границы и страдать от этого, должен стремиться их
преодолеть. Внутренний закон, по которому общие
представления могут найти свое завершение только в
понятийном мышлении, заставляет его встать на этот
путь. Религиозное миросозерцание стремится перейти в
философское.
Значение
Другая сторона этого историчерелигиозных СКого взаимоотношения заключается в
авторов
р
миросозерцание,
для философии. т
>что г- елигиозное
г
г»
j
его изложение и обоснование в сильной
мере подготовили миросозерцание философское. Первые попытки обосновать религиозное
97
знание оказались весьма плодотворными для философии: нужды нет, самостоятельны ли были положения,
перешедшие от Августина к Декарту, важно то, что
именно от Августина исходил импульс к новому теоретико-познавательному методу. Положения другого
рода переходят от мистиков к Николаю Кузанскому, и
от них к Бруно, Декарт же и Лейбниц обязаны Альберту и Фоме своим различением между вечными истинами и только телеологически осмысленной упорядоченностью фактов. В настоящее время все больше и
больше выясняется, какое сильное влияние оказали
логические и метафизические понятия схоластиков на
Декарта, Спинозу и Лейбница. И типы религиозного
миросозерцания стоят также в самых разнообразных
отношениях к типам миросозерцания философского.
Реальность доброго и злого царства, как его представляла религиозность Заратустры и как она перешла в
еврейскую и христианскую религии, переплетясь известным образом с разделением действительности на
творческую силу и материю, придала платонизму его
особую окраску. Учение об эволюции, ведущей от низших божественных существ к высшим, как оно выступает у вавилонян и греков, подготовило учение об эволюции мира. Китайское учение о духовной связи в природных упорядоченностях и индийское учение о призрачности и страдательности, присущих чувственному
многообразию, и о истине и блаженстве, присущих
единому, являются предтечами тех двух направлений,
по которым должно было пойти развитие объективного
идеализма. Наконец, иудейское и христианское учения
о трансцендентности священного создателя подготовили тип того философского миросозерцания, которое
достигло величайшего распространения в христианском
9S
и магометанском мире. Так все типы религиозного миросозерцания оказывали влияние на миросозерцание
философское, в особенности же в них заложены основания для образования типов объективного идеализма и
идеализма свободы. Гностика создала схему для наиболее влиятельных пантеистических произведений: происхождение многосложного мира, сила и красота его и
вместе с тем страдание от конечности и разрозненности, возвращение к божественному единству — неоплатоники, Спиноза и Шопенгауэр развили все эти схемы в философию. Идеализм свободы — это миросозерцание христианства — развил предварительно в
теологии те проблемы и решения, которые затем повлияли на Декарта и Канта. Все это объясняет нам,
почему религиозные писатели находят себе место в исторической связности философии и получают даже название философов, но также и то, почему ни одно обусловленное религиозностью произведение все же не
имеет права на место в философской связности, в которой возможности общезначимого решения философских проблем развивались по законам внутренней последовательной диалектики.
99
2. Миросозерцание
в поэзии и философии.
Всякое искусство освещает в
отдельном и ограниченно данном
Среди всех
искусств лишь
такие отношения, которые
выходят
г
поэзия может
выражать
за его пределы и придают ему помиросозерцание,
этому более общее значение. Впечатление возвышенности, которое производят фигуры
Микеланджело или звуковые образы Бетховена, вытекает из особого характера вкладываемого в эти образы
значения, последнее же предполагает такое душевное
состояние, которое, представляя собой нечто прочное,
сильное, всегда наличное и связное, подчиняет себе все,
до чего оно касается. Но есть лишь одно искусство,
которое способно выразить при помощи своих средств
больше, чем один лишь душевный строй. Все другие
искусства связаны воплощением чего-либо чувственноданного — в этом их сила и их ограниченность; одна
только поэзия свободно властвует во всем царстве действительности и идей, ибо в языке у нее есть средство
для выражения всего, что может появиться в душе челооеческой — внешних предметов, внутренних состояний, ценностей, волевых установлений; и в этом ее
средстве — слове уже содержится синтез данного в
мышлении. Если, стало быть, где-нибудь в произведениях искусства и находит себе выражение миросозерцание, то это происходит в поэзии.
100
Предмет
поэзии —
переживание,
Я попытаюсь разобрать возникающие здесь вопросы так, чтобы не
5ыло надобности затрагивать различие
эстетических и психологических точек
зрения. Все поэтические произведения, от случайной
народной песенки до «Орестеи» Эсхила или «Фауста»
Гете, сходны в том отношении, что все они изображают
событие: это слово мы берем в том смысле, что оно
включает в себе как переживаемое, так и пережитое,
как собственный, так и чужой опыт, как переданное так
и сиюминутное.
извлеченное из
Изображение какого-нибудь сосвязности воли, бытия в поэзии есть нереальная видимость (Schein) реальности, пережитая и
предлагаемая нам для повторного переживания, извлеченная из связности действительности и отношений
нашей воли и нашего интереса к ним. Поэтому оно не
вызывает никакой фактической реакции: события, которые в другом случае побудили бы нас к действию,
здесь не нарушают безвольного отношения наблюдателя; они не препятствуют нашей воле, не давят на нас, и
пока кто-либо находится в сфере искусства, его душа
свободна от всякого давления действиотличающееся тельности.
от реального
Стоит нам какое-нибудь перепереживания живание перенести
в этот мир
видимог
г
как видимость
сти, как процессы, которые оно вызывает в читателе или зрителе, будут совсем не теми, какими они были бы в переживающих их
лицах. Чтобы точнее понять эти процессы, мы отделяем процессы повторного переживания от процессов,
сопровождающих в качестве следствий понимание чужой жизненности: процесс, в ходе которого я воспри-
101
нимаю чувства и волевые напряжения Корделии, отличается от восторга и сочувствия, вытекающих из этого
повторного переживания.
Простое понимание какого- и представленное
так> чтоего
нибудь рассказа или драмы уже
предполагает процессы, выходящие значительность
за рамки процессов, протекающих у
их персонажей. Читатель поэтического рассказа должен пройти в себе через все процессы взаимодействия между субъектом и предикатом,
между предложением и предложением, между внешним
и внутренним, между мотивами и поступками и, наконец, между поступками и следствиями, чтобы быть в
состоянии превратить слова рассказа в картину происшествия, а последнюю — во внутреннюю связность.
Чтобы понять фактическое, он должен подчинить его
содержащимся в словах общим представлениям и общим отношениям. И чем больше читатель углубляется
в этот процесс, тем дальше выходят процессы воспоминания, восприятия и соотнесения за рамки того, что
высказано писателем в рассказе. Они превращаются в
нечто, чего он не сказал, но что он хотел вызвать в читателе. И, может быть, это ему даже было важнее того,
что сказано. Читатель схватывает в рассказанном общие черты жизненного обстоятельства, которые уясняют значительность рассказа. Точно так же зритель дополняет драму, которую он видит или слышит со сцены: перед ним открывается некая сторона жизни в том,
как в драматическом действе человеческие поступки
подчиняются судьбе, господствующей над ними. Он
относится к тому, что здесь происходит, как. к самой
жизни: истолковывает и подчиняет отдельное — общей
связи или частное — общему положению вещей. И при
102
этом он, может быть, и не замечает, что им руководит
поэт; из представленного события он, поэт, заставляет
зрителя самого создавать нечто выходящее за рамки
происходящего. Таким образом, получается, что как
эпическая, так и драматическая поэзия представляют
то или иное событие читателю, слушателю или зрителю
так, что до сознания доводится его значительность.
Ибо некое событие воспринимается как значительное
только тогда, когда оно открывает нам что-нибудь в
природе жизни.
Поэт
Поэзия — это орган жизнераформирует
зумения, а поэт — ясновидящий, пропереживание
пикающий в смысл жизни. Здесь
так, чтобы
^
выразилась его встречаются чуткость воспринимавзначительность. шего и творчество поэта. Ибо в последнем происходит тот таинственный
процесс, благодаря которому жесткий и угловатый сырой материал какого-нибудь переживания согревается и
переплавляется в форму, делающую его значительным
в глазах воспринимающего. Шекспир читает у Плутарха биографии Цезаря, Брута, Кассия, Антония и
связывает их в одну картину некоего происшествия. И
вот характеры Цезаря, Брута, Кассия, Антония взаимно освещаются; в том, как они друг к другу относятся,
кроется необходимость, и если за этими великими личностями разглядеть головы жадной безрассудной и
рабской толпы, то уясняется, каков должен быть исход
конфликта, разыгрывающегося между главными лицами. Поэт знает Елизавету, знает царственную природу
Генриха V, знает и других королей всякого рода, и его
душе открывается некая существенная черта человеческих вещей, которая приводит в связь все факты, сообщенные у Плутарха, и подчиняет данное историче-
103
ское событие этой связи как частное: это — победа
чуждой колебаний властной натуры над республиканскими идеалами, которые не находят больше последователей. Так понятое, прочувствованное и обобщенное,
это общее жизненное отношение превращается для него
в мотив трагедии. Ибо мотив есть не что иное, как
жизненное отношение, поэтически понятое во всей его
значительности. Этому мотиву присуще внутреннее
стремление так приспособить друг к другу характеры,
события и действия, чтобы упомянутая общая черта в
природе вещей была видна и без того, чтобы поэт ее
высказал или даже мог высказать. Ибо в каждой общей черте жизни скрывается отношение к значению
жизни вообще, т. е. нечто совершенно
неисследимое.
Непрямое
Теперь мы имеем ответ на вои прямое
прос
о том, в какой степени поэт вы° Ражеяне
г
значительности
сказывает жизненное воззрение или переживания
даже миросозерцание. Всякое лиричев поэзии,
ское, эпическое или драматическое стихотворение возвышает отдельный опытный факт до
размышлений о его значительности. Этим оно отличается от фабричного товара, служащего развлечению. К
его услугам все средства для того, чтобы показать эту
значительность, не высказывая этого. Значение события должно найти выражение во внутренней форме
поэтического произведения, — это условие должно
быть выполнено всяким поэтическим произведением.
Поэтическое произведение и в самом деле теми или
иными средствами дает общее выражение значительности того, что происходит. Некоторые из наиболее красивых лирических стихотворений и народных песен
зачастую скромно выражают настроение жизненного
104
момента; но наиболее глубокое впечатление получается
тогда, когда чувство жизненного момента, развиваясь
закономерным путем, все расширяется и находит себе
выражение в сознании его значительности: у Данте и
Гете этот прием доведен до крайних границ поэзии
мысли. В повествовании ход событий внезапно прекращается, и свет мысли падает на них, или разговор,
как например, мудрые слова Дон-Кихота, Мейстера
или Лотарио, освещает значение происходящего. В
драме в бурное действие вплетаются размышления действующих лиц о себе и о происходящем и освещают
душу зрителя. Некоторые великие поэтические произведения идут даже дальше. Они связывают идеи о
жизни, как они вытекают из событий, при посредстве
разговора, монолога, или хора, в связное и общее понимание жизни. Греческие трагедии, «Мессинская невеста» Шиллера, «Эмпедокл» Гельдерлина могут служить
выдающимися
примерами
Дидактическая этого.
поэзия
|-{о поэтическое произведение
самостоятельная
ценная
промежуточная
область
