— Как это лестно слышать! — сказал Стивен и взглянул на часы. — Ого, уже без малого половина второго. Впрочем, У меня хватит времени, чтобы спеть это.
Он с восхитительной легкостью взял несколько низких нот, изображающих тяжелую поступь животных; но когда певца слушают хотя бы двое, их мнения могут разойтись. Хозяйка Минни была в полном восторге, но самой Минни, которая при первых же звуках музыки, дрожа, забилась в свою корзиночку, эти громоподобные раскаты пришлись настолько не по вкусу, что она выскочила из своей крепости и позорно бежала в самый дальний угол, под шифоньерку, полагая, что именно там надлежит маленькой собачонке дожидаться Страшного суда.
— Adieu, «Супружеское согласие»! — окончив пение и застегиваясь на все пуговицы, проговорил Стивен. С высоты своего роста он несколько снисходительно улыбался сидящей у рояля маленькой леди. — Увы, мое блаженство не бесконечно, я должен во весь опор мчаться домой. Я обещал возвратиться к завтраку.
— Значит, вам не удастся побывать у Филипа? Хотя это не так уж существенно, в записке все сказано.
— Завтра вы посвятите, конечно, весь день вашей кузине?
— Да, у нас небольшое семейное торжество. Кузен Том приглашен к нам на обед, и бедняжка тетя впервые за долгое время увидит рядом с собой обоих своих детей. Это будет премило! Я только об этом и думаю.
— Но могу я появиться у вас послезавтра?
— О, непременно приезжайте! Я представлю вас моей кузине, хотя мне, право же, трудно поверить, что вы с ней незнакомы, так прекрасно вы ее описали.
— Ну что ж, прощайте.
В подобных случаях за этим обычно следует легкое рукопожатие, глаза на мгновение встречаются, и лицо юной леди расцветает румянцем и улыбкой, которые исчезают далеко не сразу после того, как захлопывается дверь; и она почему-то предпочитает ходить взад и вперед по комнате, вместо того чтобы спокойно сидеть и вышивать или еще каким-нибудь разумным образом совершенствовать свои таланты. С Люси по крайней мере все происходило именно так, и я надеюсь, вы не истолкуете превратно взгляд, брошенный ею мимоходом в висящее над камином зеркало, — ведь это вовсе не означает, что тщеславие одержало в ней верх над более благородными чувствами. Желание женщины убедиться, что она не была похожа на чучело все то время, пока длился визит, не выходит за рамки весьма похвальной предупредительности, проистекающей из благожелательного отношения к ближним. А в натуре Люси было так много этой благожелательности, что я склонен усматривать ее даже в мелких проявлениях эгоизма, подобно тому, как привкус голого эгоизма явственно чувствуется в мелких проявлениях благожелательности многих хорошо известных вам лиц. Вот и теперь, когда Люси, простодушно торжествуя, ходит по комнате и ее юное сердце взволнованно бьется от сознания, что она любима тем, кто занимает столь высокое положение в ее маленьком мире, карие глаза ее лучатся неизменной добротой, в которой бесследно тонут невинные вспышки тщеславия. Думы о возлюбленном еще потому наполняют ее счастьем, что они легко уживаются с милыми привязанностями и добрыми делами, которыми заполнен ее мирный досуг. Даже теперь мысль Люси со свойственной нашим мыслям способностью мгновенно перебегать от одного к другому — благодаря чему два потока чувства или воображения часто сливаются воедино, — отвлекаясь то и дело от Стивена, устремляется к неоконченным приготовлениям в комнате Мэгги. Кузину Мэгги будут принимать в их доме как знатную гостью и даже более — ведь стены ее комнаты украсят любимые гравюры и рисунки Люси, а на столе ее будет ожидать прелестный букет весенних цветов. И бедной тетушке Талливер, о которой всегда забывают, тоже готовится сюрприз — чепец самого отменного качества, а потом за нее поднимут сердечный тост; Люси нынче же вечером вовлечет отца в свой маленький заговор. Естественно, что у нее нет времени подолгу предаваться мечтам о собственной счастливой любви. С этой мыслью она направилась к двери, но остановилась на пороге.
— Чем ты недовольна, Минни? — спросила она, наклоняясь к жалобно скулящему крохотному четвероногому и прижимая шелковистую мордочку к своей розовой щеке. — Неужели ты думаешь, я ушла бы. бросив тебя на произвол судьбы? Ну, пойдем поглядим на Синдбада.
Гнедой Синдбад был собственностью Люси, и когда он находился в загоне, она кормила его из своих рук. Ей нравилось кормить своих подопечных: она знала особые пристрастия и вкусы всех обитавших в доме животных и не уставала восторгаться тихими журчащими звуками, которые издают канарейки, деловито поклевывая свежее зерно, и скромными гастрономическими радостями неких животных, которых, чтобы Люси не прослыла у нас слишком уж большой простушкой, я назову здесь «знакомые всем грызуны». Разве не прав был Стивен Гест в своем убеждении, что мужчина, женившись на этой изящной восемнадцатилетней барышне, вряд ли раскается в совершенном им шаге? Ибо много ли на свете женщин, способных нежно и заботливо относиться к другим женщинам, проникать любящим взором в их тайные горести и обиды, с наслаждением обдумывать маленькие удовольствия, которые можно им доставить, вместо того, чтобы, награждая их поцелуем Иуды, исподволь отыскивать в них желанные недостатки. Вероятно, Стивен, восхищаясь Люси, не придавал особого значения этим весьма редким ее свойствам; вероятно, он именно потому был доволен своим выбором, что Люси не потрясла его воображения необычностью своей натуры. Мужчине приятно, если у него хорошенькая жена, — что ж, Люси была хороша, но не настолько, чтобы сводить с ума. Мужчине приятно, если его жена наделена всяческими совершенствами, мила, нежна и не глупа, — а у Люси имелись все эти достоинства. Для Стивена не было ничего неожиданного в том, что он влюбился в Люси. И он был доволен собой, понимая, как превосходно он рассудил, отдав предпочтение Люси, дочери младшего компаньона своего отца, а не мисс Лейберн, дочери члена совета графства; к тому же он не посчитался с легким разочарованием и неудовольствием отца и сестер и настоял на своем, а это всегда приятно возвышает молодого джентльмена в собственном мнении. Стивен гордился, что у него достало независимости и здравого смысла, откинув все побочные соображения, выбрать себе жену, способную составить его счастье. Да, он женится на Люси: она прелестное создание и принадлежит к тому типу женщин, которыми он всегда восхищался.
Глава II ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
— Если бы ты знала, Мэгги, как он умен! — сказала Люси, усадив смуглую леди в кресло, обитое красным бархатом, и опустившись на скамеечку у ее ног. — Он должен тебе понравиться — я так надеюсь на это!
— О, мне нелегко угодить! — с улыбкой сказала Мэгги, играя длинным локоном Люси, по которому скользил луч солнца. — Джентльмен, считающий себя достойным Люси, должен быть готов подвергнуться строгому разбору.
— Право, он даже слишком хорош для меня, и когда его нет, мне почти не верится, что он меня любит. Зато когда он со мной, все мои сомнения рассеиваются. Но я была бы в отчаянии, если бы кто-нибудь, кроме тебя, знал о моих чувствах.
— Значит, вы не помолвлены? И если я не одобрю твой выбор, у тебя еще есть возможность передумать, — произнесла Мэгги с шутливой серьезностью.
— Ты знаешь, я рада, что мы не помолвлены, — вслед за помолвкой люди поневоле начинают спешить со свадьбой, а мне хочется, чтобы еще долго все было как сейчас, — сказала Люси, настолько поглощенная собой, что пропустила мимо ушей шутку Мэгги. — Иногда я просто боюсь услышать от Стивена, что он уже говорил с папой: у папы на днях в разговоре проскользнуло, что он и мистер Гест ждут этого. Сестры Стивена теперь тоже очень милы со мной, хотя вначале мне казалось, что они не совсем одобряют его выбор. И это вполне естественно: даже представить себе трудно, что такое маленькое, неприметное существо, как я, будет обитать в величественном Парк-Хаузе.
— Но ведь люди не улитки; кому же придет в голову требовать, чтобы они были ростом с дом? А разве сестры мистера Геста великанши?
— О нет! К тому же они совсем некрасивы… Я хотела сказать — не особенно красивы, — поправилась Люси, уже раскаиваясь в своем невеликодушном замечании, — а он… О, он очень красив, по крайней мере так считают все.
— А ты? Ты, конечно, не считаешь его красивым?
— Не знаю, — сказала Люси, краснея до корней волос. — Мне не следует его расхваливать, не то ты будешь разочарована; а вот ему я готовлю прелестный сюрприз и посмеюсь над ним вволю. Впрочем, не буду тебя в это посвящать.
Поднявшись с колен и склонив набок свою хорошенькую головку, Люси отступила на несколько шагов, словно собираясь писать портрет с Мэгги и оценивая, достаточно ли изящна ее поза.
— Встань на минутку, Мэгги!
— Что ты там затеяла? — с невольной улыбкой спросила Мэгги, поднимаясь с кресла и поглядывая на свою хрупкую, воздушную кузину, фигурка которой совершенно терялась в безупречно спадавших складках шелка и крепа. Люси еще несколько мгновений молча предавалась созерцанию, потом сказала:
— Не могу понять, какое колдовство в тебе, Мэгги! Почему тебе так к лицу этот неприглядный наряд, который, кстати сказать, давно уже пора заменить новым. Хотя, Знаешь, нынче ночью я напрасно пыталась представить тебя в красивом модном платье, все равно ты виделась мне в твоем стареньком мериносовом: оно словно создано для тебя. Наверное, и Мария Антуанетта выглядела более величественно, чем когда бы то ни было, в платье с заштопанными локтями. Ну, а если бы мне вздумалось так нарядиться, я стала бы совсем незаметной — как какой-нибудь лоскуток.
— О, конечно, — сказала Мэгги с иронической серьезностью, — и тебя вместе с пылью и паутиной вымели бы из комнаты, и, подобно 3олушке, ты очутилась бы в золе у камина. Дозволено ли мне будет сесть?
— Пожалуйста, — смеясь сказала Люси. Затем, словно занятая важными мыслями, она стала откалывать от платья крупную агатовую брошь. — Как хочешь, Мэгги, а брошками мы должны поменяться. Твоя маленькая бабочка выглядит на тебе ужасно глупо.
— А мой неприглядный наряд? Не нарушит ли твоя брошь его очарования? — сказала Мэгги и покорно опустилась в кресло, между тем как Люси, снова пристроившись на скамеечке, отстегнула пресловутую бабочку. — Как жаль, что мама не разделяет твоего мнения; вчера вечером она никак не могла примириться с тем, что это мое парадное платье. Мне, правда, удалось скопить немного денег, но они предназначены для оплаты уроков. При таком образовании, как у меня, никогда не найдешь хорошего места.
Мэгги тихонько вздохнула.
— Пожалуйста, Мэгги, не делай такого скорбного лица, — сказала Люси, прикалывая брошь и любуясь точеной шеей Мэгги. — Ты забыла, что тебе не надо больше возвращаться в твою противную школу и без конца чинить детские платья.
— Ты права, — сказала
