даже когда Лепид объявил в сенате об окончании проскрипций, Октавиан сохранил за собой свободу в отношении их проведения, заявив, что ita modum se proscribendi statuisse, ut omnia sibi reliquerit libera — так установил границу проведения проскрипций, что за ним сохранялась полная свобода (Suet. Aug., 27, 2). Таким образом, Октавиан фактически продлил действие эдикта о проведении проскрипций, и любой насильственный акт с его стороны получал законное основание.
Отголоском борьбы триумвиров с оппозицией в Италии можно считать разгром движения Ветулина, объединившего всех недовольных социально-экономической политикой триумвиров, в том числе и проскрибированных, которым удалось скрыться от преследователей (конец 43 — начало 42 г. — Арр. В. C., IV, 25).
Перузинскую войну (41—40 гг. — Dio Cass., XLVIII, 5—13; 21) также можно рассматривать как борьбу с элементами оппозиции власти триумвиров в Италии. В этом суждении мы опираемся главным образом на три аргумента: во-первых, на заявление Светония о том, что Октавиан consulto eum ad arma isse — обдуманно пошел на войну, чтобы обнаружились occulti adversarii — тайные противники (Suet. Aug., 15); во-вторых, на тот факт, что Марк Антоний не сразу откликнулся на разворачивавшиеся события, хотя в войне принимали участие его брат Луций Антоний и жена Фуль-вия; более того, распространялись слухи, что действия своих родственников Антоний расценивал как открытую борьбу против общей власти триумвиров и осуждал (Арр. В. С., V, 31); в-третьих, после взятия Перузии Октавиан помиловал всех, кроме сенаторов, которые сначала были взяты под стражу, а затем казнены (Арр. В. С., V, 48). Обращают на себя внимание политические лозунги движения: восстановление прежней формы правления и уничтожение триумвирата (Арр. В. С., V, 30; 39; 42—43). Безусловно, они носили демагогический характер. Луций Антоний и Фульвия пытались использовать их для ослабления политического влияния Октавиана (ср.: Арр. В. С., V, 19)[96 — Г. Ферреро, хотя и говорил, что история Перузинской войны достаточно темная, очень прямолинейно связывал события с политическими планами Луция и Фульвии. Более того, он утверждал, что в 42—41 гг. Фульвия буквально управляла Римом, см.: Ферреро Г. Величие и падение Рима. Т. 3. С. 149—151, 159.]. Однако выдвижение подобных лозунгов с целью активизации муниципального населения говорит о наличии в этой среде антитриумвирских настроений.
В основе оппозиционного движения италиков лежали экономические интересы (Арр. В. С., V, 27). В этом отношении мы согласны с теми исследователями, которые видят в событиях Перузинской войны не только намечавшееся политическое противостояние Октавиана и Антония, но и реакцию италийского населения на аграрную политику триумвиров: #c_695. Перузинская война не была проявлением сенатской оппозиции, как считают некоторые: #c_696, тем более выражением общего протеста: #c_697, борьбой за восстановление республиканских традиций: #c_698. Мы определили бы ее как проявление «левой» оппозиции триумвирам, направленной не против триумвирата как формы власти, а против крайностей социально-экономической политики, осуществляемой Октавианом от имени всех триумвиров. На это указывают события, ставшие эпилогом Перузинской войны: один из ее участников — претор 42 г. Тиберий Клавдий Нерон — даже после поражения Луция Антония продолжил борьбу. По данным Веллея Патеркула, он привлекал сторонников обещанием оказать «покровительство всем, кто потерял землю» (Vell., II, 75, 1). Замечательно то, что, по сведениям Светония, Клавдий Нерон пытался призвать к борьбе даже рабов, обещая им свободу (Suet. Tib., 4, 2). Это сообщение Светония очень важно. Известно, что рабов привлекали к участию в политических событиях в случаях наибольшей опасности для государства. Обращение Клавдия Нерона к рабам обнаруживает «социально-политический нерв» этого движения.
В провинциях оппозиция триумвирам была разгромлена в битве при Филиппах осенью 42 г. (Тас. Ann., I, 2, 1; Dio Cass., XLVII, 49). В результате этого сражения у республиканских органов власти не осталось реальной возможности противостоять той силе, которой располагали Октавиан, Антоний, Лепид и их сторонники. Как писал Веллей Патеркул, «государство… замерло от ужаса: у всех — негодование и печаль, силы к сопротивлению ни у кого не было — torpebat… ciuitas; indignatio et dolor omnibus, uis ad resis-tendum nulli aderat» (Vell., II, 61, 1).
Империй триумвиров объединил Италию и почти все римские провинции в некое территориально-державное единство. За границами этого единства оставались лишь Сицилия, Сардиния и Корсика, подчиненные Сексту Помпею. Аппиан называл Секста Помпея последним «партийным» участником войны (Арр. В. С., V, 1). Современники были твердо уверены, что некоторые проскрибированные бежали к нему. Веллей Патеркул писал по этому поводу: «Обездоленным подходил любой предводитель, ведь судьба не предоставила выбора, но указала убежище — quippe nullum haben-tibus statum quilibet dux erat idoneus, cum fort una non electionem daret, perfugium ostenderet» (Vell., II, 72, 5). Сицилия, Сардиния и Корсика представляли своего рода анклав, объединивший недовольную политикой триумвиров и консервативно настроенную часть римско-италийского населения. Античная традиция обращает внимание и на экономическую (продовольственная блокада Италии — Арр. В. С., V, 15; 18), и на социально-политическую составляющую (проскрипции, военные колонии, последствия Перузинской войны — Арр. В. С., V, 24) этого недовольства. Триумвиры не могли допустить подобной нелояльности. Война с Секстом Помпеем стала в истории II триумвирата последним этапом борьбы с оппозицией (Liv. Per., 127129; Suet. Aug., 16, 13; Арр. В. С., V, 25; 93—122). Победа, одержанная Октавианом над Секстом Помпеем в 36 г., имела чрезвычайное значение: Рим, Италия и римские провинции оказались объединены единым империем триумвиров. Это было важным моментом в трансформации Римской республики в территориально-державную монархию.
Важную часть социальной программы триумвиров составляла политика колонизации и организации ветеранских поселений (Арр. В. С., V, 15). Осуществление этой политики позволяло решить несколько задач как тактического, так и стратегического характера. Во-первых, широко декларированные земельные раздачи позволили триумвирам на самых первых порах сконцентрировать военные силы для борьбы с политической оппозицией. Не случайно решение о выводе ветеранских колоний было принято на бононском совещании и тогда же объявлено войскам (Арр. В. С., IV, 3). Во-вторых, право наделения землей рассматривалось как возможность создания военной клиентелы, следовательно, широкой социальной опоры для укрепления политического влияния. В-третьих, колонизация Италии, судя по ее масштабам, должна была поставить муниципальное гражданское население под тотальный контроль триумвиров.
Выше мы уже отмечали, что Антоний обратился к колонизационной политике еще в 44—43 гг. В апреле—мае 44 г. он пытался вывести колонии ветеранов в Капую (Cic. Phil., II, 100), а также в кампанский город Касилин (Cic. Phil., II, 102). Известно также, что Антоний провел аграрный закон — lex Antonia Cornelia de coloniis in agros deducendis. На основании имеющихся в нашем распоряжении источников невозможно восстановить полное содержание этого закона. Вероятно, за счет раздела некоторой части общественных земель и покупки частных (Cic. Phil., VIII, 26) предполагалось наделение землей ветеранов-цезарианцев (Dio Cass., XLV, 9), а для осуществления этого закона создавалась специальная комиссия из 7 человек — септемвйрат, в числе которых был и сам Антоний (Cic. Phil., VI, 14; Ad Att., XIV, 21, 2).
Настоящий размах колонизация получила начиная с 42 г., после победы триумвиров над республиканцами. Однако делать какие-либо конкретные выводы о ее масштабах довольно сложно, т. к. мы не располагаем точными количественными сведениями по этому вопросу. Мы знаем, что после победы Октавиана и Антония при Филиппах было принято решение о наделении участников сражения земельными участками (Арр. В. С., V, 3; 20; ср.: Liv. Per., 125). Антоний считал, что необходимо наделить землей и деньгами 28 легионов, т. е. 170 тыс. человек (Арр. В. С., V, 5; 22). Но по инициативе Октавиана земельные раздачи и конфискации, видимо, приобрели более масштабный характер. Накануне Перузинской войны Маний, управляющий делами Антония в Риме во время отсутствия последнего, обвинял Октавиана в том, что землей были наделены 34 легиона, т. е. более 200 тыс. человек (Арр. В. C., V, 22). Сам Октавиан отмечал, что он вывел в колонии или отпустил в муниципии более 300 тыс. человек (RGDA, 1, 17—19). Некоторые исследователи не доверяют этим цифрам. Так, В. Н. Парфенов, ссылаясь на подсчеты, например П. Бранта, полагает, что приведенные данные завышены, и определяет общее число колонистов-ветеранов в 50 тыс. человек: #c_699. Ранее Г. Ферреро снижал эту цифру вообще до нескольких тысяч (7—8 тыс.): #c_700.
Мы не находим в данных античной традиции ни противоречия, ни несоответствия объективной ситуации по ряду обстоятельств. Во-первых, судя по сопротивлению, оказанному жителями италийских муниципий, колонизация имела чрезвычайный размах. Антоний считал, что в результате запланированных мер будет осуществлено «выселение Италии» (Арр. В. С., V, 5). Другие говорили, что Октавиан записал за своими ветеранами чуть ли не всю Италию (Арр. В. С., V, 22). Во-вторых, к 41 г. колонизация, судя по сообщениям античных историографов, приобрела неуправляемый характер, а Октавиан не хотел этому противодействовать (Арр. В. С., V, 12— 15). Новые поселенцы вели себя агрессивно, как завоеватели, сгоняя местное население с земли, отбирая лучшие земли и захватывая более того, что было положено. Римляне и жители муниципий не без оснований считали, что таким образом «устраивались для правителей поселения наемников, готовых на все, чего бы от них не потребовали» (Арр. В. С., V, 12). В-третьих, следует думать, что размер предоставляемых колонистам наделов был небольшим[97 — В. Н. Парфенов считает, что они не превышали 25 югеров, см.: Парфенов В. Н. Рим от Цезаря… С. 58. Правда, есть свидетельства современников о том, что земельные наделы могли быть колоссальными: Антоний, например, раздавая лучшие кампанские и леонтинские земли своим друзьям, предоставил 3 тыс. югеров своему врачу и 2 тыс. югеров ритору (Cic. Phil., II, 101). Однако это, безусловно, исключения из пра-вила, которые лишь подтверждают общую практику.]. У Диона Кассия есть замечание о том, что участки, не превышавшие надела одного ветерана, конфискации не подлежали (Dio Cass., XLVIII, 8, 5). Косвенным подтверждением этого является сообщение Светония о недовольстве ветеранов Октавианом, т. к. они получили меньше того, на что надеялись (Suet. Aug., 13, 3). Вместе с тем общая территория расселения ветеранов была значительной: их предполагалось расселить в 18 италийских городах (Арр. B.C., IV, 25; V, 12)[98 — Правда, еще до начала военной кампании 42 г. Октавиан обещал исключить из намеченного ранее списка Регий и Гиппоний, см.: Арр. В. С., IV, 86.]. Принимая все это во внимание, можно предположить, что в должности триумвира Октавиан, действительно, мог вывести в колонии от 170 до 200 тыс., т. е. примерно по 10 тыс. поселенцев в каждую. Эти цифры вполне согласуются с общими данными о колонизации в Италии, произведенной Октавианом: он говорил, что всего в Италии по его инициативе было
