доверить принятие окончательных и бесконтрольных решений о судьбах миллионов одному лицу – это несравненно проще, но и несравненно опаснее.
Демократические системы часто обвиняют в манипулировании сознанием народа, особенно перед выборами. Мы уже упоминали об этом в начале нашего исследования, писал об этом в своей статье «О «демократии» и диктатуре» и В.И. Ленин: «Теперешняя «свобода собраний и печати» в «демократической» (буржуазно-демократической) республике немецкой есть ложь и лицемерие, ибо на деле это есть свобода для богачей покупать и подкупать прессу, свобода богачей спаивать народ сивухой буржуазной газетной лжи, свобода богачей держать в своей «собственности» помещичьи дома, лучшие здания и т.п.»… «Выборы, производимые при таких условиях, буржуазия, понятное дело, любит называть «свободными», «равными», «демократическими», «всенародными», ибо эти слова служат для сокрытия правды».
В этом и Ленин, и другие критики демократии, по большому счету, правы. Так было, так есть и так в обозримой перспективе, к сожалению, будет. Но это не значит, что от этих глобальных недостатков свободна диктатура. Наоборот – поскольку диктаторы еще более заинтересованы в удержании власти, чем демократические правители, они с еще большим успехом «покупают и подкупают» (а то и подчиняют, и запугивают, и закрывают) средства массовой информации, «спаивают народ сивухой лжи», «держат в своей собственности» (пусть даже скрытно и неформально) и недвижимость, и средства производства, и природные богатства страны, и вообще все, что захотят. На то они и диктаторы.
Характерный пример: даже в 1937–1938 годах, на пике сталинского террора, большинство советского народа если и чувствовало, что в стране происходит что-то нехорошее и страшное, то под влиянием официальной пропаганды списывало все это на «обострение классовой борьбы» и «происки врагов народа». Примерно то же самое в то время имело место и в Германии, и не случайно многие считают главного гитлеровского пропагандиста Геббельса «отцом современного политического пиара».
Мир несовершенен, и в нем несовершенна любая общественно-политическая система. Но у диктатуры есть и собственные глобальные, системные недостатки, которых при демократии (соответственно, при эффективном общественном контроле) можно было бы избежать.
Прежде всего заметим, что для любой диктатуры характерно вырождение управленческих кадров. Еще в 1934 году Осип Мандельштам писал о Сталине:
А вокруг него – сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей…
И любой диктатор постепенно оказывается окруженным толпой «придворных», подавляющее большинство которых можно кратко охарактеризовать так: или воры, или марионетки, или и то и другое.
И борьба с коррупцией в таких условиях всегда будет неэффективна, так как у этих «придворных» развивается «психология временщиков». Дескать, изменится у начальства настроение, уволят без объяснения причин и выходного пособия, – так надо поскорее побольше наворовать и получше спрятать наворованное!
А уволят и в любой момент, и без выходного пособия, потому что диктатура и законность несовместимы в принципе. Ведь диктатура как форма правления незаконна сама по себе, так как противоречит множеству статей конституций, которые почти во всех современных странах декларируют демократические формы правления. А чтобы на высших уровнях власти законности не было, а где-то внизу она вдруг появилась, – так не бывает. Рыба, как известно, гниет с головы, и произвол диктатора не может не порождать произвол во всех слоях общества.
А отсутствие законности в стране ведет к отсутствию уверенности чиновников (как и прочих граждан) в завтрашнем дне. И последствия те же самые: поскорее наворовать, пока есть такая возможность.
Личная честность диктатора тоже не является залогом успешной борьбы с коррупцией и прочими пороками общества – ведь самолично держать под контролем все-все-все он не может. Даже на маленькой Кубе, где Фидель и Рауль Кастро могли худо-бедно следить за всем происходящим в стране, «качество жизни» можно охарактеризовать так же: худо-бедно… И это неудивительно: Куба вроде бы и маленькая, но 11 миллионов человек – это все равно очень много, каждого не проконтролируешь…
В условиях диктатуры управление страной не может не вырождаться в «наскоки». Самый типичный: диктатор озаботился некой проблемой, устроил разнос, наказал не справившихся или проворовавшихся чиновников, а потом переключился на другие дела, которых у него более чем достаточно. О каком качестве управления, о какой стабильности можно говорить, когда диктатор один, а проблем тысячи? Чиновники ведь тоже, как говорится, не дураки, и понимают, что до следующего начальственного «наскока» еще очень много времени… К тому же они вполне резонно допускают, что у диктатора в тот день было просто плохое настроение…
Теоретически, конечно, и коррумпированных чиновников, и зарвавшихся силовиков, и нерадивых «рабочих и всех трудящихся» можно запугать массовым террором, и у некоторых диктаторов был и есть соблазн прибегнуть к этому недоступному для демократических правителей методу как к инструменту наведения некого «порядка». Но проблема тут в том, что даже если не касаться никаких моральных аспектов, все равно массовый (как и любой прочий) террор – инструмент неэффективный и недолговечный.
Поясним. Обычно декларируемая цель массового террора – избавление общества от преступников и прочих «нежелательных элементов». Дескать, по-быстрому, без оглядок на законы и суды, пересажаем или казним всех коррупционеров, маньяков, террористов, жуликов, шпионов, бракоделов, тунеядцев, бомжей, наркоманов, алкоголиков и прочих подобных, и тогда честному гражданину, добросовестно выполняющему свои служебные и внеслужебные обязанности, заживется хорошо.
Эта декларация звучит весьма эффектно, но возникает такая проблема: провести однозначную грань между честным и нечестным гражданином, а тем более между добросовестным и недобросовестным отношением к своим обязанностям, практически невозможно. И приводит это не только к тому, что в лагеря или на казнь отправляются миллионы невинных людей, и число жертв террора оказывается выше числа жертв всех преступников, вместе взятых. У массового террора есть и другие негативные последствия.
Граждане, действительно, начинают бояться. Этот страх парализует их, они начинают смотреть на власть, как кролики на удава, и возникает «замкнутый круг»: при усилении массового террора граждане начинают все меньше и меньше чувствовать себя в безопасности. А тогда у людей угасает воля, исчезает предпринимательская инициатива, бизнес загнивает, капиталы всеми правдами и неправдами выводятся за рубеж, производительность труда снижается, национальный доход страны уменьшается, семьи не создаются, рождаемость падает…
Тогда диктатору остается только «военизировать» свой народ (примеры – сталинский предвоенный Советский Союз или современная Северная Корея). Но никакая война не может длиться вечно: она окончательно разрушает и экономику, и культуру. И тогда вместе с войной диктатору приходится прекращать и массовый террор. И на историческую сцену выходит новое, «непуганое» поколение, пытающееся восстановить разрушенное и поминающее покойного или немощного диктатора по Лермонтову – «насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом».
При этом в условиях любого, самом жестокого массового террора, в любую, самую кровопролитную войну профессиональные преступники (в том числе и коррумпированные должностные лица), которые далеко не так пугливы и беззащитны, как честные и добропорядочные граждане, находят возможность не попасть в руки правоохранительных органов. Характерно, что Сталин в 1937–1938 годах, несмотря на миллионы невинных жертв террора, так и не смог победить «настоящую» преступность: многочисленные банды вроде известной мафиозной группировки «Черная кошка» (кстати, работавшей под прикрытием ряда коррумпированных государственных чиновников) лишь немного притихли, но при первой же возможности, уже во время войны, опять подняли головы.
А ведь неспособность победы над коррупцией и прочей преступностью – не самая серьезная из проблем, с которыми сталкивается любая диктатура. Еще более серьезно то, что между народом и руководством страны возникает непреодолимая пропасть, которая мешает гражданам ощутить сопричастность к управлению государством. А это лишает людей общей, глобальной заинтересованности в результатах своего труда. Только бы заработать денег, и побольше! А платить налоги, охранять экологическую среду и памятники архитектуры, соблюдать чистоту на улицах и т.п. – все это оказывается где-то «за гранью». Дескать, наш верховный правитель умный, пусть он обо всем этом и думает…
В любом обществе гражданин должен поступаться какой-то частью своих благ ради общего дела. Демократия вызывает у него желание это делать, диктатура – нет.
Внешняя сторона, которой оборачивается к гражданам любая диктатура, была прекрасно описана Борисом Слуцким вскоре после смерти Сталина:
Мы все ходили под богом,
У бога под самым боком…
Однажды я шел Арбатом.
Бог ехал в пяти машинах.
От страха почти горбата,
В своих пальтишках мышиных
Серело. Брезжило утро.
Он глянул жестоко, мудро
Своим всевидящим оком,
Всепроницающим взглядом.
Мы все ходили под богом.
И может ли быть у человека ощущение сопричастности к какому-то там высшему и непонятному делу, которое где-то вдали делает живой бог – диктатор?
А в тупое послушное стадо современных людей уже тоже не превратить, даже целенаправленно оглупляя их по древнеримскому принципу «хлеба и зрелищ». Значит, народ просто начинает жить своей собственной жизнью, и дальше получается уже в соответствии со стихами Александра Галича:
…А вы нас вели
от победы к победе!
И тосты кричали
во славу победы:
Ну, пусть не сегодня,
Так – завтра, так – в среду!
Добейте! Достройте!
Дожмем! Приурочим!..
А мы, между прочим,
А мы, между прочим,
Давно – положили – на вашу победу!
А «положив» на общее дело, каждый начинает работать только на себя. А из этого с неизбежностью следует, что в стране, где господствует диктатура, всегда будут и сильнейшее социальное расслоение, и отсутствие собственного конкурентоспособного производства, и «бегство» капитала за рубеж, и разграбление национальных богатств, и низкие пенсии, и нищета, и грязь, и высокая смертность, и плохие дороги, и недостаточный уровень здравоохранения и образования, и, конечно, уже упоминавшая нами коррупция со всем спектром ее негативных последствий. Словом, пресловутое «качество жизни» будет неуклонно снижаться.
Во внешней политике глобальные проблемы тоже очень тесно связаны с диктатурой. Отчасти из-за непредсказуемости поведения диктаторских режимов (мы уже упоминали «наскоки» и смены настроения диктаторов, только тут их «жертвами» оказываются международные отношения), а отчасти из-за того, что для наиболее развитых стран, определяющих мировую политику, демократия является чем-то вроде «священной коровы». И если ее нет, то страну не воспринимают как равного партнера.
А в многонациональных странах диктаторские режимы самим фактом своего существования ставят под угрозу целостность государства, и это тоже можно доказать.
В современных условиях, когда по всему миру даже небольшие и не имеющие автономной территории нации заявляют права на самоопределение, немалая часть народов мира буквально обречена на сепаратизм. А выход той или иной территории из состава страны (а тем более распад страны на несколько независимых государств) – это всегда кровь, беженцы, сломанные судьбы, разрыв экономических связей, многие годы нестабильности…
Значит, с этими сепаратистскими тенденциями надо бороться.
Диктатура может эффективно использовать прежде всего силовые методы борьбы – ставить во главе автономий своих доверенных лиц (попросту говоря, наместников), держать там войска и т.п. (Но это может и демократия – мы уже говорили, что ее не следует путать с мягкотелостью).
А все остальные методы могут основываться только
