О демократии и диктатуре. С.В. Заграевский.
Почти так же – «О «демократии» и диктатуре» – называлась статья В.И. Ленина, написанная в декабре 1918 года. Но нашим названием мы авторских прав создателя советского государства не нарушаем, так как у него слово «демократия» стояло в кавычках (сейчас в Интернет-изданиях эти кавычки не всегда воспроизводятся, но тот, кто желает убедиться, что они были, может посмотреть либо оригинал – публикацию в газете «Правда» № 2 от 3 января 1919 года, либо официальную перепечатку этой статьи в 37-м томе Полного собрания сочинений Ленина).
Наличие кавычек в названии статьи Ленина неслучайно, так как он считал «чистую демократию», или «демократию вообще» сугубо буржуазным институтом и надеялся заменить ее «диктатурой пролетариата». Последнее понятие он писал без кавычек, что тоже неслучайно: оно было одной из основных его идеологем. Поскольку мы знаем, что получилось из «диктатуры пролетариата» (не зря этот термин перестал официально использоваться еще в советские времена), такую «диктатуру» будем писать в кавычках. Но нужны ли кавычки в слове «демократия»?
С момента написания статьи «О «демократии» и диктатуре» прошло около века. За это время в мире произошли глобальные изменения, и для современных развитых (как сейчас принято говорить, гражданских) обществ вряд ли уже можно считать актуальными пламенные ленинские обличения вроде следующих: «Говорить о чистой демократии, о демократии вообще, о равенстве, о свободе, о всенародности, когда рабочие и все трудящиеся голодны, раздеты, разорены, измучены не только капиталистическим наемным рабством, но и 4-летней грабительской войной, а капиталисты и спекулянты продолжают владеть своей награбленною «собственностью» и «готовым» аппаратом государственной власти, это значит издеваться над трудящимися и эксплуатируемыми».
Социальное расслоение, конечно же, и сейчас существует во всех, даже самых развитых, странах, без него человечество пока что не может, и до обещанного Лениным гипотетического «коммунизма» столь же далеко, как до обещанного Иисусом Христом «Царства Божьего». Но если мы говорим об огромном большинстве народа развитых стран (по Ленину, «рабочих и всех трудящихся»), а не о внесоциальных элементах (с одной стороны, алкоголиках и бродягах, а с другой – тех, кто совершает «мошенничество в особо крупных размерах»), то это расслоение, к счастью, не имеет столь острого характера, когда одни «голодны, раздеты, разорены и измучены наемным рабством», а другие владеют «награбленной собственностью».
Поэтому давайте поговорим о демократии и диктатуре с позиции современных гражданских обществ. И прежде всего договоримся о том, что мы будем называть демократией (без кавычек), а что – диктатурой (тоже без кавычек).
Говоря формально, демократия – власть народа, а диктатура – власть одного человека, или группы лиц, или даже социальной прослойки – вспомним ленинскую «диктатуру пролетариата». Но в реальности все гораздо сложнее.
Во-первых, очень размыт и условен сам термин «власть», и нам придется сразу договориться, что под ним мы будем понимать тех людей, которые в данный момент в той или иной степени причастны к руководству государством. Это и «первое лицо страны», и его «команда», и их ставленники на всех уровнях государственного аппарата.
Во-вторых, абсолютную монархию обычно отличают от диктаторского правления, хотя это тоже власть одного человека или группы лиц. Но поскольку в современном мире таких монархий уже почти не осталось, мы для простоты будем их рассматривать как одну из разновидностей диктатуры.
В-третьих, Ленин был прав в том, что «чистой» демократии не бывает: даже в самых демократических странах народом пусть в небольшой степени, но манипулируют те или иные социальные группы и отдельные личности.
В-четвертых, не бывает и «чистой» диктатуры: даже в странах с самыми жесткими диктаторскими режимами мнение народа учитывается, и пока власть диктатора сильна, она опирается на большинство населения, пусть даже обманутого или запуганного, а в наше время чаще всего безразличного.
В-пятых, ситуацию запутывает то, что со времен падения Древнего Рима, где диктатура была официальной государственной должностью в «чрезвычайных ситуациях», ни один из диктаторов не именовал себя таковым. Чаще всего это были президенты, премьер-министры, председатели разнообразных «высших государственных советов», руководители правящих партий и прочие формальные и фактические главы государств, называвшие свое правление «республиканским», действовавшие от имени народа, регулярно проводившие «выборы» и декларировавшие то, что мы сейчас назвали бы «демократическими ценностями».
Соответственно, понять то, что в их стране имела место не демократия, а диктатура, большинство граждан могло только после падения этой диктатуры.
Гражданскому обществу такая ситуация не к лицу, тем более в нашу «информационную эпоху». Поэтому дадим самые простые определения демократии и диктатуры, основанные не на какой-либо философской, политологической или политэкономической теории, а на конкретных ощущениях конкретных людей.
Демократия – это когда подавляющее большинство добропорядочных граждан (по Ленину – «рабочих и всех трудящихся», в современном мире более принят термин «налогоплательщики») ощущает, что может в той или иной степени влиять и на результаты выборов, и на стратегию, и на тактику государственной власти, а если власть будет делать что-то не так, то ее можно и сменить. Причем исключительно конституционным путем, в рамках закона.
А диктатура – это когда общее ощущение у подавляющего большинства граждан иное: данная власть навсегда (во всяком случае, на обозримую историческую перспективу), а если она что-то делает не так – поругаем ее, посмеемся над ней, посетуем, пожалуемся, в крайнем случае выйдем на демонстрацию, а то и возьмемся за вилы и топоры… Но никаких мало-мальски конструктивных мыслей о ее смене конституционным путем даже не возникает.
Наши определения демократии и диктатуры дают каждому человеку возможность понять, какая из этих двух общественно-политических систем господствует в его стране.
Предоставим нашим читателям самим сделать выводы относительно тех стран, в которых они жили и живут. Например, вспоминается характерный «народный» стишок последних лет правления Л.И. Брежнева, когда в СССР ходили обоснованные слухи о скором повышении монопольных государственных цен на водку (поллитровая бутылка тогда стоила 3 рубля 62 копейки), а в Польше шли антиправительственные демонстрации под руководством профсоюза «Солидарность»:
Все равно мы пить не бросим.
Рапортуем Ильичу:
Нам и десять по плечу!
Ну, а если будет больше,
То получится как в Польше!
А характерность этого стишка в том, что такая простейшая и при этом сугубо законная альтернатива антиправительственным демонстрациям и вооруженному восстанию, как голосование против Брежнева и его ставленников на ближайших выборах, в народе никак не рассматривалась (свидетельствую об этом как очевидец тех времен). А ведь «дорогой Леонид Ильич» был по советским меркам «мягким» правителем, настолько «мягким», что его за диктатора мало кто считал, несмотря на ввод войск в Чехословакию и Афганистан и помещение правозащитников в психбольницы. Но и по сути, и согласно предложенному нами определению он был именно диктатором, хотя и совсем другого толка, чем его предшественники Сталин и Хрущев и современники – Франко, Мао Цзэдун, Пиночет, Фидель Кастро или Пол Пот. Формы диктатуры не менее разнообразны, чем формы демократии.
Теперь мы можем перейти к вопросам сопоставления эффективности демократии и диктатуры.
Эффективность общественно-политической системы – понятие условное, и оценить ее влияние на современную жизнь страны крайне непросто. В последние десятилетия часто используется термин «качество жизни», в которое входят и «уровень жизни» (то есть материальная обеспеченность), и состояние здоровья людей, и средняя продолжительность жизни, и условия окружающей среды, и питание, и бытовой и психологический комфорт, и социальное окружение, и удовлетворение культурных и религиозных потребностей, и политические свободы, и многие прочее. На основе всех этих факторов (тоже крайне условных) различные международные организации рассчитывают «индексы качества жизни».
Эти «индексы», конечно же, получаются приблизительными, так как формирующие их всевозможные факторы невозможно точно оценить ни по отдельности, ни в совокупности, к тому же во многих странах отчетность и статистика фальсифицируются. Но все же на их основании можно давать приблизительные общие оценки.
Поэтому мы вправе, не вдаваясь ни в какие тонкости, на основе общего анализа попробовать определить, какая из этих двух систем – демократия или диктатура – влияет на «качество жизни» позитивно, а какая – негативно. Иными словами, какая из этих систем эффективнее. Или еще проще: какая из них лучше?
Есть одно заблуждение, которое разделяют очень многие. Состоит оно в том, что при диктатуре власть якобы сильнее, чем при демократии. Часто говорят: «Стране нужны порядок и сильная рука», и обычно подразумевают под этим ту или иную форму диктатуры.
Мы ни в коем случае не будем спорить с тем, что любой стране нужны и порядок, и «сильная рука». Власть должна быть сильной, на то она и власть. Но почему «сильная рука» – обязательно диктатура?
Демократия и мягкотелость, демократия и слабость, демократия и нестабильность, демократия и непредсказуемость, демократия и отсутствие порядка, демократия и анархия, – отнюдь не одно и то же. Джордж Вашингтон, Авраам Линкольн, Уинстон Черчилль, Франклин Рузвельт, Густав Маннергейм, Шарль де Голль, Конрад Аденауэр, Маргарет Тэтчер, Рональд Рейган, Ариэль Шарон… Мало ли история знает примеров «сильных рук», управлявших государствами в рамках стабильных и предсказуемых демократических систем?
Просто рядом с одной «сильной рукой» всегда должны быть другие «сильные руки» – оппозиционные общественные движения и деятели, сдерживающие и корректирующие «самую сильную», а по возможности и конкурирующие с ней. Ведь «самая сильная рука» – не всезнающая, не всемогущая и не непогрешимая (так могли думать и говорить о фараонах, римских папах, императорах, Сталине или Гитлере, но сейчас в этом уже вряд ли кого-нибудь можно всерьез убедить).
А если, например, «сильная рука» – давно уже слабая? С чем ее сравнивать? Только с другими «сильными руками», больше не с чем.
Поэтому главное, коренное отличие демократии от диктатуры состоит не в силе или слабости власти, а в наличии реального (а не декларативного) общественного контроля за властью. Если его нет, то вероятность того, что даже самый гениальный правитель, самое профессиональное правительство совершит ту или иную ошибку, существенно возрастает. А цена любых ошибок власти – человеческие судьбы.
Скажем еще проще: демократия – разум миллионов, диктатура – разум единиц. И пусть в стране безраздельно властвует не один человек, а несколько, пусть даже они объединены общими интересами и единым пониманием стратегии и тактики, и пусть даже они решают вопросы в своем узком кругу самым демократическим образом, – все равно по сравнению с миллионами граждан это пресловутые единицы. (Поэтому мы в дальнейшем для простоты будем говорить о диктаторе в единственном числе, подразумевая то, что на самом деле у него могут быть и соратники, и «команда», и даже «соправители»).
Да, огромному и могучему, но при этом инертному и неповоротливому «разуму миллионов» принимать решения гораздо сложнее, чем «разуму единиц». Но если это получается, то эффективность результатов многократно возрастает. А
