он мигом выпишет новые документы – загляденье, другое имя, другой паспорт, другое местожительство, только определиться с местом. И их опередить.
– Кого их?
– Убийц Браггадоччо. Я попросил Вимеркате перевести мое выходное пособие в швейцарский банк. А что до вас, я не знаю, что посоветовать. Что для вас лучше… Лучше всего, я думаю, вам закрыться дома и тихо сидеть. Не шатайтесь по улицам. А потом придумайте, куда вам удобнее сбежать. Думаю, в Восточную Европу. Там уж точно не было стей-бихайнда.
– Думаете, в стей-бихайнде суть? Он же рассекречен давным-давно. Какой Муссолини, какие тайны? Все это просто фарс! В него никто и никогда не поверит!
– А вдруг рассердился Ватикан? Пусть даже все, что говорил Браггадоччо, блеф. Но если бы неожиданно вдруг проскочило в газетах, что церковь покрыла бегство Муссолини в сорок пятом и потом его полвека держала в тайнике… Мало им подгадили Синдона, Кальви, Марцинкус и компания? Пока церковь будет доказывать, что история с Муссолини высосана из пальца, информация расползется по всей международной прессе. Не доверяйте никому, прячьтесь и не открывайте дверь. Хотя бы вот сегодняшнюю ночь. А потом отбывайте куда-нибудь. Денег вам на несколько месяцев хватит. Если поедете, например, в Румынию, там прожиточный минимум – вообще нисколько. Можно жить на медную мелочь. А у вас двенадцать миллионов. Просуществуете в Румынии безбедно. Постепенно что-нибудь придумаете. Будьте здоровы, Колонна, жаль, что все завершилось стремительно. Как в любимом анекдоте нашей Майи про ковбоя из Абилены: «Вот ведь зараза, опять не получилось!» Ладно, давайте считать, что попрощались. Я исчезаю. Стремительно. Как только полицейские уберутся.
Я тоже хотел бы исчезнуть стремительно, но чертов следователь все терзал всех вопросами, по-моему, ничего не достигая, а между тем уже спускался вечер.
Я прошел мимо письменного стола Лючиди. Тот открывал конверт.
– Как, получили достаточно за все? – спросил я.
Он явно понял, что я хотел сказать. Глянул на меня снизу вверх и пробормотал:
– Ну а вам-то что наговорил Браггадоччо?
– Что он идет по чьему-то следу. Но не уточнил, по чьему.
– Вот как, не уточнил? Бедняга. Что ж, мы никогда не узнаем, чем он так отличился.
Сказав это, Лючиди отвернулся и занялся другим.
Как только следователь разрешил мне покинуть редакцию, добавив, как положено, «Будьте на связи», я прошептал Майе:
– Иди домой и жди. Но думаю, что я не стану тебе звонить до завтрашнего утра.
Майя огорошенно уставилась на меня, в глазах страх:
– А ты-то с какого боку?
– Ни с какого, разумеется. И не выдумывай ничего, я тебя прошу. Я просто разбудоражен. Как же иначе?
– Но что происходит? Вот, сунули конверт с деньгами, мерси, спасибо за ценную работу.
– Закрывается лавочка. Потом я все объясню.
– Завтра. Объясню все обязательно. Сиди тихо дома. Ну пожалуйста, послушайся, Майя.
Послушалась, хотя глаза были вопросительные и влажные. Я ушел и больше не сказал ей ничего.
Провел вечер дома, есть не ел. Высосал полбутылки виски, размышляя, что же я теперь могу сделать. Принял штильнокс и пошел спать.
А когда проснулся, в доме не капала вода из крана.
Глава XVII
Суббота, 6 июня 1992 года, полдень
Вот. Я восстановил. Выстроил мысли.
Кто эти «они»? Судя по словам Симеи, Браггадоччо сумел собрать какие-то деликатные сведения. Что за сведения? Чем и кого он мог напугать? Муссолиниевская тема? У кого же рыло в пуху? Ватикан? Или путчисты-содружники Боргезе, до сих пор занимающие важные посты в государстве? Прошло больше двадцати лет. Не перемерли? Вероятнее всего, секретные спецслужбы. Но какие, кто, каким образом?
Или нет, это действовал ностальгик-одиночка, последыш, сгусток страхов, все устроил сам, совсем сам. Не исключено, что зарвался и пугнул заодно и коммендатора. С таким видом, будто выступал от имени целого воинства, ну, скажем, «Единой святой апулийской короны». Это, ясное дело, чокнутый. Но когда чокнутый гоняется за тобой персонально, это не большее удовольствие, чем когда гоняется нормальный. Даже, скорее, меньшее.
В любом случае или какие-то «они» всемогущие, или какой-то «он» чокнутый, но эти гости зачем-то посетили мою квартиру ночью. Если вошли раз, значит, так же точно запросто войдут и два. Значит, мне тут не расчет оставаться, и гораздо лучше уматывать.
Однако, все-таки, чокнутый «он» и всемогущие «они» почему-то уверены, будто я на самом деле знаю что-то. Наверное, Браггадоччо убедил доносчика Лючиди, будто я знаю. Донамекался. Или, похоже, не намекал… По вчерашнему разговору с Лючиди, скорее, не похоже.
Что же, я вовсе не под ударом? Нет! Не верю! Под ударом! И под каким!
Доберись еще до той Румынии, прекраснодушный мечтатель.
Разумнее будет переждать. Посмотреть, как будут выглядеть газеты завтра. Если в них не будет про Браггадоччо, это очень опасный знак, это будет значить – поступил приказ начисто скрыть произошедшее. Надо мне еще пропрятаться сколько-нибудь.
Где же мне прятаться? Учитывая, что каждый вздох категорически опасен?
У Майи, в Орте.
Мы с ней вели себя так скромно, что, я надеюсь, в поле зрения преследователей Майя не попала.
Она не попала, но телефон-то мой попал!
Из квартиры позвонить не могу. А для звонка из автомата предстоит покинуть квартиру.
Из моего двора есть проход в туалет одного бара. Оттуда в сам бар – и через бар можно выйти на улицу. Есть, кстати, одна ржавая дверь в ограде двора, запертая пятьдесят лет. Помню, от хозяина квартиры при вручении ключей я услышал: «Ну, вот этот вам точно не понадобится. Но последние пятьдесят лет он на связке для жильцов. Поскольку в последнюю войну в нашем строении не было бомбоубежища, здешние люди укрывались в подвале, в соседнем доме, на параллельной, на улице Кварто-деи-Милле. Для этого проделали калитку в ограде, проходить туда прямо. Конечно, от ключа уже ничего не осталось, он проржавел, однако вот еще тут, висит на всякий случай. Как говорится, на пожарный. Хотя, конечно, господи упаси. Можете закинуть его в какой-нибудь ящик».
Первым делом я вошел в бар через туалет. Меня там знают, отнеслись спокойно. Я огляделся. Утро, нет никого. Только пара пенсионеров, муж и жена, завтракают круассанами и капучино. Вряд ли эти пенсионеры – сексоты.
Заказал двойной кофе, хорошенько проснуться. Втиснулся в телефонный отсек.
Майя сразу схватила трубку, слышно было, что взвинчена, я ее перекричал прямо сразу:
– Погоди, не сходи с ума, сначала послушай. Собери что тебе надо, чтобы пробыть в Орте несколько дней, и садись в машину. За моим домом, знаешь, на улице Кварто-деи-Милле, это параллельная, должен быть въезд для транспорта приблизительно на уровне моего подъезда, не помню точно, какой номер дома. Думаю, въезд там открыт, там склад. Ты въезжай… Или не въезжай, а остановись, жди рядом. Будь там ровно через час. Если въезд будет закрыт, я буду ждать снаружи. Только не опаздывай, мне маячить там нельзя. И не спрашивай. Ничего не спрашивай. Бери скорей сумку и в машину, буду ждать. Я тебе все объясню. За тобой никто не увяжется… Я не думаю… Но на всякий случай тем не менее иногда смотри в зеркальце заднего вида. Если увидишь хвост, попытайся сбросить его. Уходи как сумеешь. На Навильи вариантов немного, поворачивать там запрещено, но при первой возможности виляй в переулки или жми через светофор на красный свет. В общем, я в тебя верю. Действуй, моя дорогая.
Майе цены бы не было в любой грабительской банде. В назначенную минуту она со свистом влетела во двор. Я вскочил в машину, подсказал Майе, куда поворачивать, чтобы быстро, чтобы срезать лишний путь и оказаться в конце проспекта Чертоза, дальше она сама, путь ей был великолепно известен: по автобану до Новары, а потом обычный выход на бесплатную дорогу в сторону Орты.
Мы не говорили ни о чем. Только дома я ей объявил, что, если я ей вот так возьму все и выложу, она тоже окажется в группе риска. Может, спокойнее будет ей ничего не знать?
Майя, конечно, придерживалась противоположного мнения.
– Извини, – сказала она. – Я не знаю, чего или кого ты боишься, но или никому не известно про наш союз, и тогда, разумеется, мне вообще ничто не угрожает, или про наш союз всем все известно, и они сделают вывод, что я обязательно все знаю. Так что давай, выкладывай, иначе кончится плохо, потому что я не буду думать то же, что думаешь ты.
Вот бесстрашная. Мне пришлось рассказать ей все-все. В сущности, Майя была плотью плоти моей, как это определяется в Библии.
Глава XVIII
Четверг, 11 июня
Я сидел взаперти и боялся высунуть нос.
– Перестань, – говорила Майя. – Здесь тебя ну никтошеньки не знает. А те, кто нам с тобой внушает великий страх, они не знают, что ты здесь…
– Ну и что, – отвечал я. – Предосторожностей слишком много не бывает.
Майя стала обращаться со мной как с больным. Напоила успокаивающими таблетками, гладила по голове, а я сидел и сидел у окна, глядя на озеро.
В воскресенье, после приезда, на второй день, она бегала за газетами. Браггадоччо был в разделе хроники, криминальная часть: убит. Без лишних возгласов и подробностей. Убит миланский журналист, он писал репортаж, насколько удается узнать, о бизнесе проституции и, как представляется вероятным, пострадал, скорее всего, от рук какого-нибудь сутенера.
Похоже, что они отрабатывают ту самую версию, которую подбросил следствию я. Плюс, наверное, сработало и свидетельство Симеи. Было ясно, что они перестали заниматься нами, членами редакции. Полагаю, они даже не заметили, что я исчез, да и Симеи… В общем, что мы исчезли. Если они приходили в офис, то увидели, что офис закрыт и съехал. У следователя, я думаю, не было наших адресов. Тоже мне, Мегрэ без пяти минут, гений.
Да и что сказать, зачем Мегрэ мы и вся эта головная боль. Проституточный след представлялся самым простым. Да, Костанца бы мог, ясное дело, возразить, что бизнесом проституции занимался вовсе не Браггадоччо, а он, Костанца. Но, с другой стороны, он мог и поверить, что Браггадоччо каким-то боком соприкоснулся с проституточным бизнесом, а поверив, испугаться за себя самого.
Поэтому Костанца молчал и не расцеплял зубы.
А на следующий день Браггадоччо не просматривался даже и в хронике. Этих случаев на контроле у полиции слишком много. Пострадавший был заштатным репортеришкой. Round up the usual suspects, и делу конец.
В сумерках я мрачно смотрел, как мрачнеет озеро.
Остров Святого Юлия, обычно такой яркий под солнцем, высовывался из вод, точно на картине Беклина «Остров мертвых».
В общем, Майя все-таки вытащила меня «проветриться», и мы двинулись гулять на Святую гору. Я не знал ее, и десятки капелл, карабкавшихся по склону до вершины, открывали мне нутро, где волшебные группы ярко раскрашенных статуй в человеческий рост располагались под потолками, полными ангелов.
Сцены были из жития Франциска.
Но я
