утрачивают черты, описанные выше, и обретают диктатный телеологизм. Иерархи отчуждаются от конкретных военных акций и не подвергают свою жизнь опасности, передавая эти функции — как на добровольной основе, так и принуждением — индивидам из слоев проводников и подавляемых, используя все методы позитивной стимуляции гедонизма и негативно-силового принуждения, описанные выше.
Война уже не всегда сопряжена с уничтожением, чаще с ассимиляцией и рабством; перспективы поголовного убийства в большинстве случаев уже нет: войны ведутся за обладание гедонистскими благами, а люди — производители побежденного социума — есть одно из орудий их получения.
Стр. 25
Вследствие этого войны и воины частично утрачивают черты объективности, а отраженные в Я эти сущности редуцируют свою детерминантность в сознании подавляемых.
Частичная утрата позитивности, мотивационной лояльности подавляемых в отношении к диктату во время войн необходимо компенсируется негативно-мотивационным, внешним подавлением. Это подавление эволютивно приобретает все черты государственного принуждения: правового, этико-морального, физического и т.д., имеющегося в данной конкретной форме диктата. Но если принуждение к произвольному аскетизму эффективно может быть реализовано этими методами, то принуждение к участию в войне, т.е. потенциальной утрате жизни, требует большей интенсивности и иных, эффективных мер. Здесь дополнением к обычному арсеналу служит мощная мотивационная доминанта — этногенетическая, эффективно эксплуатируемая диктатом как для инициирования мотивационного приятия войн подавляемыми, так и для оправдания, этического, идейного и т.д., самих войн, в эту эпоху преследующих сугубо диктатные цели(19). Этнический антагонизм, особенно в эпоху этногенетического расцвета и экспансии, дает в руки иерархов весьма мощный инструмент, тем более эффективный при отсутствии мощных идейных построений, негативных диктатным войнам, которые могли бы быть инъецированы в супер-Я в качестве контрдетерминанта диктатно-лояльным инъекциям и мотивациям.
Использование этого инструмента — этнических мотиваций — на достаточно эффективном уровне может быть реализовано тогда и только тогда, когда догмы этнического превосходства, враждебности к инородным этносам и связанные с ними прочно внедрены, инъецированы в сознание подавляемых. В этом случае, при сравнительно высоком уровне репрессии гедонизма подавляемых, достаточно небольшого пускового толчка в нужном диктату направлении, т.е. достаточно пропагандистской акции, внедряющей в сознание индивидов простые догмы этнического антагонизма и противостояния, которые могут служить сублимирующим началом, и репрессируемый гедонизм в своем сознательном прорыве сублимируется в лояльно-диктатные формы пассионарности.
____________________________________________________________________
(19) — Цели как внутренне-социальные, так и внешние (см. начало раздела).
Стр. 26
Греко-персидские войны, войны Рима (до эпохи обскурации), русско-французская война 1812 г. — ряд примеров может быть очень велик, и каждый читатель сможет сам дополнить его из истории собственного этноса.
Разумеется, использование этого инструмента подавления в военных целях эффективно только на тех стадиях этногенеза, когда континуум этнической пассионарности достаточно велик для реализации крупных социальных акций, т.е. на стадиях до обскурации.
Если учесть тот факт, что линейность технологической детерминации эволюции диктата мало заметна на фоне циклов этнической детерминации в эпоху цивилизации и поэтому циклы эволюции диктата и этногенеза не только синхронны, но и каузально взаимосвязаны, то придем к выводу, что эффективность этого инструмента непосредственно и опосредованно через эволюцию диктата детерминируется характером этногенеза. Этапы спада этнических мотиваций самопричисления к этнической пассионарности: обскурации, упадка, развала этноса и формы диктата — соответственно редукции эффективности этнической доминанты сознательных мотиваций участия и «героизма» в войне определяют диктатную необходимость усиления внешнего подавления, принуждения к войнам. Тем более, что для этих этапов характерна наибольшая диктатная необходимость, нужда во внешних войнах, также детерминированная объективными сущностями эволюции диктата. Реалии подавления в этом случае должны иметь такой высокий уровень, чтобы создавать в сознании подавляемых негативные барьеры достаточной запретительной мощи, препятствующие прорыву активирующих мотиваций, связанных с самой мощной структурой гедонизма Оно — инстинктом самосохранения.
Альтернативой возможной смерти (на войне) в этом случае может быть только смерть — и диктат применяет децимации, индивидуальные публичные и массовые казни за отказ от участия в войне или за «трусость». С этой целью используются и репрессии близких: родителей, жен, детей индивидов, нелояльных диктату и тем или иным способом уклоняющихся от участия в войнах.
Стр. 27
Слойная структура диктата, в эту эпоху уже вполне оформленная и освященная обычаями, правом и институтами государственности, определяет и дифференцированно-слойное подавление и его военные вариации в комплексировании позитивного и негативного компонентов подавления, с максимальным позитивно-гедонистским компонентом для высших слоев и редукцией его по мере понижения социально-диктатного статуса, с соответствующим повышением негативного, внешне-силового подавления. Наступает эпоха профессиональных военных.
От эпохи, когда все взрослые мужчины социума — воины, эволюция диктата приводит к профессиональным легионерам Рима, к дружинам сеньоров и князей, викингам, норманнам, к военным наемникам. Теперь военная активность диктата обеспечивается слоем, точнее, узкоспецифичным субслоем проводников, для которых основной мотивацией участия в войне является прямое стимулирование гедонизма — плата, возможность насилия и грабежа, возможность продвижения по социальной и диктатной иерархической лестнице. Необходимость в этих индивидах резко возрастает во время военных коллизий, при непосредственной угрозе гедонизму иерархов. Осознание этой объективной истины профессиональными воинами приводит к тому, что войны становятся перманентной чертой социального бытия и часто не отвечают диктатному телеологизму, будучи инициируемы самими профессионалами.
Отсутствие этнических доминант или превалирование над ними примитивно-гедонистских создает опасность, что при снижении стимулирования гедонизма воинов они смогут перейти в стан врагов или применять свои военные навыки против доместикальных иерархов. Эти явления, а также усложнение внешних коллизий приводят к появлению тайных служб. В отличие от внешней разведки хеттов, или египетских фараонов, или сикофантов античности эти службы соединяют в себе выполнение задач внешней и внутренней разведки, розыска нелояльных, проведение акций проникновения, вербовки и всего остального, общеизвестного современному читателю как функции этих служб. Особенно логично эти службы реализуются в этносах, существующих в условиях жесткой внутренней и межэтнической борьбы диктатных форм (Монголия Чингиз-хана, Япония эпохи войн сегунов, императорский Китай средневековья и т.д.).
Подробный анализ места и функций этих служб в структуре диктата и диктатных детерминаций их сущностей будет приведен ниже в специальном разделе.
Стр. 28
Здесь же рассмотрим изменения в характере подавления в свете появления и функционирования этого аппарата диктатного подавления, т.е. рассмотрим только функции внутреннего подавления, апплицируемые диктатом этой субструктуре. Ее появление прямо и непосредственно детерминировано оформлением, стройной структурализацией подавления. Наличие слоев диктата с их инфраструктурой и собственным телеологизмом, определяемым стереотипом доминант, психомотивацией, и единонаправленных на защиту интересов диктата, т.е. иерархов, лишь при вполне определенных условиях — достаточной стимуляции гедонизма одних, эффективного подавления других, порождает нужду в информации о характере доминирующих в социуме в целом и в слоях диктата идей, настроений, мотиваций, активности в конечном итоге.
В периоды обострения внутренних коллизий в социуме и при появлении мощных интроспективных антагонизмов в диктатной структуре, а к таким периодам, безусловно, относятся войны, роль этих субструктур возрастает, так как информация определяет конкретную активацию мер и уровня подавления диктатом, а подавление, его эффективность полностью определяют способность социума к противостоянию внешним возмущениям, в данном случае — военному давлению инородных социумов или внутренних группировок претендентов в иерархи.
Помимо сугубо информационных задач, эти субструктуры и в мирное, а тем более в военное время являются исполнителями внеправового подавления, репрессивного произвола, что подразумевает передачу им инструментов проведения подавления: людей, средств, диктатных санкций. Чем большая опасность грозит конкреции диктата, чем больше редуцируется эффективность подавления — а именно эти стратегические особенности соответствуют преддверию поражения — тем большие возможности получают эти субструктуры. Сам характер подавления, который присущ этой субструктуре, определяет и ее функционирование в войнах: прямое насилие, диктатный произвол.
Поскольку эта субструктура комплектуется (для эффективного соответствия диктатному телеологизму) индивидами с крайне выраженным ортодоксальным психотипом слоя проводников, т.е. с гедонистской доминантой мотиваций, сублимируемой Я, при недоразвитии супер-Я (особенно в преддверии поражения), это приводит к отчуждению активаций этого слоя от нужд диктата и обращению их на себя (эгоцентризация).
Стр. 29
В этом случае подавление направлено уже не на достижение диктатных целей, а лишь на продолжение войны, дающей обильные гедонистские возможности как данной социальной субструктуре, так и профессиональным военным.
Эволюция диктата детерминирует редукцию компонента внешнего, силового подавления в общей сумме репрессивных акций, вследствие чего континуум и активность этой структуры должны были бы редуцироваться с течением времени. Но здесь история преподносит сюрприз. Тайные службы с течением времени во многих социумах, особенно в военное время, усиливаются и приобретают все больший вес в социальном и диктатном функционировании, во всяком случае, на первый взгляд. Рассмотрим это подробнее.
В мирное время эти субструктуры имеют значительное влияние в тех формах диктата, которые либо предшествуют, либо являются экстремистскими (маздакизм, Савонарола, Коммуна, Франция XVIII в., фашизм и т.д.). В странах с
